– А я тут при чем?
– И ты, и я… – грустно сказал Лаврик. – Короче говоря, звездой мероприятия будет товарищ из ЦК партии. Нашей, понятно, партии, единственной. Руководящей и направляющей силы. Товарищ уже прибымши, сидит в посольстве в сопровождении прибывшего с ним вместе сотрудника самой главной партийной газеты. И выезжать нам всем уже через полтора часа, а это, доложу тебе по секрету, будет не самой простой задачей…
– Что именно?
– Да выехать через полтора часа, – безмятежно сказал Лаврик. – Это еще вилами на воде писано, есть свои подводные камни… Ну что ты на меня таращишься? Говорю тебе, никаких розыгрышей. Открытие будет, как уже говорилось, торжественное, с шумом, с помпой, с благодарственными выступлениями представителей пролетариата, с убедительной речью Лейлы и отеческим напутствием товарища из ЦК. Ясно?
– А мы тут при чем?
– Да мать твою! – с досадой сказал Лаврик. – Ты на большой базар, часом, не заезжал, гашишем не затягивался? Цэка. Усекаешь? Товарища из цэ-ка нужно охранять бдительно и неусыпно, а кто это сумеет сделать лучше капитан-лейтенанта Мазура и его орлов? Короче, это не я придумал. Мне самому, думаешь, хочется переться по жаре в это пролетарское гнездо? Кто-то в Москве решил, что обстоять должно именно так, а не иначе, довел до сведения наших здешних командиров свое мнение, а отцы-командиры, как легко догадаться, браво взяли под козырек. Мнение инстанций не обсуждается, ты у нас не малое дитятко, сам понимать должен…
– Черт знает что…
– Не черт знает что, а товарищ из ЦК. Срочно прояви политическую грамотность.
– У него что, своей охраны нет?
– Откуда? – пожал плечами Лаврик, понизил голос. – Товарищ хоть и из ЦК, однако ж не дорос до охраняемого объекта. Очень уж много у нас в ЦК таких товарищей, я бы сказал, между нами, до хрена у нас в ЦК таких… но наше положение от этого не изменится. Тебе приказали охранять, а мне – бдительно сопутствовать. Что до прочего – шагай к Бульдогу, он расскажет подробнее. Двигай давай, а то он там третий телефон обгладывает в приступе служебного рвения. Лейла уже звонила – она со своими, в отличие от тебя, в полной боевой готовности. Идеологически грамотная девочка, а ведь красотка. Я бы на твоем месте ворон не ловил… Ну, пошли наконец?
Глава пятая
Триумфальное шествие советской власти
В посольстве Мазур бывал уже не раз, Лаврик тоже, и они, не спрашивая дороги, быстро поднялись в кабинет посла, куда попали без всяких прекословий со стороны секретарши, годочков этак ста восьмидесяти от роду, жердеобразной дамы с гранитным лицом проверенного партийного товарища. Бедняга посол, мимоходом подумал Мазур, ему бы вместо этой Клары Цеткин кого-нибудь помоложе, а то девочки из машбюро жалуются втихомолку вездесущему Лаврику что товарищ дипломат, бывший первый секретарь какого-то обкома, то ли в ссылку сюда сосланный, то ли наоборот, на повышение, им уже все юбчонки оборвал…
В обширном кабинете посла имело место некоторое многолюдство – сам посол, разумеется, несколько дипломатов рангом пониже, штатских и военных, а также генерал Барадж с небольшой свитой, в числе которой обнаружились оба чертовых близнеца, Хасан с Хусейном. Мазур им дружелюбно улыбнулся, одновременно представив со сладкой яростью, как разметывает эту компанию по углам отточенными ударами. Показалось ему, или у близнецов в глазах и в самом деле светилась затаенная насмешка? Взгляды у всей троицы определенно покровительственные – как и следует смотреть на недотепу, чью женушку весело оттягивает тесная компашка…
«Ну, даст бог, сквитаемся, – подумал он почти спокойно. – Не так, так эдак…»
На кителе Бараджа красовался новехонький орден Трудового Красного Знамени, а близнецы оказались украшены столь же свеженькими Дружбами Народов. Отвернувшись от них, Мазур направился к ничем не обозначенному, но явному и несомненному центру торжества.
Таковым оказался кряжистый мужичок, седовласый и краснолицый, типичный функционер со стажем – как писали в каком-то романе, с лицом и голосом праздничного оратора. Он сидел на тяжелом посольском стуле, вольготно развалившись, в расстегнутом пиджаке, с приспущенным узлом галстука, держа в руке полный стакан и, судя по всему, был чрезвычайно доволен жизнью. Рядом помещался еще один, столь же седовласый и представительный, но гораздо более поджарый и суетливый. С первого взгляда было ясно, кто тут товарищ из ЦК, а кто – звезда партийной журналистики…
Высокий гость с ходу обратил на него благосклонное внимание:
– А это кто? Местный?
Мазур по-прежнему щеголял в местном френче без всяких знаков различия, так что можно было и ошибиться. Араба он, конечно, напоминал мало, но товарищ со Старой площади, сразу видно, уже залил тюрьмы по самую ватерлинию…
Бульдог, склонившись над его ухом, со слащавым, даже умильным выражением проинформировал:
– Капитан-лейтенант Мазур, товарищ Хоменко. По секретно-спецназовской линии. На переднем крае борьбы…
Товарищ Хоменко взмыл со стула дрессированным медведем, расплескивая вокруг, в том числе и на окружающих, спиртное из вместительного стакана. Окружающие вежливо улыбались. Заключив Мазура в тесные объятия, разливая остатки своей винной порции, товарищ Хоменко возопил:
– Сыночка! Спасибо тебе, родной, что ты тут Родину охраняешь! Люблю я моряков, сам когда-то был замполитом на крейсере… Ты уж извини, я тебе ордена не захватил, знал бы раньше, обязательно бы привез… Отличник боевой и политической, а?
– Так точно, – сказал Мазур.
– Знай наших, моряков! Ничего, я попрошу, тебе живенько представление нарисуют… Филатыч! – он ловко ухватил Бульдога за лацкан белого кителя с вшитыми адмиральскими лаврами, притянул к себе, так что они трое едва не стукнулись лбами, наставительно возгласил: – Чтоб завтра же нарисовал капитану… ну ты понял? Чего-нибудь такое, соответствующее, Знамя там или Звездочку… Орел ведь! А ну-ка, живо, давайте нам выпить за рабоче-крестьянский флот! Пей, сыночка, заслужил!
Кто-то проворно сунул Мазуру в руку полный стакан, окружающие таращились нетерпеливо, понукающе – и он, чокнувшись с товарищем Хоменко, преспокойно выпил до дна, коли уж принуждали к тому обстоятельства.
– Вот это по-нашему, по-флотски! – рыкнул товарищ Хоменко. Оттащил Мазура в уголок и раскатистым шепотом, слышным по всему кабинету, поинтересовался: – Капитан, а баб тут организовать можно? Чтоб ябливые были, как швейная машинка…
– Осмелюсь доложить, дело нелегкое, – сказал Мазур.
– Эх ты, а еще моряк! У моряка в каждом порту должны быть сорок семь с половиной баб…
– А половина зачем, Николаич? – громко поинтересовался седой партийный журналист.
– А когда под конец стоит только наполовину! Тут-то она, половинка бабы, и сгодится! – рявкнул товарищ Хоменко.
Присутствующие почтительно похохатывали. Товарищ Хоменко висел на Мазуре, не выпуская из тесных объятий и громогласно вспоминал, как был он в свое время замполитом, и была там Ниночка, пробы негде ставить…
Мазуру было неловко и противно – еще и оттого, что все присутствующие, люди тоже не маленькие, олицетворявшие тут кто державу, кто армию, кто флот, вдруг превратились в примитивных подхихикивающих холуев, на цырликах суетились вокруг, опрометью бросаясь за бутылкой по мановению пальца высокого гостя, заглядывая тому в глаза с барбосьим умилением… Слышал он кое-что краем уха о высоких товарищах, но сам впервые оказался на подобном мероприятии.
– Ты, сыночка, пей, не стесняйся! – грохотал товарищ Хоменко, щелкая пальцами в сторону посла. – Петрович, чего стоишь? У капитана стакан пустой! Моряк всухую не может! Как тебя? Кирюша! Пей, Кирюша, не сомневайся, Знамя тебе спроворим, вон ты какой орел! Ты только старика не подводи, давай девок поищем…
Посол приблизился:
– Федор Николаевич, вам пора выезжать… Дорога неблизкая…
– А что, и выедем! – с воодушевлением воскликнул товарищ Хоменко. – Политически правильное мероприятие грех откладывать… Кирюша с нами поедет?
С величайшим терпением, почтительно посол пояснил:
– Конечно. Кирилл Степанович будет командовать поездкой…
– Тогда я спокоен! – взмахнул рукой высокий гость. – Значит, вмажем по дороге как следует! И похрену нам басмачи, нас мало, но мы в тельняшках! Ага! – у него был вид человека, осененного гениальной идеей. – Только я в этой шкуре не поеду, как-никак прибыл на передний край… Живо мне вот такую форму! – он подергал рукав Мазурова кителя. – И тельняшку под низ! Выполняй на полусогнутых!
…Вопреки опасениям Мазура колонна вышла в путь уже через полчаса. Эль-бахлакскую военную форму и тельняшку для товарища Хоменко разыскали с поразительной быстротой – в каковой наряд он тут же облачился прямо в кабинете посла, ухая, выкрикивая бодрые лозунги и расшвыривая вокруг цивильную одежду (ее почтительно подбирали присутствующие). Потом потребовал автомат, каковой ему и принесли после короткого замешательства – правда, с пустым рожком. И правильно сделали – едва заполучив оружие, товарищ Хоменко передернул затвор, наставил дуло в потолок и принялся энергично давить на спуск. Не произведя выстрелов, он крайне огорчился, начал требовать боезапаса. Спасать положение пришлось Мазуру, браво разъяснившему, что в посольстве никаких патронов нет, зато в машине их навалом. Услышав это, товарищ Хоменко повелел выехать в путь немедленно, повесил автомат на плечо и парадным шагом двинулся к выходу, отбивая на всю ступню с превеликим грохотом.
