академика Кукарева!
Грянули аплодисменты. Я потряс головой. Экипаж выглядел не менее ошарашенным.
– Товаров из Китая, – сказал Олег сдавленным голосом.
– Алексей Афанасьевич был бы доволен, – подхватила Инна. У нее голос был неожиданно звонким, как будто она собиралась реветь.
Она и правда собиралась.
И тут лысый продолжил:
– А благословит наш замечательный, устремленный к новым звездам проект настоятель Свято-Алексиевского монастыря игумен Паисий. Прошу, ваше высокопреподобие!
– Да ладно, – пробормотала Инна.
Слезы у нее сразу высохли.
К микрофону вышел настоящий поп, с бородой и в черной рясе, и сказал неожиданно высоким голосом:
– Приступим же, братия и сестры.
И уверенно направился к выходу, приняв из рук парня в похожей рясе какие-то церковные штуки. Впрямь кадило и святую воду, что ли, подумал я оторопело. И что, по правде брызгать и петь будет?
Толпа, посмеиваясь и дожевывая, но вполне покорно последовала за попом.
Ох. Куда мы попали?
– Они тут что, все боговерующие? – спросил Олег вполголоса. – Это точно будущее?
Я поставил опустошенную тарелку, которую, оказывается, еще держал в руках, на стол и поблагодарил Платона. Тот вежливо улыбнулся. Кажется, он обиделся на Олега, но улыбнулся и ему, потому что Олег тоже поблагодарил, как и Инна.
Инна, вполголоса, чтобы Платон не слышал, и явно пряча от кого-то лицо, сказала:
– Чего он уставился? Возле лысого.
Мы покосились на площадку перед микрофоном. Лысый не пошел вслед за попом: он разговаривал с совсем не парадно одетым крепким мужиком. Вернее, утомленно слушал, как крепкий мужик что-то с улыбочкой ему объясняет – а сам то и дело поглядывает в нашу сторону. Наконец лысый что-то коротко ответил, потыкав пальцем в запястье, а потом коротко оглянулся на нас и пожал плечами.
– Валим, – пробормотал я вполголоса.
– Еще чай с пирожными есть, – сказал Платон вслед.
Я приостановился, вздохнул и решительно ускорил шаг.
Мы разошлись вдоль стеночки, как будто разглядывая картины. Они правда были интересными: очень четкие и качественно пропечатанные – так, что не распадались на разноцветные точки, даже если вплотную подойти, – фотографии, через раз ракет либо космических кораблей и старинных или просто старых домов, видимо, Южинска, который еще вчера был поселком Ногайский Юрт. Первый советский спутник – и деревянный барак, ракета Р-7 – и купеческий особняк, корабль «Восток-1» – и пятиэтажная хрущевка.
– Ребя, сюда, – сдавленно позвал Олег.
Голос у него был такой, что я с трудом удержался от бега. Инна тоже.
Олег пялился на фото вполне обычной девятиэтажки. Я краем глаза зацепил соседние фото – «Салют-6» и стыковка «Союз» – «Аполлон» – и оглядел Олега. Может, ему плохо или переел просто.
Инна охнула.
Я, оттягивая край глаза, всмотрелся в фотку девятиэтажки и не смог даже охнуть.
Девятиэтажка была обычной, московского проекта, на шесть подъездов, таких и у нас в Чистополе полно. От стандартной ее отличал только рисунок на боковом торце – тоже панно, из плиток, видимо.
На панно справа вверху полыхало Солнце, слева к нему стремилась комета, а снизу через черный космос к комете рвалось бурое яйцо с едва заметными фигурами внутри.
Космический корабль «Пионер» с экипажем Сафаров – Исичко – Загуменова на борту.
Внизу горели красные прямоугольные буквы: «XXVII съезду КПСС – космические свершения!», а чуть выше в несколько неровных рядов шло невнятное, но странно знакомое сочетание букв, цифр и символов.
– Родина знает, – сказал Олег и быстро вытер глаза.
– Ну как вы? – спросила Арина, ласково проведя длинными пальцами мне по загривку.
Я вздрогнул. Арина стояла между мной и Олегом, которого она, похоже, тоже погладила по затылку. Инне Арина улыбнулась.
– Спасибо, очень вкусно и интересно, – сказала Инна.
– Ну вот и хорошо. На освящение не пошли? Ну и правильно. Только первый раз забавно, потом приедается. Еще и незваные гости… Ну да ладно.
– Скажите, – начал я и на секунду завис. Хотелось спросить про Кукарева, про Обухова, про то, была ли все-таки война и с кем, и долетели ли мы до Марса, и что значит «прошел Чечню», и про развал и застройку или как ее там, про Китай, который только что был чокнутым врагом, а теперь основной партнер, да еще с товарами, про мужика, который пялился на нас и явно был тем самым незваным гостем, что так огорчал Арину.
Но спросил другое:
– А это что за дом?
– Ну что вы, – начала Арина и со смехом прервала себя: – Ой, забыла, что вы не местные. Это же знаменитый «Дом с яйцом», чуть ли не главная достопримечательность Ног-Юрта.
– А на картинке что, знаете? – осторожно уточнила Инна.
– Так никто не знает. Даже художник, наверное. Его построили, когда комета Галлея пролетела – ну и партсъезд проходил. А, вы не знаете…
– Знаем, – сказал Олег мрачно.
Арина сделала уважительное лицо и добавила:
– Ну и вот это все сюда и налепили. А почему яйцо – ну, может, художник «Аэлиты» начитался или кушать очень хотел. Тогда уже перебои с продуктами начинались.
Ого, подумал я и хотел напомнить, что сейчас-то, судя по столу, перебоев нет, по крайней мере в этом дворце, точнее центре, самом, блин, деловом, – и опять спросил более существенное:
– А где этот дом?
– Да вот здесь был, – сказала Арина и топнула каблучком.
Мы медленно задрали головы на нее. Она грустно пояснила:
– Он хоть и достопримечательность, но построили паршиво: сыпался, трещины в несущих стенах, вот это всё. Слишком к съезду спешили. К нулевым его расселили, а снести не разрешали. Стоит пустой, бомжи костры жгут, пацаны лазят, но панно – местная ценность, так что низя. Знали бы, каких трудов стоило добиться, а потом вот в это превратить.
Она обвела рукой стены, колонны, окно с лужайкой и густым лесом, которого в помине не было вокруг девятиэтажки на фотке, и толпу, бредущую мимо входа. Впереди брел поп и взмахивал кисточкой, будто опрыскивая картошку от колорадских жуков.
Наверное, это лучше, чем трещины, пацаны и какие-то бомжи.
– Панно честно пытались вырезать – не получилось, рассыпалось сразу, – закончила Арина. – Но перед этим сфотографировали во всех подробностях, тут вот память сохранили. Надо будет, восстановим, может, даже за свой счет. Чтобы этот не приставал.
Она с неприязнью мотнула головой в сторону пустого микрофона, имея в виду, очевидно, незваного мужика, имевшего, получается, какое-то отношение к панно.
Я пристально смотрел на фото. На панно. На «Пионер». И на длинный массив символов, в который были вделаны разобранные по буковкам и раскиданные по причудливой, но вычисляемой системе имена – Линар, Инна и Олег. И если по той же системе читать следующие за нашими буквами символы, складывается вполне понятная строчка.
– Арина Яновна, а Комарова, сорок три – это далеко?
– Да нет, отсюда несколько кварталов, минут пятнадцать ходу, – сказала она, не удивившись. – Хороший дом, кооперативный, у меня там тетка жила. Родня там?
– Ближайшая, – сказал я с вспыхнувшей вдруг надеждой.
Дом там, где ждут
Дом был солидным, не нагло роскошным, как деловой
