— Будем считать, что тот, кто решился на такое, сам не сознавал, что делает — продолжала Валентина Сергеевна, — Но на будущее учтите: это очень и очень некрасиво! Я не хочу употреблять более обидных слов.
— А как же мы будем играть? — спросил Колька тетки Татьянин.
И все погрустнели.
Валентина Сергеевна сдвинула брови, потом расправила их. А когда она вот так расправит брови, чуть вскинув их, глаза у нее бывают до того радостными, что кажется: вдруг счастье к человеку привалило…
— Вот что, мальчики! — сказала Валентина Сергеевна. — Турнир мы пока приостановим. Завтра колхозное собрание. Я уже наметила кое: что попросить у председателя. Попросим еще и мячи, хорошие, с камерами. И будем соревноваться снова! Ну, а теперь… Чем вы думаете заняться теперь?
Петька поглядел на небо.
— Надо домой…
— Обедать пойдете? — спросила Валентина Сергеевна.
— Обедать! — загалдели вокруг.
А через полчаса на сопляковской поляне уже сидели в полном составе — с запасными и дублерами — путешественники, дальше-выше-быстрейцы и богатыри подводили итог соревнованиям.
Рагозинцы удалились за Стерлю и тоже обсуждали свои проблемы.
После непродолжительных дебатов на сопляковской поляне решено было звание чапаевцев присвоить белоглинцам, как набравшим три очка из четырех возможных, богатыри с двумя очками получили право именоваться буденновцами, дальше-выше-быстрейцы — котовцами.
А для рагозинцев звание белогвардейцев показалось даже снисходительным. Постановили считать их белогвардейскими фашистами.
Буденновцы и котовцы разошлись по деревням, а чапаевцы некоторое время еще разрабатывали план мщения рагозинским фашистам. Но ничего реального придумать не могли.
Колька тетки Татьяйин предлагал даже совершить партизанский налет на деревню. Но налететь легко, а как вылететь потом?..
Решили ждать удобного случая.
Собрание
На другой день перед началом общеколхозного собрания на почтительном расстоянии от правления собрались толпой почти все вчерашние футболисты.
Председатель Назар Власович Курдюков, бывший кавалерист, вечно озабоченный, вечно злой на кого-то, вечно спешащий на своем Нептуне из одной деревни в другую, в выцветшей на солнце гимнастерке, в галифе с выцветшими лампасами, проходя к правлению, снял фуражку, почесал затылок, задумчиво поморщил лоб и, свернув с уложенной битым кирпичом дорожки, приблизился к футболистам.
Футболисты на всякий случай отступили.
Отношения между футболистами и Назаром Власовичем были натянутыми. Ругаясь на чем свет стоит, он часто ловил их либо с костром в сушняке, либо на потраве, либо за коллективным набегом на поле кормового турнепса. Этот коровий турнепс футболисты отлично ели сами. Кроме того, Назар Власович считал, что все собрания у него и все заседания правления проходят на самом высоком уровне. Лишь футболисты, просачиваясь в толпу взрослых, лишают эти мероприятия должной серьезности.
— Если хоть один… — движением вытянутого пальца сверху вниз отрубая слово от слова, проговорил Назар Власович, — хоть один заберется в правление… Сниму штаны… И крапивой, крапивой, крапивой… Ясно?
— Ясно, — ответил за всех Никита.
Назар Власович повернулся, чтобы уйти, потом остановился опять, недоверчиво оглянулся, сорвал кустик крапивы из-под ног и для большей убедительности показал его футболистам. Переспросил:
— Ясно?
— Ясно, — с готовностью повторил Никита.
Как только председатель скрылся в правлении, футболисты, пригнувшись, чтобы не видно было из окон, короткими перебежками оцепили правление и уселись на завалинке под распахнутыми окнами.
Собрания проходили так.
Назар Власович объявлял первый вопрос повестки дня, постепенно повышая голос из-за нарастающего в помещении шума, разъяснял, в чем суть вопроса, и, обхватив голову руками, садился за стол. Начинались прения. Кто-нибудь выходил к трибуне, остальные высказывались с мест. Тут можно было всякого наслушаться. Говорили обыкновенно не по вопросу, а, заглушая друг друга, кто во что горазд: каждый о своем.
Потом, пошумев минут двадцать, все умолкали наконец.
Тогда председатель объявлял:
— Голосуем.
И все поднимали руки. Назар Власович тыкал пальцем в бумагу перед бухгалтером Епифанычем:
— Пиши. Принято единогласно. — И объявлял следующий вопрос повестки дня. Все начиналось сначала.
Решения всегда принимались единогласно. Споры шли о чем-нибудь другом. Анюта Рагозина, к примеру, ругала правление, что ей вместо обещанной коровы подсунули нетель. Председатель кричал, что корова еще отелится и что, между прочим, надо ее в стаде пасти, а не на колхозном клевере. Дарья Курдюкова жаловалась, что Филипп отнял у нее вилы на ферме, говорит, что это вилы конюшенные. Филипп клялся, что это именно так и есть, а заодно кричал, что овса дают лошадям — курам на смех. Кто когда выпил, кто когда не вышел на работу, почему не вовремя запахали Волчью луговину, кого председатель оскорбил словом, кто оскорбил председателя, будут ли новорожденные в деревнях и у кого, — на собрании можно было узнать все.
В этот раз на повестке дня стояло три вопроса: отделение новых выпасов для частного скота, прополка турнепса и подготовка к уборочной.
Собрание длилось четыре часа. И когда все высказались обо всем, когда приняли единогласное решение по последнему вопросу, Назар Власович, махнув рукой, объявил:
— Все.
Загремели лавки. Но требовательный голос Валентины Сергеевны остановил колхозников.
— Как все?! — возмущенно спросила Валентина Сергеевна. — Я же просила вас дать мне слово!
— Ах, да! — вздохнул Назар Власович. — Тут школа имеет что-то сказать… Одно мгновение…
Петька заглянул в окно и увидел, что председатель устало поморщился.
— Товарищи! — сказала Валентина Сергеевна. — У всех у вас есть дети… Я к вам с просьбрй…
И Валентина Сергеевна заговорила о том, как неправильно проводят школьники свой досуг, намекнула на самовольное путешествие адмирал-генералиссимуса, на драку у Стерли, о которой кто-то донес ей, на скуку, что одолевает мальчишек. (Футболисты изобразили на лицах скуку). Нужно, чтобы были походы, сказала учительница, чтобы были костры, были игры… В итоге потребовала у правления денег на палатки, на мячи, на волейбольную сетку, на…
Председатель не дал ей договорить. Схватившись обеими руками за грудь, Назар Власович воскликнул:
— Мы новую молотилку не можем купить, коровы голодают в стойлах, а вы нам про сеточки! Плетка им нужна, а не сеточки!..
Что ответила ему Валентина Сергеевна и как среагировал на это зал — ни буденновцы, ни чапаевцы не слышали. Все повскакали на подоконники, двое, не выдержав напора сзади, даже упали в зал, и разом загалдели все:
— Как это плетка!.. Нам мячи нужны!.. Всегда вот так!.. Кричать только!.. Это вам не на нас кричать! Это на Валентину Сергеевну!.. Вас бы самого плеткой!..
В зале грохнул хохот. Учительница растерялась.
Назар Власович метнулся по сцене в поисках крапивы, но крапиву он потерял — он всегда терял что-нибудь. И, взмахнув кулаками, закричал:
— Цыц, вражье племя! Цыц, я говорю! А иде ж то палка моя?! — рванулся к окнам. Футболисты посыпались на землю. — Ладно! — загремел Назар Власович. — Достану я вам палатку! Выменяю! Душу свою отдам, а выменяю у мэтээса! Но чтобы я их здесь духу не видел! Епифаныч! Дай им денег на сетку! Дай им денег на мячики! Пятнадцать рублей!
— Мало! — воскликнула Валентина Сергеевна.
— Двадцать пять!..
— Мало! — взмолилась учительница.
— А-а! — застонал Назар Власович. — В общем, дашь им сколько хотят! — И тут же добавил: — На два мяча — хватит. Отработают потом на колосках!
— Ур-ра! — заорали под окнами.
— Окна закройте! — словно на последнем дыхании прокричал Назар Власович.
Новый вызов
Адмирал-генералиссимус, вспомнив о распорядке дня, проснулся рано. Побежал, разбудил Никиту.
Сделали физзарядку, нырнули положенное количество раз, одолели пятикилометровку, когда из лесу выскочили индейцы во главе с белокожим, рыжим папуасом.
Индеец Мишка размахивал дротиком, у индейца Владьки было духовое ружье. Без пуль, как выяснилось позже.
— Давайте соревноваться, — сказал Мишка, — кто лучше кидает дротик.
Петька достал из-под одежды, лежащей на траве, свистульку и просигналил Никите: «Посмотрим». Стали соревноваться.
Когда Мишка взмахивал дротиком, лопухи на его бедрах разлетались в стороны, и можно было видеть, что индеец все-таки оставил на себе вполне современные трусы. У Владьки лопухов было больше, и совсем он одичал или не совсем — разглядеть было труднее.
