«Оста…ь…дежду вся… сюда…ходящи…»
И почему мы не заметили ее в прошлый раз?! Но ничего. Зато мы теперь сыты, богаты и вооружены ценной информацией.
Но, приоткрыв дверь, мы моментально убедились, что снова стали жертвами чьего-то дурацкого розыгрыша. За дверью было парно, слышался плеск воды, какой-то гомон и хлесткие шлепки березового веника по голому телу.
— Баня! — произнес Лева, мечтательно закатив глаза. — Может, попаримся?
— Некогда! — возразил Лешек. — Дома попаришься.
Попариться и, главное, помыться очень хотелось, но Лешек был прав — времени в обрез. Еще два-три часа и на дворе начнет смеркаться, а мы все еще не выбрались из этого проклятого НИИ. Пришлось с сожалением захлопнуть и эту дверь
— Из серии «физики шутят», — сказал Вольф. — Изначально надпись гласила: «Оставь одежду, всяк сюда входящий».
На следующей двери табличка была из толстого черного стекла, на которой крупным золотым рубленым шрифтом красовалась надпись:
«Первый отдел. Без стука не входить!»
— Знаем мы эти «стуки», — сказал Лева, решительно распахивая дверь.
На этот раз нам повезло. Мы увидели знакомый, освещенный люминесцентными лампами коридор, уходящий в бесконечность. Да, лучшей маскировки для этой двери не придумать! Гораздо действеннее, чем «Посторонним вход воспрещен!». Молодое поколение, может, не знает, что такое Первый отдел? И правильно, пусть лучше не знает, хорошего в общении с ним было мало. Там работали в основном запуганные женщины и недоумки. Главной задачей у них было хранить секреты производства и вычислять тех, кто эти секреты разглашает шпионам и прочим врагам народа. Профессиональное рвение у сотрудников Первого отдела было возведено в такую степень, что разглашателей секретов они видели в каждом, даже в собственной маме. Тот, кто «засветился» в Первом отделе, мог забыть о карьере, а то и вообще собирать теплое белье для отбытия в места, не столь отдаленные. Потому-то общаться с этим отделам мало кому хотелось…
Все, теперь — ходу! Вот она и дыра в сырое подземелье, вот и оставленный нами на хранение рюкзак, вот толстая паутина и проем в тускло подсвеченную огненными бликами даль, откуда доносились голоса:
— Пас!
— Двое нас!
— Два паса — в прикупе колбаса! А может распасы?
— Ну вас в пень, взял на раз. Эй! Эй! А ну стой, кто идет!
— Да свои, свои! — ответил за всех нас Вольф.
В проеме показались мохнатые лапы и блеснули четыре из восьми глаз.
— А, это вы. Ну как, все успешно?
— В лучшем виде!
— Так-так. Чего несете?
— Ничего.
— Так я и поверил. Этим ходом только несуны и пользуются. Кому повезет — тот проскочил, а кому не очень — так сразу в преисподнюю. Последним тут по весне один бородач выносил какой-то брелок, навроде того, — он указал на меня педипальпой, — что у тебя в заднем кармане.
— Эй, ты ползешь, нет?! — послышались голоса из черной дыры
— Да, да, сейчас! Ну ладно, давайте, пока! Заходите еще.
— Обязательно.
Лапы и глаза исчезли в дыре. Вскоре оттуда раздался глубокий стон.
— Черт возьми!.. Да нет, не ты!
— А кто, я?
— Нет! Блин! Ну и прикуп! Ну кто так сдает!
— Все ясно! Клиент без лапы!
— Без лапы, без лапы.
— Так как, будем фишку тереть?
— А как же! Сталинград!
— Нас не спросили.
— Чей заход?
— Мой!
— Поехали! Эх, ну вас в пень! Пейте, пейте мою кровушку!
Послышалось шлепанье засаленных карт по столу, кряхтение и сопение. А мы уже двигались сырым подземельем в сторону выхода.
— Что за галиматью они несли? — спросил Лешек. — За что ему лапу оторвать хотели?
— Преферанс, — ответил я. — Игра такая. Будет время, научу.
— Там что, серьезно лапы отрывают?
— «Без лапы» — значит без взятки, сленг такой. Долго рассказывать. Потом объясню все подробно.
Белый свет ослепил нас после темного подземелья. Даже, несмотря на то, что солнце, отправляясь на покой, уже опускалось к лесу. Теперь можно и спокойно рассмотреть нашу добычу. Коробка как коробка, светодиодики, стрелочные индикаторы, кнопка с надписью «пуск», диск, похожий на номеронабиратель от старого телефона и пиктограммы, изображающие тучку, дождь, солнышко, порыв ветра и т. д.
— Ну-ка, что за агрегат, — заглянул мне через плечо Лешек. — И с этой штукой можно управлять погодой? Давайте дождик сделаем, а?
— Не надо, — сказал я, убирая прибор. — Ну что, ноги в руки и вперед? Или тут заночуем?
— Друзья мои, — пафосно начал Вольф. — Ведь мы не так далеко от Кощеева царства.
— Ну и что? Ты собираешься наведаться в гости?
— Пока что нет, я о другом. В этих местах должны действовать АГЗУ. Ведь не зря же мы купили ковер-самолет.
— В самом деле, — согласился Лева. — Надо попробовать.
Ковер был извлечен из рюкзака и расстелен на траве. В принципе ковер как ковер, примерно три на четыре метра. Только по его поверхности были пришиты какие-то лямки, а на одной короткой стороне помещался небольшой стержень с приделанными к нему двумя стропами, вроде как вожжи. Да, возле каждой пары лямок были еще вшиты надувные подушечки. Вольф надул одну из них, ту, что ближе к стержню с вожжами, сел на нее, а согнутые колени просунул в лямки. Тот, кто сплавлялся по горным рекам на спортивном катамаране или на каноэ, знает такую посадку. Ну, а кто не сплавлялся, пусть напряжет воображение и представит себя стоящим на коленях и пятой точкой упирающимся в подушку. Лямки при этом плотно обхватывают бедра (бедро — это часть ноги от коленного до тазобедренного сустава, а вовсе не задница, как думают некоторые). Мы последовали примеру Вольфа, надули себе седушки и подогнали под свои габариты лямки. Всего на ковре было восемь посадочных мест и еще пространство посередине для размещения груза.
— Все готовы? — спросил Вольф.
— Все!
— Ну что, попробуем, помолясь?
Он повернул стержень и потянул на себя вожжи. Ковер стал жестким, как лист фанеры, и начал плавно подниматься над землей.
— Работает! — восторженно крикнул Лева. — И впрямь работает!
Вольф сильнее взял на себя вожжи, и ковер стремительно пошел вперед и вверх. И совершенно бесшумно. Вот мы уже мчимся навстречу солнцу над верхушками деревьев, ветер свистит в ушах, щекочет щеки и вышибает слезу из глаз. Да, пилоту хорошо бы иметь очки, пассажир может и прищуриться. Мне никогда в жизни не приходилось летать ни на дельтаплане, ни на параплане, поэтому я ни разу не наблюдал мчащуюся внизу землю с высоты птичьего полета. На самолете, вертолете ощущения совсем другие — там ты находишься в закрытом салоне, смотришь в иллюминатор и в какой-то мере чувствуешь себя защищенным. Здесь же — вот она земля, мчится под тобой, и от страха захватывает дух. Наш пилот повернул ковер и взял курс на юг.
— Вольф, только не надо делать «мертвую петлю»! — крикнул я, стараясь переорать шум ветра.
— Чего не надо?
— Петлю Нестерова.
— Ты же знаешь, Вань, я не играю в преф и ваши картежные термины мне непонятны. Возьми лучше карту местности и попробуй сориентироваться.
Он достал из-за пазухи карту и протянул мне.
— С какой скоростью примерно мы летим?
— Могу сказать точно. Сто двадцать восемь верст в час.
Я заглянул Вольфу через плечо. Перед ним на ворсе ковра явно прорисовывались цифры и какие-то символы. Черт возьми! Это же панель приборов. Ну да, спидометр, высотомер, горизонт, компас… А сначала было похоже просто на вытканный орнамент. Я приложил к карте свой компас с линейкой и после нехитрых вычислений объявил:
— Если лететь этим курсом и с такой же скоростью, через сорок минут будем у русалочьего озера.
При упоминании о русалочьем озере Лешек явно встрепенулся, но постарался сдержать эмоции. Да, несчастный Ромео мечтает о встрече со своей Джульеттой. Я вовсе не иронизирую, я сочувствую. Ведь я сам мечтаю поскорее освободить Катьку. Ради этого иду на преступления — украл яблоки, умыкнул ценный прибор, обманул в НИИ хороших людей, присвоил аванс, теперь вот лечу похищать принцессу. Сколько, интересно, по местным законам полагается за похищение принцесс? Лет десять уж точно дают. А в Шема Ханстве так, наверно, и не дают, а отбирают. Жизнь. Секир башка — и баста!
— До русалочьего озера нам не дотянуть! — крикнул Вольф. — Там мы выйдем за пределы действия АГЗУ. Следи по карте, за пять-шесть верст до озера надо будет заранее снизиться, а то высоко падать!
— Хорошо!
Я смотрел вниз и любовался земными красотами. Вдруг справа какая-то тень затмила заходящее солнце. Лешек толкнул меня в бок. Да, это был он. В круге огромного оранжевого светила отчетливым силуэтом вырисовывалась фигура трехголового птеродактиля. Он шел параллельным курсом, и из его пастей вырывалось горячее дыхание, делая дрожащим контур солнечного диска. Силуэт чудовища заметно увеличивался: продолжая двигаться в попутном направлении, он явно приближался к нам. Наплевав на все опасности, я все же достал видеокамеру и стал снимать.
