Наверняка муж ее человек не пустой и небедный – вряд ли иначе. Девочка-то с головой. И детки славные, и дом полная чаша. И все у нее хо-ро-шо. У таких девочек все должно быть хорошо. Просто обязано!
Ну и дай ей бог! Обиды прошли давно. И осталась только светлая печаль и светлая нежность.
Лучшая из его женщин. Лучшая. Самая нежная и самая желанная.
Как говорится, спасибо, что была!
И на лбу у нее все та же метка – неровное, рваное пятнышко, крошечная ранка, четко посередине тонкой, красивой брови. Память о том августе и о ее смешной болезни. Пятнышки – они ведь никуда не исчезают. И ранки, кстати, тоже.
Через полгода Андрей сошелся с хорошей женщиной. Тихой, терпеливой, выносливой – как все эмигранты.
И даже зажил с ней по-семейному.
Словом, все у него было хорошо. Ну, или почти хорошо.
Марина
Стоячее болото, а не жизнь. Ни шатко ни валко, как говорится. Все в полусне, все на автомате. Иногда она, словно очнувшись, вдруг думала: «И это моя жизнь? Единственная, богом данная, бесценная и прекрасная? И я проживу ее так? И вот для всего этого, рутинного, безрадостного, однотонного, я родилась на белый свет? Только для того, чтобы тянуть всю эту тягомотину, эту резину, топтаться в этом тухлом болоте, которое засасывает медленно, не спеша, словно издеваясь надо мной. Это не я распоряжаюсь своей жизнью, а какой-то невидимый враг, дурная сила, отчего-то так невзлюбившая меня».
Даже у зеркала она теперь не задерживалась – взмах расчески, мазок туши на ресницы, помада? Да нет, достаточно.
Тетки на работе обсуждали свои и чужие жизни – те, кто постарше, детей, зятьев, невесток, внуков. А молодые шушукались по углам, шептались, бледнея или краснея лицом и сверкая расширенными, горящими глазами.
Витали и слухи: «Танечка из бухгалтерии ушла от мужа. И подумайте, к кому! К мальчишке, младше ее на восемь лет! И это притом что у нее двое детей!» Танечку осуждали, обсуждали, придумывали всякие небылицы, а когда сталкивались с ней в столовой или в коридоре, завидовали – Танечка не шла по земле, а летела. С абсолютно отрешенным видом. И на взгляды и сплетни ей было совершенно наплевать. А в глазах ее отражался свет любви.
Или вот Карина Ивановна из кадров. Вообще смех! Завела интрижку с экспедитором Ваней. А у самой дома муж, сын, сноха и внук. А Карина Ивановна шла по коридору как лебедь белая. Не шла, а плыла, плавно покачивая пышными бедрами. И на ее губах чуть заметно играла загадочная и нездешняя улыбка.
А еще Клара из Марининого отдела всегда торопилась с работы, первая хватала телефонную трубку, и у подъезда ее частенько ждала машина, в которую Клара впрыгивала, словно пятнадцатилетняя девочка, – легко и изящно. Лариса Кротова мучилась и страдала оттого, что никак не решалась уйти от мужа к любимому. Ларисину жизнь обсуждали всем отделом. Проводился референдум: кто лучше? Законный Кротов или возлюбленный Рыбкин? Получалось, что хорош и один и другой. Одинокие дамы привередливой Лариске завидовали, а она, уставившись в окно, размышляла. А после вслух делилась соображениями.
Была еще Светлана Замицкая – умница, красавица, к внешности кинозвезды прилагались отличные мозги. Светлана ходила в вечных любовницах какого-то загадочного господина. Господина никто не видел, фантазии разыгрывались витиеватые, а умница Светлана ни с кем не делилась, еще больше раздражая любопытную публику.
Марину называли Снежная королева и Несмеяна. Она про это знала, а вот опровергать не собиралась. Только иногда про себя усмехалась: «Да что вы про меня знаете? Глупые курицы! Это я-то Несмеяна? Я Снежная королева? Хотя сейчас, наверное, вы, увы, правы. Только во всем этом я не виновата. Это все она, дурацкая жизнь. И еще – сложившиеся обстоятельства. Еще, кстати, более дурацкие».
Однажды в курилке молчаливая Светлана тихо ей сказала:
– А ты ведь красавица, Мариша! Только в глазах у тебя… Заглянешь – застрелиться хочется. Не пробовала ничего изменить? Женская жизнь – это ведь как забег на короткую дистанцию. Или как выстрел из сигнальной ракеты – вспыхнула и погасла!
Марина пожала плечом, выкинула сигарету и пошла прочь.
Больше Светлана с ней разговоров не заводила. И на том спасибо.
А ведь Света права! Не жизнь у нее, а… Замуж вышла по-дурацки. Молодость свою проживает идиотически.
В общем, тоска… И это еще очень мягко сказано.
* * *
Это случилось в один из февральских и очень морозных дней. Марина влетела на работу, снимая на ходу дубленку и шапку. Черт, опоздала!
Она глянула на часы и на вахтера Филатова. Филатов отвел глаза. Но все знали – Филатов постукивает начальству.
Бегом по коридору, бегом. Начальница Вера Ивановна обожала проинспектировать поутру кабинеты. Вот чуть-чуть, поворот, и я на месте! Может, еще успею до прихода неспящей и бдительной Веры. Судачили, что у Веры бессонница, и на работу она является за час до начала. К тому же Вера Ивановна была женщиной одинокой – завтраком кормить некого, чистую рубашку подавать тоже. Да и с работы спешить ни к чему. Одинокая и немолодая начальница – кошмар и ужас подчиненного!
У самой двери в свою комнату она налетела на молодого и незнакомого мужчину в белом, крупной вязки, с деревянными пуговицами свитере. Мужчина был так высок, что даже немаленькая Марина уперлась носом в деревянную пуговицу.
– Простите, – пролепетала она и подняла на него глаза.
Потом, вспоминая их первую встречу, она по секундам пыталась восстановить ход событий.
Бежала, затормозила, вернее, налетела. Уткнулась. Попала носом в пуговицу. Подняла глаза и…
Пропала. Пропала сразу, что сразу и поняла. Замерла. Окаменела. Зазвенело в голове. Забухало в груди.
Что-то залепетала, отшатнулась, покраснела – словно залило горячей волной.
Он усмехнулся и ответил:
– Бывает. – И пошел прочь.
А Марина, обернувшись ему вслед, долго стояла с открытым ртом – шапка в руке, дубленка по полу.
Очнулась, когда из кабинета вышла Лариска.
Та внимательно посмотрела на нее, потом вслед уходящему мужчине, тяжело вздохнула и сказала:
– Забудь. Не про тебя птица.
– Почему? – прошептала Марина.
– По кочану, – ответила Лариска. – Разведен, развод был кровавый, бывшая – стерва еще та. Дочь какого-то высокопоставленного папаши. Еле вырвался, – она кивнула вслед мужчине, – остался на бобах. Гол как сокол. На баб смотреть не может. Так его женушка достала. Да к тому же, – Лариска усмехнулась, – ты что, не знаешь? Он же у нас на место Верунчика!
– Откуда информация? – спросила Марина.
Лариска небрежно махнула рукой.
– Я его младшего брата знаю. Отсюда и информация. В курилку пойдешь?
Марина медленно покачала головой.
– Ну-ну, – вздохнула Лариска. – Хочешь совет? Приди в себя. А то костей не соберешь. Ишь, замахнулась! Он же красавец нереальный! – И покачивая от возмущения головой, двинула к курилке.
Все оказалось правдой. Светловецкий, так звали нового начальника, жил на съемной квартире и тосковал по сыну, с которым его разлучили.
Лариска все, конечно же, тут же растрепала – за ней не задержится. Марину, находящуюся в перманентном ступоре, внезапно похорошевшую, румяную, с нездорово горящими, словно температурными, глазами, натыкающуюся на предметы, бьющуюся об углы, растерянную и неловкую, кто-то жалел, а кто-то откровенно или скрыто насмехался.
Только Светлана смотрела на нее с сожалением и какой-то жалостью, что ли.
А Марина пребывала в пространстве, словно в космосе. Или в самолете, готовом к падению – резкому и внезапному. Тому, что именуется катастрофой. То ей не хватало воздуха, то начинало болеть сердце. И все же женщины от любви не только умирают, но и расцветают. И Марина расцвела! Расцвела так, что вслед ей снова стали оборачиваться остолбеневшие мужчины всех возрастов.
Влюбленная женщина несет тайну, загадку и какую-то неприступность, пугающую и притягивающую мужчин.
Денис разглядывал жену с опасением.
Это была новая Марина. Новая, странная, еще более чужая, чем раньше. Еще более недоступная, заманчивая и… прекрасная.
И теперь ее муж окончательно понял, что эта женщина не будет принадлежать ему никогда. Переверни мир – а не будет!
Потому что цвела она не для него. Светловецкий был сдержан, даже почти суров – коллектив женский, бабы, естественно, активизировались и пытались обратить на себя внимание. А они для него были одной сплошной и монотонной толпой – даже в лицо он различал их не очень.
Ни про что такое, что называется «отношениями», он и думать не мог. Так далась ему семейная жизнь и последующий развод – не приведи господи!
Он никак еще не мог отойти от скандалов, оскорблений и унижений – бывшая супруга от души постаралась «отпустить» его полностью деморализованным, растоптанным и разбитым. Никто и не подозревал, что этот красивый, здоровенный и хорошо одетый молодой мужик абсолютно пуст внутри – выпотрошен до дна, обессилен, истощен душевно и физически. И для него подумать даже о мимолетном романе – не просто смешно, а прямо-таки страшно.
