У нее началась истерика, и Миша, закрыв лицо руками, вышел из палаты, тихонько притворив за собой дверь. Нет, она никогда не простит ему предательства. Ведь в каком бы нервном состоянии она ни находилась, она понимает, что теперь Ромих будет ей помехой в исполнении задуманных казней ее мучителей.
Миша вернулся в палату и попросил Ромиха оставить их наедине с Бертой.
– Но я не могу, ты не видишь разве, что с ней творится? Позови лучше врача, пусть ей сделают укол…
– Я прошу вас, Илья, выйдите. Она позвала меня не для того, чтобы просто повидаться. Она позвала меня для дела.
– Для какого еще дела? Ладно, бог с вами, поговорите, я тем временем схожу за врачом…
Ромих вышел, а Миша, склонившись над Бертой, которая, стуча зубами, бормотала что-то себе под нос, прошептал ей:
– Можешь на меня рассчитывать. Я тебе помогу. И я верю, что у тебя все будет в порядке. Мы найдем их. И я, как ты, – тоже ничего не боюсь.
Он поцеловал ее в горячую щеку и увидел совсем близко от себя полный благодарности, выразительный донельзя взгляд Берты. Она оценила его преданность и плотно прикрыла глаза в знак того, что теперь она будет спокойна.
– Иди домой, отдохни… Я тебе позвоню, если что…
В это время Ромих разговаривал с врачом. Это приехал приглашенный специально для Берты психиатр, светило в своей области, Валентин Николаевич Журавлев.
Пока Ромих сбивчиво объяснял ему, что произошло с его женой, бормотал, краснея, про бункер, пытки и прочее, Журавлев внимательно смотрел на самого Ромиха. По виду психиатра нетрудно было догадаться, что он не верит ни единому слову.
– Вы хотите сказать, молодой человек, – говорил Валентин Николаевич, разглядывая ногти на руках, – что на улице Воровского, в самом центре Москвы пытают молодых женщин? Вы извините меня, конечно, но я не могу в это поверить… Мне необходимо осмотреть вашу жену, побеседовать с нею. Быть может, у нее послеродовая психическая травма или что-то другое, но поверить в то, что вы мне рассказали, я пока не могу… Где она лежит?
Было одиннадцать часов вечера. В центре коридора за столиком, освещенным лампой, дежурила медсестра. Никого из врачей в этот час в терапевтическом отделении клиники не было. Ромиху насилу удалось выпытать у дежурной сестры, где врач и почему его нет в ординаторской. Он был зол, потому что заплатил и ей, и лечащему врачу хорошие деньги, лишь бы за Бертой был достойный уход. И теперь, когда наступила ночь и он больше всего боялся оставаться наедине с больной, поскольку чувствовал всю свою беспомощность перед ее тяжелым психическим и физическим состоянием, отсутствие врача сильно нервировало его и вызывало раздражение. Кроме того, его совершенно выбил из равновесия приезд Журавлева, который должен был явиться в клинику к Берте только завтра утром, к десяти. Что побудило этого солидного господина притащиться в клинику ночью, он не понимал. Ведь деньги психиатру он вручил авансом, ДО осмотра больной.
Журавлев скрылся за дверью палаты, в которой лежала Берта, и спустя минуту оттуда раздался душераздирающий крик.
Ромих, бледный как бумага, кинулся вслед за психиатром…
* * *
– Вы арестованы по подозрению в убийстве вашего друга, Храмова Виктора Александровича и его соседки Доры Леонидовны Смоковниковой…
Татьяна смотрела на следователя широко раскрытыми глазами и, прекрасно понимая, что с ней не шутят, что ее действительно обвиняют в убийстве Вика, хотела рассмеяться ему в лицо. Или сказать что-нибудь смешное, чтобы они вместе посмеялись. До чего же нелепо звучали все эти обвинения! Чтобы она и убила Вика?!
– Но я никого не убивала… Вы что… Как можно обвинять человека, который ни в чем не виноват?
– А вот в этом-то мы и попытаемся разобраться.
Но пока что, Татьяна Васильевна, мы вынуждены вас задержать…
Кабинет следователя был теплый и уютный, а вот сам следователь прокуратуры, Владимир Борисович Захаров, показался Тане холодным и бесстрастным. Ни живого огонька в его глазах, ни тепла в голосе. Мрачный тип, прокуренный, прокопченный, прожженный… Черный свитер, черные брюки, грязные ботинки…
– Вы хотите посадить меня в тюрьму? Я там умру от несправедливости и грязи. Вы не должны так поступать. Докажите сначала, что я убила, а потом и сажайте. И вообще.., у меня есть деньги, пригласите моего адвоката. Его зовут…
– Ваши соседи в один голос утверждают, что за пару дней до убийства вы поссорились с Виктором, что вы кричали на него и обвиняли в измене. Все это происходило в подъезде, и свидетелей вашей ссоры довольно много. Вы кричали, что убьете его, что не потерпите “такого свинского” отношения к себе… Вот видите, – Владимир Борисович водил желтым пальцем по листу с письменными показаниями гражданки Дубининой – Таниной соседки, – слово в слово… Кроме того, в вашей квартире найдено неотправленное письмо, адресованное Храмову, в котором вы угрожаете ему неприятностями, если он не перестанет встречаться с другими женщинами. Вы пишете, что поскольку он собрался на вас жениться, то должен вести себя достойным образом… Объясните, пожалуйста, о каких неприятностях шла речь?
Она пожала плечами.
– Неприятности начались уже давно… И письмо написано давно. У него была женщина, я ревновала, обычные дела… Неприятности… Конечно, я немножко шантажировала его тем, что расскажу кому надо о том, кто бывает в его клубе или казино, не знаю даже, как правильно назвать… У него ТАМ встречались люди, которые НЕ ДОЛЖНЫ были встречаться.
– Что это значит?
– А то, что это связано с политикой, с интригами… Не все, поймите, афишируют свою дружбу с мафиози. За глаза они готовы поклясться в ненависти друг к другу, а у Вика в клубе пьют за одним столом и строят совместные коммерческие и политические планы… Это игра. Большая игра, которая забавляла Вика. Но его не могли убить. Он был слишком полезен всем, чтобы его убивать. Я не верю вам… И если его кто и убил, то это сделали ваши люди, а меня вы вызвали к себе и арестовали, чтобы выпытать у меня, ЧТО ИМЕННО я знаю об этом клубе, об играх… А я ничего не знаю. Мне это было неинтересно. Я любила Вика и до сих пор не могу поверить в то, что его нет… А как его убили? Где нашли? Что с ним, наконец, случилось?
Захаров смотрел на нее, такую красивую, молодую и смелую, и диву давался, с какой легкостью она разговаривает с ним на такую опасную тему. Она, конечно, НИЧЕГО не понимала. И адвоката у нее никакого нет, так, какой-нибудь знакомый юрист, одноклассник.
На Тане был тонкий красный свитер, рыжая вязаная юбка, на груди позвякивала толстая золотая цепочка с янтарными шариками. Она была совершенно из другого мира, и ничто на первый взгляд не связывало ее с миром, в котором жил Вик. Видимо, на этой-то почве у них и происходили раздоры.
– Давайте начистоту, Татьяна Васильевна…
– Да можно просто Таня, – предложила она, тем самым обезоруживая поддавшегося на ее непосредственность Захарова. – Это уж я вас буду называть по имени-отчеству…
– Хорошо, Таня. Скажите мне, пожалуйста, что вас связывало с Храмовым? Ведь вы знали, чем он занимался и в каком вращался обществе… Вы – ученый человек, биолог.., зачем вам нужен был Храмов?
– Я любила его. Я его и сейчас люблю. Но моя беда в том, что его любила не только я. У него были и другие женщины… Вы не читали роман “Невыносимая легкость бытия”?.. Конечно, нет… Так вот, мужчина подчас изменяет просто так, от скуки, или, если хотите, это у вас как спорт, как что-то необходимое, без чего невозможно прожить… Я могу увидеть его?
– Боюсь, что нет.
– Но почему?
– Да потому, Танечка, что ВАМ не стоит видеть то, что от него осталось. И если следствие докажет, что из пистолета стреляли вы, то уж голову ему отрезали не вы – это точно…
Она побледнела.
– Ущипните меня, пожалуйста… – Она протянула руку и сама вдруг ущипнула следователя за руку. Тот даже подскочил.
– Вы что, рехнулись?
Она поднялась и, тряхнув головой, сложила руки натруди и закрыла глаза:
– Умоляю вас, отпустите меня… Я никого не убивала. И перестаньте рассказывать мне эту чушь про отрезанную голову… Перестаньте, слышите?! – Она закричала уже в голос.
– Это вы прекратите истерику и перестаньте орать, а не то я вызову охрану… Вашего дружка убили, отрезали ему голову и принесли ему же на квартиру, положили в кухне на большое блюдо… А тело сбросили в Москву-реку…
– Голову принесли домой? А почему в таком случае вы не схватили Анну?
– Анну? – Захаров весь напрягся, словно боясь пропустить сказанное Татьяной мимо ушей. – Какую такую Анну?
– Обыкновенную. Хватит придуриваться! Анну Рыженкову, его бывшую жену, которая вот уже несколько дней как живет в его квартире… Я-то сначала думала, что он застрял дома с какой-нибудь девицей, приехала, а дверь мне открыла Анна… Мы с ней даже познакомились… А когда вы нашли там голову?
