Я было потянулся к ней, но руки мои налились свинцовой, неподьемной тяжестью. Я было дернулся к девушке, находящейся столь рядом — но ставшей вдруг такой недостижимой! — и ничего не получилось.
Тогда я рванулся к любимой изо всех сил — и проснулся...
Еще темно. Но бодрствующий сотник, прижав палец к губам, дернул меня за руку. Лицо его оказалось совсем близко... Как и обнаженная сабля! Вид у моего спутника на редкость встревоженный — и поняв это, я окончательно пришёл в себя, легонько сжав руку стрельца в ответ. Если Тимофей призывает к молчанию, то явно неспроста!
Оглянувшись по сторонам, обратил внимание, что товарищ мой старательно затушил и разведенный в неглубокой ямке костерок — даже угли не мерцают. Однако... Что же так всполошило стрельца?
Стараясь не шуметь, я достал из-под седла, служащего мне в дороге подушкой, пистоль — и нашарил рукоять меча. При случае смогу стрельнуть и в темноте, на звук — тем более, что не ослепленные светом костра глаза более-менее видят и в ночи...
Треск веток, явственно выдающий чужое движение, послышался на относительном удалении — и все равно заставил меня зябко передернуть плечами. Возможная близкая опасность вкупе с окружающих нас мраком и какой-то неестественной, мёртвой тишиной, в которой столь отчётливо раздаётся треск веток... Убойное сочетание, пробуждающее даже потаенные, совершенно детские страхи перед мистическим!
К слову, непотревоженный ночной лес живет своей жизнью, издавая множество звуков: он вздыхает и говорит с миром криком ночных птиц, шелестом листьев в кронах деревьев, шуршанием грызунов... Но заметив чужака — или чужаков — он замирает в ожидании, тревожно затихая... А значит, треск веток не связан с косулей, лосем или кабаном, ни даже с местным "хозяином"-медведем! Нет, неподалёку от нас по какой-то причине продирается в ночи сквозь дубраву гораздо более опасный хищник.
Человек.
Обеспокоенно фыркнула Стрекоза, заставив меня вздрогнуть — лошади могут выдать нас! И что тогда? Кто этот незнакомец, блуждающий по чаще — или незнакомцы?! Спасающиеся от лисовчиков простые жители — как те бедные женщины, чьи защитники сгинули, и коих мы вчера спасли?!
Или же враги, тати — неважно какого роду и племени?!
Нам повезло: судя по удаляющемуся, пусть и чересчур частому треску веток, незнакомцы или не услышали мою кобылу, или решили не искать в ночи приключений. Облегчённо выдохнув, я сел на развёрнутый плащ, но пистолет решил пока не убирать. Рядом на моё импровизированное ложе опустился и стрелец.
— Не знаю, кто там был, немец, но хорошо, что на нас не вышли.
— Думаешь, много их было?
— Наверняка не скажу, но один или даже двое так не шумят.
Я согласно кивнул:
— Ты прав... Думаешь, лисовчики за нами пошли?
— Не исключаю. Я бы захотел найти того, кто моих соратников так порубал и пострелял. Дай Бог, чтобы страдалицы наши к литовцам второй раз не попались...
И вновь я согласно кивнул, вспомнив испуганные и измученные лица привязанных к собственным телегам женщин... Точнее взрослой женщины в обрывках изодранного на крупной груди платья с бесстыдно заголенными ягодицами в свежих кровоподтеках... И совершенно обнажённой девицы, нательную рубаху которой шляхтичи, глумясь, сорвали — но перессорились между собой на счёт того, кто же будет первым распечатывать девственные "врата" только-только заневестившейся москальки...
Я появился на дороге как раз тогда, когда старшие в отряде ляхи наконец-то разобрались между собой — и самый важный пан уже пристраивал обнажённые чресла к дрожащей девушке; её буквально колотило от страха! Остальные же с вожделением созерцали, спустив штаны... Даже гайдуки и казак не обращали на меня внимания, пока я не поравнялся с ним. Ну а что обращать — лях и лях, мелкий шляхтич, коих у Лисовского тысячи... Но с какой же гремучей смесью страха и отчаянной надежды на меня воззрились жертвы лисовчиков! И отринув все терзавшие меня сомнения, я надежду женщин оправдал в полной мере — в упор разрядив все три пистоля в конных!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ответные пули двух судорожно натягивающих шаровары шляхтичей ушли сильно "в молоко". Слишким резким для них оказался переход от насилия над беззащитными, и дерзким нападением неизвестного!
Мои воспоминания прервал стрелец:
— Правда, люди сказывают, что к черкасам Лисовского и характерники прибились. Те могли бы подобраться к нам незамеченными и совершенно неслышно — но, впрочем, я не верю, что характерники на службу к ляхам пошли.
Я с удивлением посмотрел на сотника:
— Сколько времени провел в Московии — а о характерниках слышу впервые. Кто же это такие?
Тимофей усмехнулся:
— Лучшие среди казаков, небывалой духовной силы и самые крепкие в вере воины. Бают про них разное: кто от пули молитву такую знает, что никогда тебя пуля не ранит, кто от клинка иль от стрелы... Сказывали, что когда черкасы подняли восстание под началом Наливайко, один из отрядов, преследуемый ляхами, остановился в степи: пали лошади. Так вот, среди казаков был характерник: велел он соратникам на колени встать, а имеющиеся копья поднять наконечниками к небу, после чего стал молиться. Черкасы характернику подчинились: во-первых, огромным уважением среди них он пользовался, а во-вторых, в сече с ляхами все одно бы не сдюжили — больно много было панов... Так те, доскакав до молящихся казачков, обошли стороной их и дальше в степь ушли рысями. Как позже оказалось, ляхи увидели перед собой рощу-колок степной! Отвёл им глаз характерник, да как отвёл!
Я лишь скептически хмыкнул.
— Сильно похоже на сказки. Причём детские.
Тимофей усмехнулся в ответ:
— Быль то или нет, что про характериников сказывают, но в войске князя есть казачок. Открыто, что характерник, он не говорит, но все знают, что может он кровь заговорить и рану молитвой затворить... В таком деле без очень сильной веры и чистоты сердца никак нельзя. Вот потому я и думаю, что не могли характерники к черкасам Лисовского и прочим ворам да самозванцам примкнуть... Где чистота сердца — и где служение этой нечисти?
Немного помолчав, я ответил:
— В наших землях такого нет. Но вот на севере италийских королевств — тобишь земель фрязей, если по-вашему — живут землепашцы и пастух бенанданти.
-Бе..ман.. Язык сломаешь! Тьфу!
Сотник аж сплюнул от возмущения, вызвав мою усмешку:
— Так вот, говорят, что во сне бенанданти выходят из собственных тел и сражаются с колдунами и ведьмами. Ну и даром целительским они тоже обладают.
— Чудно.
— Настолько чудно, что привлекли внимание "святого престола". А внимание инквизиции мало когда заканчивается всеобщим праздником с подарками и попойкой... Скорее огнем и пытками.
Стрелец рассудительно заметил:
— У нас характериников никто не трогает. Таких воинов наперечет! Да и нет у нас этой инк...зац... Тьфу ты, что за названия вычурные!
Я только покачал головой.
— Просто радуйся, друг мой, что до ваших земель рука "святого престола" не дотянулась и что вам неведома инквизиция. Ну, а папских иезуитов мы уж как-нибудь остановим!
"Орел" горячо меня поддержал:
— Латинянам в нашу землю хода нет!
Вновь мы замолчали — но тишина показалась мне какой-то тягостной, неуютной, хоть лес вокруг нас и ожил привычными ночными звуками.
— Значит, говоришь, характерники бесшумно ходят?
Немного подумав, прежде, чем ответить, товарищ мой с лёгким вздохом ответил:
— Не только. Бают также, что некоторые характерники вообще в зверей перекидываться могут, в волка, иль лису, иль соколом в небо воспарят! А также погоду поменять... Но если в последнее я ещё верю — святой молитвой и не такие чудеса творятся! — то все остальное уже небылицы ляхов. Как в той истории, когда характерник глаза им отвёл — они ведь так и не поняли, куда черкасы делись! Потому и выдумали, что казаки птицами обернулась или зверьем каким... И про твоих бенендатов точно все выдумали!
