Берта попыталась заключить меня в объятия, но я хладнокровно отстранил ее.
— Благодарю за комплименты, дорогая. В ваших устах они особенно трогают.
— Шлюха! — раздался вопль в коридоре.
Я повернул голову и увидел мамашу Пино, принявшую эстафетный колышек в комбинезончике. Она злобно взирала на Берту. Лицо было залито слезами, на щеке алела царапина.
— Рад, что вам понравилось, милейшая! — воскликнул я.
— Да ну ее, — проворчала толстуха. — Эта набожная моль тоже хотела подглядывать в глазок, да только вдвоем тесно. Вот и пришлось ее подвинуть.
Я укоризненно покачал головой.
— Помиритесь, — приказал я двум кумушкам из клуба кинопутешественников. — Мы приближаемся к развязке, и не дело портить читателю впечатление. В конце концов, это вопрос профессиональной этики.
* * *
— Итак, Ребекка, теперь ты поможешь расставить все по своим местам?
Для начала она пустила слезу, чтобы меня разжалобить. Потом улыбнулась с нежным лукавством и добавила, что рано или поздно все равно бы стала на мою сторону. Я воздержался от обвинений в глупой ребячливости, всему свое время.
— Любовь моя, — проворковала милашка осипшим голоском, глядя на меня с бесконечной признательностью, — это так трудно объяснить…
— Ладно, начнем. Во-первых, твои отношения с патроном.
Она потупилась. Пришлось мне восстанавливать картину происшедшего.
— Ты попала к Нини случайно, девчонкой, не соображавшей, что к чему, так? — усмехнулся я. — Но позже разобралась и познакомилась с мужчинами поближе. Любопытно, кто же приоткрыл завесу тайны? Юст? Красивый малый и не без шика… Короче, ты стала его любовницей?
Знаете, что она мне ответила? Эти девицы просто обезоруживают… Она сказала:
— Вроде того.
Вроде того! Дама пускается во все тяжкие, удержа не знает. Однако пост секретарши обязывает, и она проявляет профессиональную уклончивость.
— Каша заварилась из-за племянника, верно?
— Верно.
— Ты не могла не переживать, родная кровь все-таки. Когда оболтус удрал, он явился к тебе и потребовал помощи?
Молчание. Но моя проницательность взяла верх над ее скрытностью. Она подтвердила, слегка кивнув безмозглой головкой.
— Ты спрятала его у Нини?
— Да.
— Где?
— На террасе. Она туда никогда не поднимается.
— И он разбил там лагерь?
— Можно сказать и так.
— Надолго?
— На несколько дней.
— Дальше?
Она пожала плечами.
— Ну нет! — взвился я. — Время ужимок и уверток прошло. Постарайся понять, лапочка, ты скоро окажешься перед судом присяжных! И сколько бы ты ни жеманничала, ни хныкала, ни юлила, из тебя вынут правду по словечку, как ощипывают птицу по перышку. Ты еще допросов не пробовала, медом не покажется!
— Однажды Шарль позвонил в контору. Это было ужасно. Он сказал, что в дом вломился какой-то человек, пробрался по крышам. Испугавшись, Шарль убил его ударом алебарды. Ага… Значит, Келушика прикончил сопляк! История с алебардой, случайно подвернувшейся под руку, вполне тянет на состояние аффекта.
— Понятно. Эта новость тебя взбудоражила, моя очаровательная бука, и ты призналась Юсту, верно?
— Да.
— Ты ему уже рассказывала о паршивой овце из вашего стада, и это облегчало дело… Он велел тебе не распускать нюни и проводил домой, чтобы самому взглянуть, что да как.
Я впал в провидческое состояние, весьма полезное для сыщика. Правда сияла где-то там, далеко, в ночи, словно светящаяся реклама. Вглядываясь, напрягая зрение и мозги, я пытался разобрать надпись. Буквы прыгали, пропадали, появлялись вновь. Я читал то, что можно было прочесть, домысливая остальное. Забавная игра, умственная акробатика называется.
Таким манером я и узнал, что произошло на острове Сен-Луи. Ребекка, почерневшая от страха, является домой под руку с патроном-любовником. Там ее поджидают мертвец и малолетний преступник в бегах. Мальчишку трясет: он только что переступил черту.
Юст Рожкирпро — человек уравновешенный и знает, как управляться с досадными недоразумениями. Поразмыслив, он отдает приказ.
Во-первых, избавиться от трупа, сбросив его во двор. Во-вторых, уничтожить по возможности все улики: кровь, ковер, алебарду. Навести порядок, чтобы Нини ничего не заметила… Укрывательство недоумка он берет на себя. Еще бы! Параллельно с официальной деятельностью у него есть иные занятия, требующие помощников особого склада. Шарль Надисс становится многообещающим новичком в его команде…
Пуговица от блейзера?..
Именно Рожкирпро отрывает ее от пиджака и вставляет между зубов трупа. Наверняка он убедил Шарля в необходимости такого действия на тот случай, если придется предстать перед судом. Тогда будет нетрудно доказать, что произошла драка и мальчишка лишь оборонялся.
Так, идем дальше. Желторотого цыпленка привозят в Ножан. Он становится членом бригады. Парень готов на все. Ему терять нечего, он уже убил!
Я спрашиваю Ребекку, и она подтверждает мою правоту. Однако недоуменно моргает, когда я задаю вопрос об «организации».
— Какая организация? — удивляется она.
— Не смеши. Неужто ты не знаешь о теневой стороне «Нео-Промо»?
— Да нет же…
Похоже, она искренне изумлена. Ладно, проехали. Неважно. Что изменится от того, знает она или нет, что фирма служит прибежищем знаменитым изгнанникам, сильным мира сего, что предпочли исчезнуть. Рожкирпро наладил весьма любопытное предприятие. Он давал убежище тем, кому мир стал тесен! Эмир, дипломат, банкир… Он предоставлял им неоценимое благо, наиболее необходимое человеку, которого преследуют, — время. Плюс сладкую жизнь… А что, о таком только мечтать можно!
Но в определенный момент гениальный проект дал трещину. И развалился.
Я пока не понимал, зачем Келушик влез в это болото. А отрубленная голова? А звонок Терезы к ювелиру в Сен-Франк-ля-Пер? И почему экс-легавый Маниганс неусыпно следил за молодой женщиной всю ночь? Вопросы остались без ответов, поскольку Ребекка не могла взять в толк, о чем я говорю.
Она была лишь маленьким эпизодом в большом деле. Эпизодом вполне банальным, но позволившим мне, однако, узнать много интересного.
И что дальше?
Глава десятая
УФ!
— Вы позволите его немного подержать? — вдруг попросил старый хрыч, прервав нашу беседу. — Такой симпатичный бутуз! Что вы с ним намерены делать? Сдадите в приют?
Я передал ему мальчонку. Босс взял его с неуклюжей осторожностью и живо напомнил мне статую в нашей приходской церкви: святой Иосиф с маленьким Иисусом на руках. Иосиф выглядит выразительно и трогательно, словно хочет сказать: «Это не мой ребенок, но я все равно его очень люблю!»
— Ату, агу! Какие мы холосые! Спи, баю-бай! Цыпленочек!
— Если можно, я хотел бы отнести его матери, пока разыскивают родственников, — пробормотал я. — Впрочем, остался ли у него кто на свете! Фелиция будет счастлива заботиться о маленьком разбойнике…
— Понимаю, — сказал старый хрыч. — Он как солнечный лучик.
Патрон нахмурился и всучил мне Антуана: «солнечный лучик» надул на его синий костюм.
— Так о чем бишь мы, — продолжил Старик, не обращая больше внимания на младенца.
— Беглеца на «мерседесе» задержали. Полагаю, с таким довеском он далеко не уехал?
— Верно. Его перехватила бригада мясников на мосту в Ножане, они как раз возвращались с бойни. О, ирония судьбы!
— Рожкирпро мертв?
— Как ни странно, похоже, нет. Он превратился в драную подметку, но до сих пор дышит. Возможно, ему удастся выжить или по крайней мере дать показания.
— А тип с проседью?
— Его сейчас допрашивают. — Босс нажал кнопку на переговорном устройстве. — Ракен?
Ответом ему был вой, предваренный звуком пощечины.
— Ну?! — раздалось в приемнике. Говоривший слегка запыхался. Однако Ракен быстро сообразил, кто его спрашивает, и отчеканил: — Слушаю, господин директор.
— Есть новости?
— Скоро будут, господин директор. Очень скоро… Мы вам немедленно сообщим. А пока, отрезанная голова принадлежала…
— Акеле Фатра-Квалхе, бывшему шефу партии повстанцев в Хакоре, — выпалил я.
Музыкальная пауза в переговорном устройстве! Гнусавый с металлическими нотками голос замер на секунду, а затем осведомился:
— Я слышу Сан-Антонио?
— Его самого, сынок. Только что, пока дожидался приема у босса, на меня нашло просветление. Я вспомнил, что уже видел где-то эту мордашку.
— Секретная служба Эль Сбхаршезамера обратилась к тайной организации «Союз сестер», членом которой состоит наш клиент, с настоятельной просьбой отыскать во что бы то ни стало Акеле Фатра-Квалху, прикончить и, соответственно, представить неоспоримое доказательство его смерти.
