– Вперед! – скомандовал он воинам и сам вскочил на коня.
Сотня всадников ринулась к воротам, поднимая к склонившемуся в закате солнцу целую тучу пыли. Дробный стук копыт слился в единый грозный гул и казалось, что нет на свете силы, способной остановить эту лавину плоти и отточенного булата. Боевой клич и громкое ражание разорвали вечерний вздух в хрустальные клочья, разнеслись даллеко в округе, плоским эхом отвалились от каменных стен Полоцка. Трава ложилась не под копытами распаленых скачкой животных, а под натиском ветра, выдавленного из воздуха взмыленными телами коней. Явственно и отчетливо дрожала земля, выла, стонала, плевалась фонтанчиками пыли из возникших тут и там трещин.
Передовой отряд полоцкой пехоты стал как вкопанный, завидев надвигающуюся на них лавину смерти, попробовал повернуть вспять, но задние давили передних в возникшей сумятице.
– Скорее, сонные! – не своим голосом взревел Тит, колотя каблуками в ребра своего скакуна. – Быстрее! Уйдут ведь, ворота закроют!
Тут и Владимирова пехота прекратила показное бегство, повернулась и ринулась к открытым воротам. Регволд приказал запереть город, но очухавшиеся половчане сосредоточились и стали отступать организованно и быстро, сплошным людским потоком раздвигая окованные железом створки ворот. Вот уже последний десяток полоцких воинов попятился в город, прикрываясь щитами от колотивших со стороны пехотинцев стрел. Еще миг и… Ворота с лязгом и отчаяным скрипом захлопнулись, оставив за собой взбешенную неудачей пехоту. Со стен вновь ударили лучники и посыпались камни, пехота попятилась к лесу, оставляя убитых и раненных, а конница Тита еле успела сбавить ход. Прямо у ворот, под градом камней и стрел, всадники описали широкую дугу и уже подгоняя коней стали обгонять отступающую пехоту обагренные светом заходящего солнца. Половчане провожали незадачливых агрессоров гиканьем и удалым свистом, забрались на стены швыряли камни в след отступающей рати.
Они так увлеклись, что даже не смотрели на западные стены. А если бы и взглянули, все равно бы глазам своим не поверили. Пока все защитники сосредоточились со стороны отступающих войск, с запада, на фоне багрового диска солнца медленно поднялась из густого леса чудесная ладья с десятком воинов-тиверцев. Ладья круто накренилась, перевалила стену, зацепившись трухлявым днищем за камни, скрипнула и стрелой метнулась вдоль улицы к восточным воротам, размазывая длинную тень по стенам домов.
Микулка заметил, что у самых ворот защитников почти не было, все забрались на стены, метая в отступающих то, что подвернется под руку. Он пустил ладью у самой земли, ветер задул в лицо, растрепал рыжие пряди волос. Кое-кто из защитников случайно заметил бесшумно летящий по воздуху корабль с воинами и буквально остолбенел от неожиданноси. Но у витязя даже самый сильный испуг не длится долго, вскоре громкие крики возвестили, что непрошенные пришельцы зря расчитывали на полную внезапность. Защитники заспешили вниз по шестам и приставным лесеницам, понимая что именно является целью вторжения.
– Пригнись за борт! – посоветовал Свирит.
Микулка присел на корточки и тут же в деревянные борта и покосившуюся мачту ударили десятки стрел, паренек еще пригнулся и резко повернул ладью, чтоб не разбить ее о стремительно приближавшуяся стену.
– На мечах мои вои сильны и щиты у них крепкие… – сказал предводитель тиверцев. – Да вот только высаживаться у ворот нельзя, поязвят стрелами…
– Ну… Тогда держитесь! – вздохнув произнес Микулка и по пологой дуге направил небесный корабль вверх и вглубь города.
– Ты что удумал? – забеспокоился Свирит.
– Прошибить лодией ворота… – хмуро ответил Микулка.
Паренек зашептал колдовские слова, выворачивая корабль на боевой курс.
– Эй, обожди! – окликнул его Голос. – Расшибешься до смерти. Скорость, она огромнейшей силой владеет. Этой лодии достаточно совсем малого хода, чтоб ворота прошибить. Не быстрее человека бегущего.
Микулка придержал бешенно несущийся корабль и тиверцы не удержавшись повалились на дно лодки. У ворот уже копошилась изрядная толпа половчан, никак не меньше трех десятков, но паренек опустил ладью так, что та едва днищем по земле не шкрябала. Завидев такой оборот дела, защитники бросились врассыпную, как воробьи от телеги. Тут же сухо, словно пастуший хлыст, щелкнула тетива и с тиверского лука одна за другой сорвались несколько стрел, разя бегущих без промаха. Микулка и сам был стрелком не последним, но подивился тому, как метко бьет Велигой с неустойчивого суденышка и как плотно держит в воздухе стрелы.
Ладья шарахнула в ворота с такой силой, что правая створка треснула и прогнулась, удершиваемая только железным листом оковы, а левая буквально слетела с петель. Пересохшие доски корабельного борта надрывно крякнули и ладья разлетелась вдребезги, раскидав шагов на двадцать обломки, гнилые листья и щепы. Большинство досок повалилось в пыль, но многие так и остались висеть в воздухе, поражая воображение какой-то дикой нереальностью.
Тиверцы распластались среди обломков и мусора, но тут же вскочили, прикрывшись щитами и выставив острия мечей. Опешившие защитники с пугливой осторожностью сомкнули круг, но стрелять не стали. Щиты у тиверцев крепкие и стрелы невесть куда отобьются, если в лицо не попасть. Несколько мнгновений ничего не менялось, но Владимировы воеводы заметили, что ворота слетели с петель и направили к ним пехоту и конницу. Защитники Полоцка метнулись к тиверцам и завязалась злая сеча у сбитых ворот. Микулка выхватил меч, но закованный в доспехи и прикрытый щитом Свирит оттеснил его спиной в тыл, не давая участвовать в схватке. Оставшись не у дел, молодой витязь обернулся и еле успел крикнуть тиверцам, чтоб соскочили с дороги и пропустили разгоряченную конницу.
Резвые кони смели замешкавшихся защитников, подняв в воздух целые тучи пыли, крики и стоны затмил грохот сотни копыт. Но бой продолжался, потому как из города подбежали два десятка латников и со свежим остервенением врубились в тесную кучку тиверцев, пропустив всадников через себя.
Микулка все пытался выбиться вперед, но кто-то из соратников постоянно отпихивал его в тыл, не давая даже мечом о вражье оружие звякнуть. Сзади уже спешила Владимирова пехота, но латники, хоть и мешали друг другу в тесной сече, но все же давили тиверцев числом. В ход шли тяжелые топоры, под которыми трещали щиты Свиритового десятка, лязг стоял словно в кузне, даже уши заклало.
И тут особено ярая троица защитников клином врубилась в ряды тиверцев, мощные удары зазубренных топоров чуть не раскраивали тяжелые щиты. Прямо перед Микулкой упал в скатавшуюся от крови пыль один из Свиритовых бойцов, расбросал вокруг себя сорванные с кольчуги кольца. Паренек опешил, узнав по закинутому за спину луку Велигоя, с которым совсем недавно сидел у костра и пил густое пенное пиво из походных запасов.
Еще не зарубцевалась в душе рана, оставленая смертью Заряна, еще жгла сердце лютым огнем, а уже снова пришлось стирать с щеки горячую кровь того, с кем бился плечом к плечу. Да и не бился еще…
– Что ты скис, как красна девица? – буркнул Голос. – Дыру закрывай!
Микулка, не помня себя от злости и жалости, вырвался вперед и прикрыл собой лежащее тело. В глазах щипало, мешали смотреть невесть откуда взявшиеся мальчишечьи слезы, но впереди был враг, тут уж тело само ринулось в лютую сечу. Паренек не задумываясь ткнул мечом в поднявшего топор воина, но доспех не поддался, пришлось пропустить свистнувшее воздухом левие мимо себя и уж тогда рубить, рубить в полную силу.
– Велигоя оттяни! – крикнул Свирит одному из соратников. – Не то толпой задавят!
Ряды защитников Полоцка дрогнули и откатили назад, молодой витязь рванулся было вперед, но его удержали хватая за локти. Оглянувшись назад, он разглядел сквозь заливавший глаза пот грозную, сверкавшую броней и оружием пехоту.
3.
Микулка сидел под медленно поворачивающимся куполом звездного неба и слушал, как у костров витязи поют свои грозные песни. Его конь тихо бродил рядом, ощипывая траву влажными губами.
Полоцк пал… Ворвавшиеся ратники Владимира врубились в гущу защитников и зарубили самого Регволда и двух его сыновей, устроили по городу резню и грабеж. Но теперь все стихло, только западная часть города и центральнй дворец пылали, багряными отсветами отнимая у ночи куски ее владений.
Ходили слухи, что Владимир идет воевать сам стольный Киев и все радовались, поскольку слухи о деяниях Ярополка, нарушающего покон и обычаи отцов, докатились уже и до северных земель.
Микулка сидел один вдали от костров и ежился от холода. Тиверцы сочувствовали ему, не принятому другими воями лапотнику, но пили мед и ол у жарких костров, разделив радость победы со всеми витязями. Что он им? Они всю жизнь в битвах, а паренек-оборванец для них чужой.
