является легкое раздувание ноздрей. Все это время мой разум обдумывает ее слова. Она упомянула порт, что означает корабли. Корабли откуда? В любом случае получается, что из Илора есть выход, если мне когда-нибудь удастся сбежать.
Вэнделин сегодня намного болтливее, чем прежде. Я испытываю удачу.
– Как вы считаете, он когда-нибудь выпустит меня из этих покоев?
Проходит мгновение, прежде чем она отвечает, тщательно подбирая слова:
– На данный момент мало кто знает наверняка, что вы еще живы. Шепчутся, конечно. Возникают вопросы о том, где ваше тело и как вы умерли. Много слухов и домыслов. Король официально не подтвердил и не опроверг ни один из них, оставил Илор и Ибарис в смятении относительно судьбы принцессы Ромерии.
– Почему он им ничего не сказал?
– У него свои мотивы, – загадочно отвечает она. – Должна появиться причина, по которой вы сможете покинуть эти покои, и причина, по которой для королевства будет выгоднее знать, что вы живы, а не мертвы. Существует такая вероятность. Со временем король может предоставить вам свободу передвижения по замку в сопровождении стражников.
– А снаружи?
– Полагаю, да. В королевских владениях, по крайней мере.
– Не в священном саду?
Ее глаза устремляются на меня.
– Анника упомянула об этом, – вру я, надеясь, что никто никогда не раскроет мой блеф.
– Вы имеете в виду нимфеум.
Мое сердце замирает. Нимфеум. Так они его называют?
Это именно то место, куда мне нужно попасть, дабы я хочу найти камень для Малакая, одного из их богов. Я краду артефакт из священного места. Это нелогично. Не то чтобы это имело значение. Я сделаю все необходимое, чтобы вернуться к своей жизни – к жизни, где я не заточена в тюрьме и никому ничего не должна.
– Что в нем святого?
– Это место, куда… – она резко замолкает, словно спохватившись.
– Куда что? – пробую я самым невинным голосом, на какой только способна. Не хочу, чтобы у Вэнделин были проблемы с Зандером, но мне нужно начать выуживать хоть малейшие сведения, если я когда-нибудь надеюсь освободиться из этих украшенных лепниной стен.
– Это место, куда жители Илора идут в Худэм.
– Худэм? – эхом повторяю я; это слово повисает в воздухе, словно наживка на крючке.
Вэнделин закрывает банку с мазью.
– Ночь кровавой луны.
И Софи, и Анника упоминали об этой кровавой луне. Это должно быть важно.
– Что происходит этой ночью?
– Вы хотите, чтобы король выпорол меня?
Я вздрагиваю при мысли о Корсакове, сдирающем кожу с чьей-то спины.
– Нет. Мне просто любопытно. – Надеюсь, мой тон не звучит слишком нетерпеливо. – И я умираю от скуки.
С тяжелым вздохом смирения Вэнделин вытирает тряпкой остатки мази с пальцев. Я часто восхищаюсь ее ногтями – аккуратными и длинными.
– Желающие быть благословленными ребенком идут в нимфеум.
Анника сказала что-то о Зандере и принцессе Ромерии, «благословленных» потомством.
– Нападение случилось в ночь кровавой луны.
– Да. Королевская свадьба в Худэм. Это должно было стать чем-то особенным. – Она смотрит на меня понимающим взглядом.
Я предполагаю, это означает, что они должны были войти в нимфеум после церемонии. Но вместо этого та Ромерия убила его родителей и спровоцировала войну, развернувшуюся на городских улицах. Нельзя чувствовать себя виноватой за чужие поступки, но все же у меня в животе возникает неприятная боль.
– Когда следующая кровавая луна?
– Она является каждый третий лунный цикл обычной луны, дабы озарить смену времен года своим лучезарным сиянием.
Обычной луны. Вероятно, речь о второй луне, которая возвышается в небе. Но при чем здесь лунный цикл? Он такой же, как у меня дома? Неужто я все еще буду в ловушке в этих покоях до пришествия следующего цикла? Я смотрю на потолок. Боже, помоги мне, если это так.
Словно прочитав мои мысли, Вэнделин говорит:
– Если король дарует вам свободу покидать эти покои, не делайте глупостей, не пытайтесь бежать. Далеко вы не уйдете. И это будет означать, что я зря потратила на вас свои усилия.
– Я помню, что он припас для меня костер. Монстр, – тихо добавляю я.
– Многие сказали бы то же самое о вас, независимо от того, помните ли вы, что сделали, или нет.
Что Вэнделин думает обо мне? Мысль о том, что она чувствует то же самое, ранит меня больше, чем я ожидала. Она здесь мой единственный союзник и, скорее всего, докладывает Зандеру о каждом моем слове. Что Вэнделин думает о молодом короле, который ненавидит меня? Она верна ему потому, что должна, или потому, что хочет?
Осмелилась бы я озвучить все вопросы, крутящиеся у меня в голове последние три недели. Я привыкла полагаться на себя и никому не доверять, и все же здесь, в ловушке этих стен, я отчаянно нуждаюсь хотя бы в одном человеке, на которого можно опереться, в одном человеке, что заполнил бы все пробелы.
– Замрите. И не разговаривайте. – Она кладет руку мне на плечо, закрывает глаза и склоняет голову.
Мазь новая, но процесс мне уже знаком и не менее увлекателен, чем в первый раз. Тогда я подумала, что Вэнделин молится и то покалывающее ощущение было эффектом мази, впитывающейся в мою кожу. Но затем она подняла зеркало, чтобы показать мне раны, и те стали менее заметными, когда она закончила. В тот момент я и поняла – она лечила меня магией. Настоящей магией.
Теперь я смотрю на ее нахмуренный лоб, пока Вэнделин зачарованно концентрируется. Мне неизвестно, сколько времени проходит – часов нет, а колокола бьют только по часам, – но, когда ее веки наконец приоткрываются, появляется знакомый красный оттенок.
– Вам больно, когда делаете это?
Она качает головой.
– Это утомляет. Я далеко не так сильна, как Маргрет. Она тоже была целительницей и сумела бы сделать для вас намного больше. – Ее взгляд останавливается на моем плече, и Вэнделин улыбается. – Да, думаю, неплохо. – Она встает и медленно идет – еще одно побочное действие исцеления – к туалетному столику, чтобы взять ручное зеркало.
Маргрет была верховной жрицей. Вероятно, дело в ранге.
– Ее уже заменили?
– Нет. Это… не вариант.
– Сколько вас в Илоре? Заклинателей, я имею в виду.
– Сейчас немного. Добраться сюда довольно сложно, и большинство из нас не пойдут на такой риск.
– Почему?
– Потому что.
Я чувствую, как она избегает этого разговора. Вэнделин поднимает передо мной зеркало. Я смотрю на свое отражение. Следы не сильно уменьшились, но грубая краснота кожи заметно поблекла.
– Мне жаль, что я не могу сделать больше. Если повезет, шрамы станут серебряными. Возможно, будут почти невидимы при определенном освещении.
