— Почему вы так решили?! — Вскричал Иван, вскакивая со стула. — У него нет никаких ключей!
Я даже смутилась. — Понимаете, — тон у меня был извиняющийся и я надеялась, что Василий Поликарпович не обидится, — вет горел в квартире и по телефону кто-то отвечал, а сестра была с вами в таких доверительных отношениях, я и предположила, что она не могла не оставить вам вторые ключи, и сразу подумала, что просто некуда вам было у себя положить гостей…
Старик встал в позу короля Лира — вытянув шею, подняв подбородок, он придал своему лицу выражение оскорбленной гордости.
— Между прочим, у меня двухкомнатная квартира, — сказал он, — просто я той комнатой не пользуюсь, там у меня стоит мебель. Ко мне даже наведывались из бюро обмена, предлагали обменять с доплатой на однокомнатную.
— Вы это поосторожней, Василий Поликарпович, — подал реплику Иван, — всякого жулья сейчас полно. И почему вы мне ничего не сказали? Кто к вам приходил?
— Девушка из бюро, а с ней высокий мужчина в кожаной куртке.
— И что вы им ответили?
— Ответил, что пока обменивать не собираюсь, но подумаю. Они хотели еще раз зайти в эту пятницу.
— Может, и мне прийти?
Старик глянул на Ивана подозрительно:
— Незачем, — сказал он и быстро проковылял в кухню.
— Вот это история, — сказала я огорченно, — ключей у него нет, а свет в квартире горел.
Иван снова сел, любопытные искорки оживили его обесцвеченные алкоголем глаза.
— Не может быть! — Воскликнул он и улыбнулся окрыленно, как улыбается, наверное, страстный любитель кроссвордов, открыв «Вечерку» и обнаружив в ней желанную игру. — Когда это было?
Я пересказала ему все, что знала. Только о фотографии, найденной мной на полу, почему-то умолчала.
— В сущности, все это волновало меня очень мало, поскольку я считала, что у Василия Поликаповича есть ключи. — Добавила я растерянно.
— Надо сейчас квартиру осмотреть, — сказал Иван служебным тоном.
— Конечно.
Мы встали и пошли к дверям.
— Куда вы? — Окликнул нас старик.
— Сейчас вернемся.
— А мне значит нельзя знать, — старик явно обиделся, но Иван намеренно не обратил на него внимания Сейчас он сам чувствовал себя королем положения и униженность старика лишь подчеркивала его собственную высоту. Вообще их дружба напоминала мифологические отношения отца и сына, соревнующихся в перетягивании невидимого каната, и отец дотоле будет жив, пока хоть иногда, но он оказывается в противоборстве сильнее, и сын, чувствуя это, иногда уже и подыгрывает старику-отцу, но порой, осердясь, сам рвется к полной победе, но тогда какая-нибудь случайность все-таки спасает старика от окончательного поражения. Казалось бы смерть отца когда-нибудь должна положить конец их противоборству, но — нет: архетипный их поединок будет вечно продолжаться — тогда уже в психическом пространстве сыновнего мира…
…архетипный — это же слово из лексики Анны — откуда оно у меня?
Узкие глаза старика зажглись желтым азиатским огнем. Он повернулся к нам спиной и стал крутить ручку телевизора.
— Ладаном что ли пахнет, вы не улавливаете? — Спросила я Ивана, когда мы прошли через прихожую и встали, оглядывая большую комнату. — Или увядшими цветами?
Он покачал головой. Лицо его стал сосредоточенным — он словно помолодел.
— Ничего здесь не изменилось?
— Да вроде нет.
— А в спальне? — Мы заглянули и туда.
— И здесь все по-моему так же.
— Пройдите в кухню.
Я прошла. Солнечный луч играл на блестящем боку электрочайника. На клетчатом линолеуме медленно колыхались тени веток, наклоненных к окну Пожелтевший от времени кафель над раковиной оживляли несколько переводных картинок: яблоко, грибы и чашечка…
— И здесь, насколько я помню, все как было.
— Ванная, туалет?
В другой раз его подчеркнуто деловитый тон несомненно рассмешил бы меня: подполковник в отставке, пенсионер, он, как ребенок, был занят важной игрой, которая еще пять лет назад была его профессией. И все мы, взрослые, так, подумала я, а счастлив из нас тот, кому удается всю жизнь играть в любимую игру своего детства. Годовалому малышу нравится копать и тому, кто остался на его уровне (хотя и считается выросшим) приятно работать землекопом; семилетнему мальчишке нравится играть в сыщики-разбойники — и посмотрите вокруг — сколько их, семилетних взрослых, наиболее последовательные из которых так и продолжают прятаться и догонять, а другие просто читают детективы.
— В туалете никто не висит, — пошутила я мрачно, продолжая свои, как мне думалось, схематичные, но остроумные рассуждения. — И в ванной… — Я зашла в ванную комнату— и вдруг по спине у меня пробежали предательские «мурашки». — А в ванной…
— Что случилось? — Иван широко распахнул дверь и заглянул туда сам.
— Понимаете, — я показала на крючок справа от входа, — вот здесь еще несколько дней назад висело махровое полотенце.
— А сейчас…
— А сейчас его здесь нет, — договорила я, оседая на край ванны. Какие точные определения придумал народ, мелькнуло у меня в сознании, ноги и в самом деле — ватные, а голова гудит… гудит… гудит…
Но сознания я не потеряла. Или — на долю секунды. Край ванны холодил мои ноги, а горячая рука Ивана придерживала мне плечо.
— Какая вы худенькая, — наконец сказал он, вздохнув. — Как моя жена в пору нашего с ней знакомства.
Сравнение это подействовало на меня как отрезвляющий душ.
— Вы лучше мне объясните, Иван, что происходит? — Я встала и решительным шагом вышла из ванной комнаты. Надо же, продолжало мое сознание без моего разрешения, ничего не надо придумывать: шаг — решительный, а в голосе — металл, все народ давно обозначил, пора ввести новую часть речи — существительное вместе с закрепленным за ним определением.
— Ну у вас прямо металл в голосе, — сказал Иван. — Но вы — правы. Надо во всем этом разбираться Самый простой вариант, который приходит в голову…
Боже мой, текли мои размышления дальше, мы все говорим штампами. А если говорим — значит, и поступаем штампованно, а если поступаем, то и чувствуем… И Максим-зомби своей ревности, которая у него возникала потому, что ей при таких обстоятельствах полагалось возникнуть.
— О чем вы думаете?
— Да так, — невежливо ответила я — И прибавила: — Пойдемте.
Холодный, сыроватый воздух подъезда заставил меня поежиться. Я стала закрывать замки, потом подняла глаза и глянула на Ивана: и пьяницы с глазами кроликов…
О боже мой! Это не подъезд — это семейный склеп!
29
Уже поползли довольно упорные слухи о романе Филиппова с молодой длинноногой сотрудницей и доползли, разумеется, прямо до Нели. Да, ерунда. говорила она, у него таких длинноногих пруд пруди, тошно со своей Снежной Королевой, вот и греет себе кровь легкими интрижками. Да ничего серьезного, уверяю. Она хитро щурилась, голосом и всем видом как бы намекая, что она-то знает, с к е м у него серьезно — и в зеркало гляделась прямо при любопытствующих. Угадайте-ка — с кем!
Она принадлежала к тому счастливейшему типу женщин, которые не могут предположить наличие страсти к другой женщине у близкого, и даже не очень близкого, мужчины.
Но когда вдруг в приемной появился Прамчук, ласково, как барс, разинул в улыбке рот, демонстрируя вполне приличные для его лет, только редковатые и желтоватые зубы, и поинтересовался, как идут дела, не видно ли, не слышно ли чего, Неля разом смекнула, на что Прамчук намекает и к чему проявляет особый интерес, ответила ему, разумеется, мило и вполне нейтрально, но для себя решила: пора действовать. Если не керосином, то чем-то еще более сомнительным стало припахивать от шефа и его прогулок.
Пора!
Через два дня, а именно в пятницу, сильно надушенная и более художественно, чем обычно, накрашенная, ворвалась она в конце рабочего дня в кабинет к Филиппову, уронила голову на полировку стола и запричитала-зарыдала-застонала: с мужем ой-ей-ей что, а некому душу излить, пожалей меня, бедную бабу, Владимир Иваныч, поехали, дернем коньячка и я тебе! то есть вам! вам! все, все расскажу, как на исповеди!
Он поколебался — но поехал. Образ сочувствующего и сопереживающего руководителя — тоже дело немаловажное. Этому его вкрадчиво научил тесть.
Правда, такси оплачивать не стал — как говорится, рука не поднялась и за кошельком не полез: твое дело, Неличка, так подумал и, выйдя из машины, о ее гладеньких рубликах тут же и позабыл.
Завезла она его в какой-то заводской район, на окраину, где на два дома, облупленных, барачного типа, приходилось по три фабричных трубы. Провела между длиннющими заборами, за которыми все дымилось и тихо, но упорно гудело, нашла крашеный желтым, обшарпанный барак. Возле подъезда торчали два чахлых деревца, их широкие листья были покрыты таких слоем пыли, что Филиппов даже удивился.
