врагов, – так хотя бы от стрел уберегусь, наверное.
И принялся махать мечами вдвое усерднее, поражая то одного, то другого. Несмотря на то, что враги превосходили его числом в десять раз, воевода устроил настоящую огненную круговерть, вышибая искры из татарских сабель, щитов и шлемов. Он сумел умертвить шестерых из десяти, когда подоспели Ратиша с Наумом, быстро добив остальных.
– Открывай ворота!!! – заорал Наум что есть силы, глядя, как тяжеловооруженная татарская конница застучала копытами по бревенчатому настилу.
Часть ратников на полпути развернулась, чтобы принять удар, но была скошена стрелами нападавших. На их место тотчас встали другие, прикрываясь щитами. Ближе всех к татарской коннице оказались арбалетчики, выполнявшие приказ воеводы. Присев на колено, они открыли заградительный огонь. Залп из арбалетов выкосил весь первый ряд татарских всадников. Поскальзываясь на обледеневших бревнах, татары рушились вместе с конями в ров и там находили свою смерть. Многие падали замертво с коней и были затоптаны следующей волной наступавших.
Арбалетчики едва успели сделать второй залп, чуть сдержав атакующую конницу, как лавина бронированных тел поглотила их. Растоптав стрелков, конные татары обрушились на шеренгу ратников с мечами – последнюю преграду между ними и открытыми воротами в осажденную Рязань. Казалось, еще мгновение, конница врага ворвется внутрь и растечется смертоносным потоком по улицам.
– В город! – громко приказал воевода всем, кто еще оставался вокруг него. – Бегом!
А когда последний ратник скрылся за воротами, прошептал, глядя на погибавших дружинников:
– Простите, други. Мы отомстим.
Коловрат едва успел протиснуться в узкую щель, прежде чем массивные створки Исадских ворот сомкнулись за ним. Перед самым носом разъяренных татар.
Глава двенадцатая
Удар в спину
Всю ночь посланцы Батыя яростно атаковали город, пытаясь пробиться в Рязань одновременно с трех сторон. Особенно лютовали у Исад и Южного предградия. Но вылазка, в которой погибло две трети воинов Наума, сделала свое дело. Обстрел Исадских ворот прекратился, таран был уничтожен, а все попытки влезть на стену отбиты. Даже пролом не помог.
Защитникам Южного предградия было тяжелее. Там метательные орудия татар еще работали, исправно разрушая стену и забрасывая город зажигательными горшками. Начался пожар в Столичном городе, занялись купеческие лавки. Сгорела одна из кузниц самого боярина. Огонь так разбушевался, что едва не дошел до Успенского собора. К утру пожар все же успели остановить, но выгорел почти целый квартал.
Добравшийся туда на рассвете воевода поднялся сначала на Ряжские, а затем на Южные ворота, прошелся по стенам. Бой был жаркий. По всему выходило, что Батый решил взять сегодня город во что бы то ни стало и бросил на него большие силы. Но осажденные рязанцы стояли насмерть. Раскаленная смола лилась со стен на головы врагов, летели вниз камни и бревна. Лучники Рязани достойно отвечали татарским, а летучие отряды арбалетчиков вообще стали для врага полной неожиданностью.
Когда взошло солнце – приступ продолжался. Свежие татарские части сменяли разбитые и перемолотые рязанцами во время осады, и все начиналось снова. Защитники города держались из последних сил, а татары, похоже, считали их бессмертными.
Воевода организовал еще две вылазки, в которых смог уничтожить тараны у Ряжских и Южных ворот. Но дальняя вылазка к порокам, что молотили по городу почти непрерывно, уже не удалась. Обозленный ночным успехом рязанцев Батый выставил внушительные заграждения из пехоты и конницы перед пороками на обоих направлениях, сделав внезапную вылазку со стороны города невозможной.
Тогда Евпатий решился на отчаянный шаг. Взяв три сотни конных ратников, он прямо посреди белого дня выехал из города и прошерстил татарские порядки вдоль стен Южного предградия, сметая все на своем пути. Порубив несколько сотен татарских пехотинцев, рассеял и отогнал их от города. А затем развернулся и атаковал в лоб пороки у Ряжских ворот. Не ожидавшие такой смертельной наглости от осажденных татары приняли бой, но были разбиты. Евпатий уничтожил все камнеметные машины на северных подступах и хотел уже атаковать южные, но не успел. Подошли крупные силы татарской конницы. Воевода решил сохранить свой отряд всадников, потерявший не меньше сотни витязей в том бою, и отвел оставшихся в город.
С той поры натиск заметно ослаб. И хотя еще двое суток татары непрерывно атаковали Рязань, к концу третьего дня их силы иссякли. Гром сражения стих. Своими глазами с полуразрушенных стен Южного предградия Евпатий вместе с Ратишей наблюдали, как татарские пехотинцы покидают ров, отходя вглубь леса. Горы мертвецов, словно курганы, окаймляли теперь Рязань. А медленно падавший снег постепенно укрывал следы этой смертельной жатвы. Вскоре вокруг все опять стало белым-бело, словно и не пролились прямо здесь целые реки крови.
– Похоже, отбились пока, – тяжело выдохнул воевода, вытирая испарину со лба, – может, передышка небольшая выйдет.
Но, проехав по округе и посчитав собственные потери рязанцев, Евпатий посмурнел. А затем, не раздумывая, направился прямиком в княжеский кремль. Юрий воеводу принял немедля, усадил за стол и даже чаркой медовухи угостил.
– Выпей, воевода, заслужил, – усмехнулся Юрий, слегка повеселев. – Да отдохни маленько, прежде чем разговоры разговаривать. Такой приступ отбили. А сколько татар погибло!
– Отбились, слава богу! – выдохнул воевода, с удовольствием опрокидывая чарку. – Всем миром бились и отогнали ворога. Но я приехал, княже, тебе другое сказать. Много и нашей крови пролилось в эти дни. Несть числа твоих храбрых воинов погибло. Прости меня, княже, но еще один такой приступ мы не сдюжим, ежели подмога не подоспеет.
Заявил это воевода в зале с резными колоннами для приемов особливых гостей. Сидя за накрытым столом и поглядывая сквозь узкие слюдяные окна терема на Средний город, видневшийся отсюда. Слуг, как обычно при тайном разговоре, не было.
Услышав такие речи, едва повеселевший князь вновь стал хмурым. Молча отпил вина, затем встал и подошел к ближнему окну, вперив тяжелый взгляд в даль. Постоял так, раздумывая о чем-то. Воевода не мешал расспросами. Любил князь Рязанский размышлять, разглядывая город и лесные просторы. А сейчас было, о чем подумать. Пока Юрий смотрел в даль, за окном быстро темнело.
– Значит, говоришь, не сдюжить нам новый приступ? – произнес князь спокойно, словно смирившись со своей судьбой.
Сказав это, Юрий вернулся за стол. Откинулся на резной спинке кресла и выпил еще вина, а затем вдруг резко стукнул пустым золоченым кубком по столу.
– Дозволь, княже, слово молвить, – тихо попросил Коловрат.
– Да ты уж молвил, – горько усмехнулся Юрий, – порадовал, воевода, нечего сказать.
Но потом взял себя в руки.
– Говори, чего хотел.
– Есть у меня мыслишка, как оттянуть новый приступ, который может стать для
