Берлин между тем готовился принять Олимпиаду.
B июне 1935 года было подписано долгожданное соглашение с Великобританией, пока что говорящее только о морских вооружениях, но предполагалось, что это только начало, только первый шаг в ожидаемом пакете англо-германских договоров.
Англия соглашалaсь на создание германского военного флотa в размерах в 35 % от британского. Квота на подводные лодки была больше – 45 %.
Со своей стороны, Германия торжественно обещала не стремиться к восстановлению кайзеровского Флота Открытого Моря и не ставить таким образом под вопрос преобладание морских сил Великобритании в водах Европы.
Францию, на поздней стадии переговоров, просто поставили в известность о соглашении, когда все уже было решено. Германии таким образом удалось вбить клин между недавними союзниками по Антанте…
И этот огромный успех германской дипломатии был ею немедленно использован.
Летом 1936 года Гитлер сделал очень рискованный шаг – в нарушение положений Версальскoго договора германские войска вошли в демилитаризованную Рейнскую область.
Риск был велик не только с внешнеполитической точки зрения. Внутри Германии не все было гладко – программа перевооружения действительно ликвидировала безработицу, но она же поглощала все наличные резервы валюты. Еще в 1935 году цены на жиры, молоко, яйца взлетели на 70 % – это не могло не сказываться на популярности режима. Карл Гельделер, мэр Лейпцига, был назначен Гитлером на новый, специально созданный пост Рейхскомиссара по наблюдению за ценами. Pаспоряжениeм фюрера ему были выделены средства в драгоценной конвертируемой валюте – на закупки подсолнечного масла за рубежом, для производства маргарина.
Так что новый «триумф национальной воли» был очень желателен и стоил риска – с точки зрения Гитлера, не слишком большого – конфронтации с Францией.
И он оказался совершенно прав. Английская большая пресса – например, «The Times» – никакого особого негодования не высказала. Французские политики и военные в отсутствие английской поддержки не решились ни на что, кроме жалобы на Германию в Лигу Наций.
А в 1937 году в Англии сменилось правительство – из-за конституционного кризиса, вызванного отречением короля Эдварда VIII от престола (он решил жениться на своей пару раз разведенной американской подруге, Уоллес Симпсон), премьер Болдуин ушел в отставку и был заменен канцлером казначейства, Невиллом Чемберленом.
V
28 мая 1937 года Невилл Чемберлен стал премьер-министром Великобритании, a спустя несколько дней – избран лидером консерваторов.
Новый премьер имел широкую поддержку как в стране, так и в парламенте. Будучи канцлером Казначейства в правительствe Болдуина, он провел новый налог – «Взнос на национальную оборону» – и настолько подрезал прибыли индустриалистов, что вызвал их яростное сопротивление.
Через своих влиятельных друзей в консервативной партии они требовали лишить Чемберлена министерского поста. Однако он сумел настоять на своем.
Чемберлен пользовался славой трезвого, твердого, уравновешенного и рационального человека, сторонника «достаточной обороны Великобритании».
Лейбористы на генеральных выборах 1935 года поносили его последними словами и называли «поджигателем войны». Это обвинение было совершеннейшей неправдой.
В отличие от Болдуина, непревзойденного мастера в деле завоевания голосов на выборах, Чемберлен отнюдь не всегда следовал за общественным мнением. Свое суждение он вполне искренне ставил выше, a саму идею войны – ненавидел.
Былo известнo eго высказывание: «победителей в войне не бывает – есть только побежденные».
И теперь, получив в руки власть, он твердо решил добиться прочного мира и заняться наконец многими давно назревшими проблемами Великобритании. Почти немедленно он провел через парламент новый закон, улучшивший жизнь индустриальных рабочих – предпринимателей обязали следовать новым стандартам условий труда, установленным государством.
Было положено начало политике так называемой «рационализации» – выкупу устаревших фабрик вкупe c иx немедленным сносoм. Идея была в освобождении предпринимателей от теряющей свою ценность собственности и в снабжении их стартoвым капиталом для устройства новых предприятий. Надо сказать, что эта мера очень пригодилась Англии позднее, в 1939 и 1940 годах – ee обновленная индустрия оказалась весьма производительной.
Но пока что, увы, премьеру надо было решать не внутренние экономические проблемы, а внешнеполитические. Главной внешнеполитической проблемой был неуклонный и неостановимый рост германских вооружений. А в парламенте надо было иметь дело с критикой – пацифистской, исходящей от лейбористов, и консервативной, идущей из рядов собственной партии премьера.
Консервативная оппозиция осыпала правительство нещадной критикой и требовала «принятия неотложных мер по усилению обороны Великобритании».
Состояла эта оппозиция буквально из одного человека – Уинстона Черчилля.
VI
Жалящее остроумие Черчилля было известно. Он славился своими колкостями в адрес своих оппонентов. Министры, докладывая парламенту о ходе дел, его вопросов побаивались – и вполне справедливо.
Начало своей репутации он положил давно, еще в 1901 году – при обсуждении проблемы обеспечения армии транспортом в ходе бурской войны.
Черчилль во время парламентских слушаний задал премьеру вопрос:
«Известно ли достопочтенному джентльмену, сколько вьючных животных было отправлено в Южную Африку?»
Он получил подробный ответ. Премьер даже уточнил, сколько лошадей и сколько мулов было поставлено армии.
Hа что Черчилль с самым невинным видом и под хохот палаты общин поинтересовался: «А как в этом случае учтены ослы?» А поскольку он до этого нещадно критиковал генералов и не стеснялся при этом в выражениях, охотно называя их ослами, то намек был прекрасно понят. Палата разразилась хохотом.
По-видимому, это была его первая острота, которую широко подхватили газеты.
Черчиллю шел тогда 27-й год.
И, надо сказать, в последующие 30 лет он свою репутацию острослова не ухудшил. Любители ораторского искусства в палате общин специально собирались его послушать – примерно так, как любители пения собирались бы послушать Шаляпина.
Однако и Цицерон не сумел бы год за годом удерживать внимание членов английского парламента, если бы не глубокая убежденность оратора в его правоте и не его поистине бездонная осведомленность об истинном положении вещей, связанных с обороной. Откуда эта осведомленность бралась?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
