Хороший сон ночью и нормальный горячий обед вообще превратят положение в чудесное. И чем скорее он вернется к отряду и завершит оставшуюся работу, тем скорее сможет удовлетворить эти желания.
Он направил спидер в лес и двинулся на юг в отличном состоянии духа.
***
Огоньки света мерцали впереди маленьким созвездием. Они могли быть в километре от Этейн, или до них можно было рукой подать – невозможно было определить простым зрением.
Но она ясно чувствовала их дыхание. Насыщенный, тошнотворный запах сырого мяса. Девушка махнула световым мечом у входа в их убежище, и гданы рассеялись. Она пыталась при помощи Силы убедить их побеспокоить кого-то другого, но лишь еще больше заинтересовала зверей, хотя они перестали пытаться от нее что-нибудь откусить.
"Как у тебя это получалось, Джинарт? Как ты их сдерживала?"
Она свернулась под навесом, который соорудил Дарман, и прислушалась к воде, прокладывавшей себе путь сквозь листья. Дождь уже стих, но вода все еще текла тонкими струйками и капли падали на кусок пластоида у нее над головой. Этейн вновь слышала звуки, по крайней мере одним ухом.
А еще она очень четко видела. И видела она лицо умбарана, которому почти снесла голову световым мечом. Паника и страх вытеснили случившееся из ее рассудка, но теперь, в тишине и покое, видение вернулось и не собиралось уходить.
Впервые за эти дни Этейн попыталась медитировать, отрешившись от раздражающего плеска воды над головой. Дарман бродил снаружи, молчал и не волновался. Она чувствовала его как прилив и отлив – беспокоится, чуть-чуть напуган, но сосредоточен и без всякого насилия над собой или внутреннего конфликта.
Хотелось спросить, как он достиг такого равновесия. Их обоих растили в полной изоляции от повседневного мира, с их собственными ценностями и правилами – не потому, что их выбрали для иной жизни, а потому, что они такими родились. Их призвание определили гены… нечестно. Он очевидно, прекрасно преуспевал; она же в той же степени провалилась.
Этейн позволила ясности этого откровения омыть себя.
Это почти успокаивало.
А потом это чувство прошло, и волна чистого веселья захлестнула ее внезапным ударом. Дарман просунул голову под навес.
– Они идут, – сказал он. – Мой отряд в пути, – он помедлил, будто слушая что-то, и касаясь перчаткой боковой стороны шлема. Было странно видеть такую радость, и понятия не иметь о выражении его лица. – Час или около того. Найнер разнес комм-станцию в Теклете, Фай и Атин получили больше снаряжения, чем потребуется. И еще взяли пленного, – он вновь помедлил, поворачивая голову так, будто говорил с кем-то. Казалось, что коммандо переключается между слышимым и неслышимым – будто его шлем был отдельным миром, в который он уходил по желанию. – Виквай, ну надо же. Ну, у них имелись причины.
Он застыл на несколько секунд, а потом решительно кивнул. Затем стянул шлем; лицо клона сияло одной сплошной улыбкой, не предназначавшейся чему-то конкретному.
– С ними все в порядке, как я понимаю, – сказала Этейн.
– Да, все в норме.
– Я рада. Вы братья, да?
– Ну… не на самом деле.
– А, вы же клоны…
– Они – не мой изначальный отряд, – пояснил Дарман. Он все еще излучал радость и хорошее настроение. – Все мои братья погибли в битве на Геонозисе, как и у них. Мы даже друг друга не знали до этого задания. Но трое из нас учились у одного сержанта, так что мы можем считать друг друга семьей. Кроме Атина, конечно.
Это замечание было поразительным. Дарман не проявил ни одного мельчайшего признака, что его ранила недавняя потеря. Этейн мало знала о биологических семьях, но понимала, что о смерти мастера Фульера будет горевать и через три месяца, и даже через три года. Возможно, они вытравили клонам и способность жалеть.
– Тогда… ты не скучаешь о своих братьях.
Улыбка Дармана слегка ослабла.
– Конечно, я горюю, – тихо сказал он. – Каждый день.
– Мне казалось, что ты принимаешь это… так спокойно.
– Мы знаем, что нас убьют. Если мы на этом зациклимся, то станем бесполезны. К этому просто надо привыкнуть, как говорил наш старик сержант. Мы все когда-нибудь умрем, так что лучше просто попробовать умереть, сражаясь за что-то достойное.
Этейн хотела спросить, что для него значило дело Республики. Она почти боялась ответа, но хотела знать.
– За что ты сражаешься, Дарман?
Он на мгновение озадачился.
– За мир, мэм.
– Хорошо, а против чего ты сражаешься?
– Анархии и несправедливости, – это был заученный ответ, но он помедлил, словно впервые обдумывая его. – Даже если не получу благодарности.
– Звучит как еще одна фраза твоего сержанта.
– Он же не ошибался, не так ли?
Этейн вспомнила местных, которые сдали их людям Хокана. Да, за последние пару недель она многое узнала о реальности и конфликтах. Но этого все еще не хватало.
– Светает, – сказал Дарман. Он сел под навес, скрестив ноги; бронепластины лязгнули друг о друга. – Кажется, ты простыла. Нужны лекарства?
Этейн уже дошла до того состояния когда на сырость и боль не обращаешь внимания. Она слишком устала, чтобы думать или делать еще что-то. Даже перестала обращать внимание на настойчивый запах мокрой шерсти мерли.
– Со мной все в порядке.
– Если мы разведем костер, то приманим половину армии сепаратистов, – он порылся в поясе и протянул ей кубик рациона; все та же невероятная смесь юной наивности и циничного убийцы. Этейн покачала головой, и клон вытащил сверток. – Сушеной кувары?
По тому, как он осторожно уложил фрукт в пояс, а не в ранец, было ясно, что он его ценил. Клон жил на рационах, которые по вкусу были не лучше протухшей шкуры мотта. Такая жертва ее тронула; у Этейн будет время, чтобы насладиться разнообразной пищей Галактики, если она выберется с Квиилуры живой, но у Дармана шансов нет. Девушка выдавила улыбку и отвела фрукт в сторону.
– Нет. Ешь сам. Это приказ.
Повторять не требовалось. Он жевал с закрытыми глазами, и Этейн почувствовала себя отчаянно виноватой, хотя и слегка завидовала его способности радоваться обыденным вещам.
– Я знаю хороший способ согреться, – сказал он, открывая глаза.
Этейн ощетинилась; возможно, он не был столь наивным, каким казался.
– Правда?
– Если ты на это согласна.
– Согласна на что?
Дарман помахал пальцем – мол, подожди и увидишь – и вышел наружу.
"Нет, – подумала Этейн, – он никак не мог это иметь в виду".
Она вдруг смутилась, что хоть на миг придала словам такой смысл и уставилась на собственные руки, неожиданно почувствовав отвращение к ссадинам, сломанным ногтям и прочим уродствам.
Под навес внезапно вдвинулся грубо очищенный шест. Этейн подскочила; новые сюрпризы ей были не нужны.
– Если это шутка, Дарман, то мне не смешно.
– Давайте, коммандер, – он глянул вдоль шеста. – Тренировка со световым мечам. Лучше размяться, прежде чем придется делать то же в реальности.
– Я просто хочу отдохнуть.
– Я знаю, – он присел и посмотрел на нее. – Я многого не знаю о мечах, но меня учили драться врукопашную.
Коммандо даже не двинулся. Его настойчивость вызывала раздражение; фактически, Этейн вдруг разозлилась и решила, что с нее хватит. Она вымоталась и хотела спокойно сидеть и ничего не делать.
Девушка вскочила на ноги, схватила шест и ринулась на клона.
Он отступил в сторону, но лишь на самую малость.
– Относительно безопасный способ отточить навыки фехтования, – сказал Дарман.
– Относительно? – она в ярости сжала шест двумя руками.
– Относительно, – подтвердил Дарман и чувствительно стукнул своим "мечом" ей по голени.
– Ай! Ты…
– Давайте. На полную, – Дарман увернулся от дикого и бесконтрольного выпада. – В нападение.
На этом она всегда спотыкалась – на тонкой грани между приложением всех возможных сил и ослеплением яростью. Про это следовало помнить. Это больше не было игрой.
Девушка атаковала широким взмахом справа налево, с силой ударив по его оружию; столкновение отдалось в локтях и запястьях, заставив Дармана перенести вес на отодвинутую назад ногу. Три более быстрых взмаха – справа, справа, слева – и сразу же затем один неожиданный удар вниз. Он пришелся между шеей и плечом; если б в руках Этейн был настоящий меч, она бы рассекла клона надвое.
Раздался отвратительный треск. Этейн впервые увидела боль на лице клона; она мелькнула мгновенной гримасой, но девушка мигом почувствовала отвращение к себе.
– Извини, – сказал она, но коммандо надвинулся на нее и вышиб палку из рук девушки.
– Когда есть преимущество – надо давить, – сказал Дарман, потирая шею. – Я никогда раньше на работал энергетическим клинком, и Силы у меня нет. Но я знаю, когда надо бить изо всех сил.
