самого начала, но, право же, сегодня искушение было не чета обычным!.. О, боги Света и Тьмы!.. — Он с силой потряс над головой стиснутыми кулаками, давая хоть какой-то выход черному бешенству. — Заставить меня — меня! — стоять и спокойно смотреть, как римская сволочь приколачивает к поганому кресту моего человека!.. Безо всякого на то права, я уж не говорю про то, что все их судилище было чистой насмешкой!.. О, Черные боги Р’лиеха! Я даже и к вам не побоялся бы воззвать, дабы навлечь погибель на палачей!.. Я клянусь Безымянным, что многие умрут в муках, расплачиваясь за то, что сегодня произошло!.. Самый Рим вскрикнет, как женщина, наступившая впотьмах на гадюку!..
— Он ведь узнал тебя, хозяин, — сказал Громм.
Его господин опустил голову и закрыл руками лицо, пряча исказившую его гримасу жестокого страдания.
— Эти глаза будут. преследовать меня до смертного часа, — выговорил он глухо. — Да, он узнал меня... И почти до самого конца бедняга надеялся, что я как-нибудь исхитрюсь его выручить. О, боги и демоны!.. Неужели Рим так и будет казнить мой народ у меня на глазах?!. Если я допущу это, значит, я не вождь, а последняя собака, которую...
— Во имя всех богов, тише, хозяин!.. — испуганно воскликнул Громм. — Если бы римляне пронюхали, что ты и есть Бран МакМорн, они бы тебя сразу на крест привесили рядом с тем парнем...
— Что ж, скоро им в любом случае предстоит узнать, что к чему, — угрюмо ответствовал вождь. — Слишком долго я торчал здесь в обличье посланника, подглядывая за своими врагами. Они вздумали поиграть со мной, эти римляне, прячущие презрение и насмешку за якобы утонченной издевкой! Рим окружает варварских посланников всяческой заботой, нам предоставляют отменные жилища, потворствуют любой нашей прихоти, будь то женщины, вино, золото или азартные игры. Но сами при этом над нами смеются. Их гостеприимство — оскорбление! А иногда, вот как, к примеру, сегодня, скрытое презрение вылезает на поверхность, уже не прячась за внешним лоском... Ха! Я насквозь вижу все их ловушки. Я всегда умел сохранить невозмутимость. Я молча глотал намеренные оскорбления... Но это!.. Клянусь всеми демонами преисподней, это превосходит все, что дано выдержать человеку!.. Мой народ надеется на меня... И если я его подведу... Если я не оправдаю чаяний даже одного человека... даже самого распоследнего в племени... Если не я, то кто им поможет?.. К кому им обратиться за помощью? Нет, во имя богов!.. Я отвечу на все насмешки и подначки римских собак черной стрелой и отточенной сталью!..
— А вождь с перьями на голове? — спросил Громм. Он имел в виду военного управителя, и его гортанный голос прямо-таки дрожал от кровожадной ярости. — Он тоже умрет?
И Громм быстро обнажил стальной клинок.
Бран нахмурился:
— Легче сказать, чем сделать. Да, ему следует умереть. Но как с ним расправиться? Германская стража день-деньской торчит у него за спиной, а ночью караулит все окна и двери. Благо, врагов у Суллы хватает, как среди самих римлян, так и среди варваров. Немало бриттов с радостью перерезали бы ему глотку...
Громм ухватился за одежду Брана, что-то нечленораздельно бормоча. Его свирепое рвение намного превосходило способность облекать свои мысли словами.
— Позволь мне, хозяин!.. — выговорил он наконец. — Моя жизнь ничего не стоит. Я прирежу подлого пса даже посреди всего его войска!
Бран ответил улыбкой не менее кровожадной, чем его собственная. И хлопнул Громма по плечу с такой силой, что более слабый человек просто не удержался бы на ногах.
— Нет, старый драчливый пес, — сказал он. — Ты слишком мне нужен! Незачем безо всякого толку отдавать им твою жизнь. И потом, Сулла с первого взгляда распознает твои намерения, и дротики его тевтонов пронзят твое тело еще прежде, чем ты доберешься до негодяя. Нет, этого римлянина поразит не кинжал, ударивший из темноты, не яд в сосуде с вином и не стрела из кустов при дороге...
Вождь отвернулся и вновь заходил по комнате, на сей раз — задумчиво склонив голову. И постепенно его взгляд затопила непроглядная тьма придумки столь жуткой, что он даже не решился вслух поделиться ею с Громмом, замершим в напряженном ожидании.
— Пока я торчал здесь, в этом богами проклятом нагромождении глины и мрамора, я начал худо-бедно разбираться в хитросплетениях римской политики, — сказал он. — Если возле Вала начнется заварушка, Тит Сулла, как управитель здешней провинции, должен будет поспешить туда во главе войска. Вот только сомневаюсь я, что он именно так и поступит. Не-ет, он не трус. Просто, как бы ни был храбр тот или иной человек, он все же стремится избегать некоторых вещей. У каждого живет внутри свой собственный страх... Вот и он все время посылает вместо себя Кая Камилла. Пока тихо, тот исправно обходит дозором западные болота, чтобы бритты поменьше совались через границу. А Сулла садится вместо него в Башне Траяна. Ха!..
Он круто развернулся, стальные пальцы стиснули плечи Громма:
— Вот что! Бери-ка рыжего жеребца и во всю прыть дуй на север. Да так, чтобы под копытами горела трава! Скачи к Кормаку из Коннахта и скажи ему: пусть устроит на границе изрядный переполох! Пусть не скупится ни на мечи, ни на огонь!.. Пусть даст своим диким гэлам в полной мере насытиться смертоубийством!.. Чуть позже и я к нему присоединюсь. Только сперва обстряпаю одно дельце на западе...
Черные глаза Громма выразительно засверкали, корявая рука дернулась в непроизвольном жесте, исполненном мстительной ярости.
Бран вытащил из-под куртки тяжелую бронзовую печать...
— Вот эта вещь, — сказал он, — заключает в себе мое право посланника. С нею я вхож к любому римскому двору. Она откроет тебе все двери — отсюда и до самого Баал-дора. А если какой-нибудь чиновник уж очень начнет к тебе приставать... Держи!
Подняв крышку окованного железом сундука, Бран вытащил небольшой, но тяжелый кожаный мешочек и вложил его в ладонь своего воина.
— Когда ни один ключ не подходит к замку, попробуй воспользоваться золотым! — произнес он с усмешкой. — Ступай!
Правитель варваров обошелся без длительных церемоний, прощаясь со своим диким подданным. Громм вскинул руку в простом приветственном жесте... и, повернувшись, немедленно поспешил прочь.
Бран же подошел к зарешеченному окошку и выглянул на улицу, залитую лунным светом.
— Только бы дождаться, пока сядет луна! — пробормотал
