— А вы когда-нибудь видели самолеты? — спросил Скелет.
Алиса поглядела на меня.
— Самолет, машина, по небу перемещается. Обычно в виде скошенного крестика. Кто-нибудь видел?
— Ну, я, — вспомнил я. — Если это мне не показалось, я тогда не в очень устойчивом сознании…
— Ты был в сознании, — успокоил меня Скелет. — Я сам видел самолет, причем несколько раз. Они любят летать над городом, возможно, наблюдают. Так что Установка сделала свое дело — брешь не расширилась до пределов всего земного шара. И где-то сохранилась жизнь в ее старинном понимании.
Кстати, некоторые считают, что именно поэтому птичья лапа в кольце так часто встречается в нашем мире. У вас она тоже есть. Насколько я помню, раньше существовал культ пацифика. Люди поклонялись птичьей лапе, считая, что она сохраняет мир от распадания…
Алиса хлопнула в ладоши.
— Вот Дэв, — она ткнула в меня. — Он из Рыбинска. Это тысячу километров на север…
— Это гораздо ближе, — поправил я. — Совсем не тысячу километров…
— Так вот, там никакой жизни нет, — продолжила Алиса. — Все то же самое, что и здесь, только гораздо хуже. Там люди на ночь в могилы закапываются! Ничего этот кругляк не сохраняет!
Алиса достала из-под воротника кругляк.
— Ничего он не сохраняет! Эта лапа всегда в говно вляпывается! Это просто карта.
— Зачем ты тогда ее носишь? — мягко поинтересовался Егор.
— Могу и не носить.
Алиса дернула за кругляк, сильно, шея чуть не оторвалась, по горлу белая полоса протянулась, крепкий шнурок, Алиса дернула еще, царапнула шею, под челюстью показались кровавые капли.
Егор неуверенно хихикнул.
Алиса рванула сильнее, но шнурок одержал верх, и она отступилась, спрятала пацифик обратно. Есть сильные вещи, которые просто так с шеи не сдернешь.
— Все это неправда, — сказала Алиса. — От первого до последнего слова. Сначала мне говорят, что Земля сорвалась со своей оси, день увеличился на четыре часа и по-прежнему не будет никогда. Потом мне рассказывают про то, что мир смыло потопом, и теперь нам придется жить в тине и иле, среди ракушек и скелетов рыб. А потом рассказывают про мор. Про пришельцев, про неудачный эксперимент, про пришельцев снова, а я сначала не верю, потом все-таки немного верю… Нет, мне по большому счету уже наплевать на все это, мне бы не сдохнуть кое-как. А теперь мне говорят, что это Господь наш Бог учинил. Разгневался на то, что мы такие засранцы, и пролил на нас серу и прочее едучее говно! А если это не пришельцы, если это не чума, если это на самом деле Он? Получается, что мы ничего сделать вообще не можем?!
Скелет пожал плечами.
— Это всего лишь гипотеза. При желании ее легко опровергнуть. Любой в состоянии это сделать.
— Вот именно. — Алиса пришла в скверное настроение. — Мне кажется, что все эти истории… Они только запутывают. Сначала вы говорите одно, потом другое. А вечером третье. И ничего не понятно. Нет ответов.
— Правильно, — согласился Скелет. — Мы никогда не узнаем наверняка, что произошло. Потому что… это выше нашего понимания. Надо просто принять, смириться с неизбежным.
— Получается, что мы зря идем? — с надеждой спросил Егор. — Бесполезно?
— Бесполезного ничего не бывает, — вмешался я. — Только кажется, что все бесполезно. Что люди бесполезно гибнут, что не туда идем… Но польза все равно есть, я точно знаю. Ни одна жизнь, и уж тем более ни одна смерть, не бывает зря. Любой человек, самый на первый взгляд бессмысленный, он все равно совершает что-то. Вкладывает свой камушек.
— Может, ты и прав, — негромко сказал Скелет. — Может, так оно и есть на самом деле. Если ты, конечно, веришь в то, что говоришь. Вера — важная вещь. Люди утрачивали веру, а похоже, что именно она скрепляла мир. Поэтому мы и не отговариваем тех, кто идет на запад.
Он затушил сигарету о стол.
«Ага, не отговариваете. Только кикимор показываете. Но нас кикиморой не пробьешь, у нас цинга, у нас мозг не работает». А вообще слишком много информации сгрузилось в мою голову. И не просто информации, а какой-то взрывной, в разные стороны, противоречивой и непонятной, путающей. Надо было подумать, хотя я не сомневался, что думать не смогу, если стану думать, то начну сомневаться…
— Завтра выступаем, — повторил я.
— Погоди, Дэв, — сказал Егор. — Если Нижнее Метро как раз построено для того, чтобы погань не распространялась, а мы его взорвем…
— Завтра выступаем, — сказал я. — Хотя, наверное, лучше послезавтра…
Егор не стал больше спорить.
— Скелет, кто-нибудь нас проводит? — спросил я.
— Да тут и провожать особо не надо. Тоннель один, проверенный, захотите — мимо не проедете. Чай пить будете?
Глава 9
Прорыв
Тепло. Тепло и хорошо, в таком состоянии можно спать сутками, не размыкая глаз. Укутавшись мягкими клетчатыми одеялами, прижавшись спиной к теплой железной стене, слушая далекие беседы, испытывая странное удовольствие от попыток понять — реальны ли эти разговоры, или это обрывки сна, или мои страхи, возникшие из привычки постоянно ожидать опасности…
Самолет. Мир. Где-то он есть… Неблизко, если близко, я бы знал… Кто-нибудь бы да знал… Мы ведь думали, что все, только мы остались. Мы да соседи, да Москва стоит. Человек всегда полагает, что мир крутится вокруг него, и если у него ноготь врос, то все вокруг должны хромать. Но где-то другой мир ведь есть — откуда-то самолет прилетал. Наверное, очень издалека. Может, из-за моря, с другого конца света, планета большая и круглая, пешком не обойти.
А почему они нас тогда не выручают? Почему… Ну, да, понятно, это ведь очень просто. Зараза. У нас тут все мрут направо-налево, может, тем, внешним людям, сюда нельзя, может… Мало их. Самим тяжело. Ведь как отсюда полыхнуло, так и по всему шару разлетелось, кто знает, что у них там вообще…
Никто ведь ничего не знает, никто, лишь бы выжить, лишь бы не сожрали, тут не до широких мыслей…
Заболела голова, я сказал, что хватит думать. Нечего думать.
Я проснулся совсем. Не знаю, почувствовал — что-то должно было произойти. Очень скоро, почти сейчас, уже, наверное, происходит.
В банке под потолком свивался в восьмерки и распрямлялся тугой живой пружиной протей. Название гадкое, что-то такое… Личинка дракона, драконыш, так как-нибудь надо, протей.
— Егор, — позвал я негромко.
Егор спал.
Я позавидовал — у меня так спать не получается. Я вообще много чего не умею, например мечтать. Раньше у людей была возможность мечтать — они читали книги, смотрели фильмы, ездили по всему миру, для фантазии был простор. А мне о чем мечтать — если я ничего не видел? Во-во. Мои грезы непротяженны, приземлены, во мне, как и в Егоре, кипит и побеждает слоновость.
Поэтому я мечтаю о простом.
— Егор! — позвал я чуть громче.
— Ну?
Услышал, как Егор стукнулся о трубу головой.
— Ну, чего? — спросил он недовольно.
— Подъем.
— Зачем подъем, Дэв? Можно же еще поспать…
— Подъем.
Я откинул одеяло, сел. Ноги. На правой не хватает пальцев. Надо сделать пластиковый протез. Потом.
— Зачем мы поднялись? Так хорошо, поели вчера.
Гудок. Прямо под потолком.
Егор подпрыгнул, прикусил язык, выругался.
— Тревога, — сказал я спокойно. — Что-то случилось. Собираемся.
— Трубу, наверное, прорвало, — предположил Егор. — Или потолок обвалился… Нас ведь не зовут.
— Смотри, — я указал на банку с прозрачным слепым червяком.
— И что?
— Чует, — сказал я. — Видишь, как бесится?
Протей шевелил лапками, и мне до ужаса казалось, что это не лапы, а руки человечка, заключенного в длинном светящемся теле.
— Ему страшно.
— Да это червяк просто… — неуверенно сказал Егор.
— Такие твари очень чувствительны ко всем опасностям. Помнишь, Скелет говорил?
— Он псих, каких много…
— Собирайся.
Егор стал собираться, проклиная жизнь и особенно меня в этой жизни.
— Фосфорные пули? — спросил я.
— Вчера зарядил шесть магазинов… — буркнул Егор. — Хватит?
— Вполне. Держись за мной.
— Понятно. А Алиса? Она же ничего не услышит…
Вечером Алиса чувствовала себя нехорошо. Ругалась, плевалась на стены, говорила, что у нее трещит голова от нашего общества, что она хочет отоспаться, а спать она ляжет с револьвером, и, если какая-то сволочь посмеет ее разбудить, она будет стрелять, не открывая глаз. А чтобы эти сволочи не побеспокоили ее глупейшими в мире криками, она станет спать в глушилке. Алиса достала вату, скатала в пробки, сунула в уши, затем обмотала голову скотчем в два обмота. Я посоветовал ей быть осторожнее с этим, со сгибанием ушей не стоит перегибать, кровообращение может нарушиться, и тогда уши отсохнут…
Алиса послала меня, конечно же, в Рыбинск Затем она напялила шлем, опустила светофильтр и взмахнула рукой — проваливайте.
