— Честное слово! — захныкал авангард.
Никита и Петька не оглядывались. В клубе так и так драки не будет. Года полтора назад не выдержали — сшиблись и всей толпой были изгнаны из клуба. Додрались на улице. А потом сидели у окон на траве и слышали только музыку да взрывы. Шел фильм «Два бойца».
Рагозинцы галдели целый час, вспомнили и про «белоглинскую шпану», и про облаву на рыжих и очень туманно заявили, что путешественников у них в Рагозинке сколько угодно, что даже один у них сбежал в Турцию, воевать… Но уж это было такое вранье, что не стоило на него отвечать.
С час рагозинцы галдели стоя, размахивая кулаками у самых белоглинских носов, потом кто-то сообщил, что приближаются курдюковцы. Рагозинцы быстро втащили лавки, заняли ряд с половиной за спиной белоглинцев и стали галдеть сидя.
Курдюковцы понимали, что явились с запозданием, и не галдели. Следующими расселись туринцы. Туринцы вообще не скандалили. Пока они узнавали о предстоящем сеансе, лучшие места всегда бывали уже занятыми.
За час до начала пришел Володя-киномеханик. Собрал у представителей деревень деньги за все общество и стал у входа. Начали прибывать взрослые. Потом, когда стало темнеть, Володя доверил билеты Федьке дядьки косого Андрея, сам в несколько минут установил динамо, и под жужжание мотора в клубе зажглась над киноаппаратом электрическая лампочка. На электрическую лампочку, как и на экран, тоже можно глядеть без конца. Будто подмигивает она и будто разговаривает с тобой.
Эта лампочка и погубила белоглинцев. Лампочка да еще то, что на лавках для десяти — двенадцати человек они уселись все двадцать пять, и потому сидели, как сжатая пружина.
Неожиданно упереться ногами в зад впереди сидящего и столкнуть его с лавки, а самому в том же рывке усесться на его место — прием этот был не новым, но употреблялся он обыкновенно в самом начале сеанса, когда гасла лампочка, но еще не вспыхивал экран. Потом все уже накрепко хватались за свои лавки, и хоть ты десятью ногами упрись — никого не сшевельнешь.
То ли у рагозинцев был уговор с туринцем, что крутил динамо, то ли еще что — лампочка вдруг погасла прежде времени, и в тот же миг сработала закономерность напряженной пружины: все белоглинцы очутились на полу. Свет опять вспыхнул через несколько секунд, но к этому времени в первом ряду уже сидели рагозинцы, во втором — рагозинцы и курдюковцы, в третьем — курдюковцы и туринцы. На первой лавке из белоглинцев остался один Колька тетки Татьянин, который вообще ни на мгновение не переставал держаться за свое место. Однако, увидев, что остался в одиночестве, Колька сам спешно покинул драгоценную лавку.
Петька вскочил с полу и ринулся было на агрессоров, но вовремя сообразил, что затевать сейчас драку, на виду у взрослых, — верное средство быть выставленным из клуба. К тому же все ряды теперь были заняты автоматически сместившимися вперед курдюковцами и туринцами.
— Встречу — убью, — пообещал Петька Малыге.
— Молчи, путешественник! — с оттенком уважения обозвал его Васька Малыга.
Петька на минуту забыл о своей загадочности. И, сразу опомнившись, с достоинством отвернулся, с достоинством отошел и сел на полу перед самым экраном. Никита сел рядом. И все белоглинцы уселись вплотную на полу. Ничего не поделаешь — прием был незапрещенный: сел — держись за свое место, не зевай.
Анка снова одерживает победу
Преимущество сидения на полу выявилось очень скоро. События разворачивались перед самым Петькиным носом, и он мог даже участвовать в них. Когда на экране появлялись красные конники, появлялась и Петькина макушка, чуть покачивающаяся в такт аллюра. А рядом появлялись макушки Никиты, Мишки, Владьки, еще чьи-то. С белогвардейцами макушки не хотели иметь ничего общего и исчезали.
Но страсти накалялись мало-помалу, и сначала на полу и в первых рядах поднялся ропот, а затем он перешел в воинственный рев, и когда на экране появился белогвардейский полковник, что-то наигрывающий на рояле, Петька не выдержал, под единодушный крик белоглинцев: «Бей!» — вскочил и, ушибив кулак, заехал толстому белогвардейцу в ухо.
Взрослые не очень любят кино: им каждый месяц подавай новое, тогда они пикнуть не дадут. А тут лишь одобрительно зашумели, чего, впрочем, Петька расслышать не мог. Его поступок воодушевил впереди сидящих: все разом повскакали с мест, все заревели громче прежнего:
— Бей гада!
И град сногсшибательных ударов обрушился на то место, где должен был восседать толстый полковник, поскольку сам он в это время замелькал уже на спинах и затылках белоглинцев. Кто-то разок даже двинул Никиту между лопаток по внезапно появившемуся там лысому черепу полковника.
Страсти сорвали с первого ряда рагозинцев. Но Петька и остальные белоглинцы вовремя обернулись и, разгоряченные боем, с успехом сразились на два фронта.
Малыга отлетел на свое место под тот же возглас: «Бей белогвардейцев!» Но тут в углу экрана мелькнула бородатая физиономия денщика, и белоглинцы разом плюхнулись на пол, разом стихли из уважения к солдату.
Новая волна страстей начала разрастаться уже после того, как денщик сдался в плен.
«Психическую, говоришь? — переспросил Чапаев. — Ну, что ж…»
И все в зале закричали:
— Давай психическую!..
— Давай!..
И залился тоненьким смехом Борька конопатый.
— Давай психическую, белятина! Беляки «дали» психическую.
И когда еще только появились у горизонта ряды белых офицеров, все кричали:
— Не стреляй, Анка!..
— Ближе подпускай гадов!
Но едва ряды офицеров надвинулись близко, все в напряженной тревоге замерли. «Может, все-таки пора уже стрелять?..» Мало ли что удалось в прошлый раз. Ведь вон они уже совсем рядом и — нога в ногу — не дрогнут!..
— Стреляй, Анка! — почти со слезами попросил кто-то из второго ряда.
И Анка нажала на гашетку.
Крик облегчения вырвался в рядах перед экраном:
— Ур-ра!..
А потом появился Чапай в бурке, и белоглинцы замахали руками перед экраном, настигая невидимыми шашками удирающих беляков.
— Молодец, Анка!..
— Бей белогвардейцев!..
— Ур-ра!..
Двадцать четыре Чапая и один Петька-ординарец
Сеанс закончился во втором часу ночи.
Из клуба выходили последними. Туринцам добираться было далеко, и они сразу отправились домой. Курдюковцам тоже далеко. А рагозинцы должны были ждать соперников у входа, но, к удивлению всей Белой Глины, рагозинцев у входа не оказалось. Это встревожило белоглинцев. Опять сомкнувшись в боевой кулак, они двинулись по направлению к своей деревне. Однако спор по поводу того, мог ли еще выплыть Чапаев или не мог, разгорался все яростней, и наконец победила надежда, что умный Чапай лишь нырнул как следует и вынырнул где-нибудь под кустами у противоположного берега… Тревога за гибель комдива улеглась и, стихийно рассыпавшись в цепь и размахивая руками, белоглинцы ринулись по склону горы к Стерле. Все кричали:
— Ур-ра! Я Чапай!
Даже Колька тетки Татьянин кричал: «Я Чапай!» Один только Борька конопатый, сознавая, что ему еще рано претендовать на такое высокое звание, придерживая левой рукой сползающие трусы и воинственно размахивая правой, торопился сообщить всем, что он Петька-ординарец.
— А я Петька! А я Петька! — повторял он в ответ на выкрики «Я Чапай!», спеша забронировать за собой хоть это достойное звание.
Но до окончательного выяснения, кто есть кто, не дошло.
Разом остановились впереди бегущие, и двадцать четыре Чапая с одним ординарцем в подчинении опять сомкнулись.
Из осинника справа от дороги вылетели рагозинцы.
С криками «Бей беляков!» они окружили белоглинцев и, торжествующе размахивая палками, хотели оттеснить их с дороги.
Белоглинцы не отступали.
— Хотите в психическую, офицерье? — спросил Васька Малыга.
— Сами вы офицерье! — сказал Владька. — Ночью нападаете!
— А мы не ночью — мы из засады! — выкрикнул авангард.
— Ночью! Ночью! — дружно отозвались младшие белоглинцы.
Васька Малыга взмахнул палкой.
— Боитесь чапаевской шашки!
— Такими шашками у нас коров пасут… — заметил начальник штаба.
Белоглинцы захохотали.
Васька замахнулся было, чтобы от болтовни перейти к бою.
Петька нагнулся, схватил из-под ног булыжник и шатнул навстречу.
— У вас шашки, у нас гранаты!
Мишка тоже схватил камень, и все белоглинцы схватили по камню.
— У нас гранаты! У нас гранаты! — повторял Колька тетки Татьянин.
Рагозинцы невольно чуточку отступили. А белоглинцы заняли круговую оборону.
— Если вы камнем — мы вас тоже камнем! — закричали рагозинцы.
— А мы вас из духовки! — ответил Мишка.
— Струсили! Струсили! — закричали со всех сторон.
