и слёзы градом покатились по его лицу.
– Тёти Иры больше нет, – чуть слышно прошептали его губы. Станислав Петрович приобнял его за плечи и вывел из гостиной. Вероника машинально опёрлась на руку, предложенную ей Олегом Петровичем.
В гостиной остались монахини, которые что-то тихо читали речитативом. Слух девушки ухватил только обрывки их слов, и она решила, что это молитвы, успокаивающие душу.
Они вышли в другую комнату, и тут Вероника вспомнила о деньгах, которые они с Михаилом принесли с собой. Она понимала, что их нужно отдать, но не знала, как это сделать. А Михаил, скорее всего, уже и не помнил о них.
Наконец она решилась и тихо сказала:
– Мы принесли деньги.
– Деньги? – удивлённо переспросил Станислав Петрович.
– Да, вот, – Вероника положила на стол конверт с деньгами. – Это… – она запнулась, не зная, как правильно сказать.
– Я понял, – проговорил Станислав Петрович, – но это совсем необязательно.
– Обязательно! – неожиданно пылко произнёс Михаил.
Братья переглянулись и почти одновременно сказали:
– Хорошо, хорошо.
Михаил сразу остыл и снова погрузился в состояние отрешённости и печали.
Они сидели какое-то время молча. Потом Вероника сказала:
– Я помогу с поминками, я умею хорошо готовить.
– Уже всё заказано, – сказал старший брат, – в кафе.
– Мы ведь не знали, что вы придёте, – быстро добавил младший.
– И потом, – снова заговорил старший, – народу будет много.
– Много народу? – удивился Михаил, выскользнувший из омута своих мыслей – Но ведь у Ирины Михайловны…
– Мы пригласили всех работавших в её магазине. Потом ещё придут старые работники, что перешли к нам вместе с проданными магазинами. Все они хорошо знали Ирину и уважительно к ней относились.
– Да, конечно, – прошептал Муромцев.
– Я так понимаю, что магазин Ирины теперь перейдёт к вам, Михаил. И мы с вами станем партнёрами.
– Я не знаю, – уныло обронил Муромцев.
– Олег, пока не время говорить об этом, – заметил старший брат.
– Пожалуй, – согласился младший.
Вероника потеряла счёт времени и никак не могла понять, сколько времени они уже находятся в доме Селивановой. «И, наверное, придётся остаться здесь ночевать», – подумала она.
И тут раздался голос Станислава Петровича:
– Я думаю, что вам не стоит оставаться здесь ночевать.
Вероника вздрогнула от неожиданности и посмотрела на старшего Артамонова.
– Мы сейчас вызовем такси, и оно довезёт вас до дома. А завтра к восьми или к девяти утра вы приедете. Хорошо?
– Хорошо, – кивнула Вероника.
Михаил по-прежнему оставался безучастным. Через некоторое время подъехало такси, и Муромцев послушно сел в него.
Когда Вероника и Михаил уехали, Олег Петрович сказал:
– Бедный мальчик. Я помню его всегда активным, жизнерадостным. А теперь он напоминает воздушный шарик, который проткнули иголкой и выпустили весь воздух.
– Ничего, – ответил Станислав Петрович, – дело молодое, рана затянется быстро, и жизнерадостность вернётся к нему.
– Да, я надеюсь, что эта милая девочка поддержит Мишу и поможет ему восстановить душевное равновесие.
– А вот нам с тобой с каждым годом всё труднее зализывать раны и смиряться с потерями, – вздохнул Станислав Петрович.
– Слава богу, что у нас с тобой есть семьи, жёны, дети.
– И ещё у тебя есть я, а у меня есть ты.
Они внезапно замолчали. Обоим одновременно пришло в голову, что рано или поздно один из них уйдёт первым, а второй останется один.
Братья Артамоновы не были близнецами, но так уж вышло, что они были как бы двумя половинками одного целого. Они даже никогда надолго не разлучались. И построили один дом, правда разделив его на две половины. На одной половине жила семья старшего брата, на другой – младшего. Но двери между двумя половинами никогда не закрывались. И домочадцы беспрепятственно сновали из одной половины в другую.
Братьям ещё несказанно повезло с жёнами. Женщины сразу же подружились и никогда не ссорились, хотя порой спорили, и каждая отстаивала свою точку зрения. Но в итоге дело всегда разрешалось мирно. В одной ситуации уступала одна из них, в другой другая.
А детям даже в голову не приходило считать себя двоюродными братьями и сёстрами, все они считали друг друга родными.
Всё это братья считали редким везеньем и тщательно оберегали мир и согласие в своей большой семье.
– Послушай, Слава, – сказал младший брат, – я вот думаю, что деньги у них не надо было брать, – он вопросительно взглянул на старшего брата.
Тот согласно кивнул и ответил:
– Олежка, если бы мы не взяли этих денег, то нанесли бы Мише, да и его девочке болезненное оскорбление.
– Наверное, ты прав, – вздохнул Олег Петрович грустно.
– Но выход есть, – быстро проговорил Станислав Петрович.
Младший брат посмотрел ему в глаза и старший продолжил:
– Мы присовокупим эти деньги к свадебному подарку.
– Ты думаешь, что они нас пригласят? – засомневался Олег Петрович.
– А почему нет, – пожал плечами старший брат, – насколько я знаю, у Мишки никого из родных не осталось. А мы ему не такие уж далёкие люди, знает он нас с детства. А теперь ещё, глядишь, и компаньонами станем.
– Пожалуй, ты прав, – согласился Олег Петрович, но на всякий случай всё же уточнил: – А если вдруг всё-таки не пригласят?
– Сами напросимся, – уверенно проговорил Станислав Петрович.
Последние лучи заходящего солнца освещали комнату. Вероника и Михаил лежали на диване, тесно прижавшись друг к другу, и каждый из них думал о своём. Вероника уже начала засыпать, когда Михаил неожиданно схватил её за руку и, склонившись над её лицом, жарко прошептал:
– Ты ведь никогда не бросишь меня? Бубенчик! Скажи, что никогда!
– Миша, что с тобой?
– У меня никого, кроме тебя, не осталось, понимаешь, никого!
– Понимаю, – тихо ответила она и ласково погладила его по щеке своей узкой ладонью.
Он перехватил её руку и прижал к губам.
– Вероника, скажи, что никогда!
– Никогда, Миша, никогда! – Она обняла его за шею и зашептала прямо в ухо: – Я обещаю, что мы всегда будем вместе.
Он выскользнул из её объятий и упал на спину, из-под его опущенных ресниц медленно скатилась слеза.
И Вероника неожиданно остро ощутила боль, которую испытывал он. Ведь у него действительно никого больше не осталось на свете, кроме неё. Это у неё есть он, Миша, мама, папа, бабушка, дедушка, тёти, дяди, двоюродные братья и сёстры. А у Миши никого! И она только сейчас это осознала и поняла.
Вероника поцеловала любимого в губы, а потом положила голову ему на грудь и вскоре почувствовала, как его пальцы нежно бродят в её волосах, перебирая и гладя пряди.
– Ты хороший, – прошептала она тихо, – ты самый хороший.
– И ты самая, самая. Мой Бубенчик. Мой любимый Бубенчик.
Так они и заснули, не отрываясь друг от друга.
Глава 20
День перетекал в вечер, вечер сменяла ночь, а ночь прогоняло прочь утро. Полицейские будни текли равномерно, практически не обращая внимания на то, какое время суток стоит за окном.
Но у старшего лейтенанта Аветика Григоряна иногда появлялись сомнения в том, что время течёт размеренно. Особенно это ощущение неравномерности обострялось у него после бессонной ночи. Хотя, по мнению оперативника, это ощущение должно
