Леночка ничего не напутала. Виктор Сергеевич действительно оказался пришит. В прямом смысле этого слова. Нитками. Суровыми. Крепко-накрепко. К матрасу. За тельняшку, шорты и даже носки. Лицо педагога снова не поддавалось никакому словесному описанию. Комикс «Человек-мудак—II».
— Ну, шкеты! Пришили, мать-перемать! Я думал, меня паралич скрутил! Чего стоишь?! Помоги…
Самостоятельно выбраться из западни воспитатель был не в состоянии — пришили его грамотно, большими стежками, даже с раскладушки не встать. И нитки порвать невозможно.
Кольцов перевел дух. Потом загоготал. Сам же учил напарника, что такое пришить.
— С прописочкой вас, Виктор Сергеевич! Отлично смотришься… Кто это тебя так?
— Ну не сам же, — положенец попытался вырваться, но безуспешно. — Эти, дикари… Убью чертей!..
Конечно, переживать было из-за чего. Над крайне уважаемым в блатном мире человеком надругались самым страшным и циничным образом. А если б его сейчас увидела братва или тот же Паша Клык? Все, конец карьере… Лучше бы действительно пришили, в смысле — заточку загнали. А теперь на нем позор несмываемый. Слухи по всей стране поползут и Интернету.
Кольцов вытащил из тумбочки бритву и кое-как надрезал нитку, потом оторвал одежду коллеги от матраса руками. Разъяренный воспитатель пулей вскочил с раскладушки, влез в кеды и со словами «Убью, заморыши!» сделал шаг к дверям. Но тут же с диким матом рухнул обратно.
— Что такое?! — испугался Евгений Дмитриевич.
Виктор Сергеевич, морщась от боли и продолжая материться, осторожно стянул кеды.
Ступни напоминали подушечки для иголок. Только вместо иголок их украшали канцелярские кнопки максимально существующего размера. Много кнопок. Как на доске объявлений.
— Остроумно, — подметил вожатый. — Больно, наверное?
— Что ж они творят, падлы? — чуть не плача, положенец принялся вынимать кнопки. — Даже цирики в карцере так не беспредельничали. Садисты натуральные, мать-перемать…
Если бы подобное случилось на зоне, обидчик уже лежал бы с проломленным черепом.
Вернулась Леночка Бичкина. Виктор Сергеевич был вынужден сбавить матерные обороты. Леночка рассказала, что ходила на озеро искупаться, а когда вернулась, застала воспитателя пришитым. Она так растерялась, что побежала искать вожатого, вместо того чтобы самой освободить коллегу из плена.
— Да не переживайте так, Виктор Сергеевич! Они же дети.
Если бы не жест Евгения Дмитриевича (молчать!), Витя сказал бы, что думает об этих детях.
— Это еще ничего, — продолжала утешать Леночка. — Вот в прошлом году одному вожатому в постель подложили живую гадюку. Представляете?! Поймали в бутылку в лесу и подсунули.
— Потому что с детьми надо по-доброму, — заметил вожатый, — а если за шиворот таскать и березы ногами ломать, они не только змею подложат, но и поджечь могут.
— Пошел ты, — прошептал воспитатель, — тоже мне, спец…
Кнопки немного охладили боевой настрой Сумарокова, но оставлять подобные проделки без внимания он не собирался. Дашь слабину, совсем оборзеют. Перед полдником педагоги вновь согнали детишек в строй и учинили дознание. Строгое слово взял опытный в расследованиях вожатый.
— На яхте случилось ЧП… Кто-то пришил Виктора Сергеевича…
И сам чуть не заржал над сказанным. Действительно, звучало презабавно. Отряд дружно засмеялся.
— Не вижу ничего смешного!.. Виктор Сергеевич — заслуженный педагог России, воевал в горячих точках, на чеченских фронтах. Специально приехал сюда, чтобы… — Евгений Дмитриевич запнулся, потому что не был хорошим оратором, — чтобы вы могли спокойно отдыхать. И никому не дано право его… Его обижать.
«На обиженных воду возят».
Обиженный педагог России стоял рядом и хмуро вглядывался в лица подопечных, пытаясь угадать, кто совершил подлую измену. Обратка, то есть месть, будет страшной…
— Мы предлагаем признаться добровольно, прийти с повинной, — продолжил вожатый-дознаватель, — это смягчающее обстоятельство. В противном случае мы проведем расследование и все равно узнаем истину. Но тогда ни о каком снисхождении не может быть и речи… Накажем весь отряд.
— Отвечаем, — мрачно подтвердил воспитатель, опустив слово «за базар».
Отряд затих, но никто не спешил писать явку с повинной.
— Мы работаем в милиции. В уголовном розыске. И если вы думаете, что мы не сможем найти прес… виновного, то напрасно. На одеяле остались отпечатки пальцев. После полдника мы всех дактилоскопируем, а к ужину все выясним. Это не блеф. Я понятно объясняю?
Мальчики и девочки дружно закивали головами, но по-прежнему из строя никто не выходил.
— Наверняка кто-то из вас знает виновного, но боится сказать… Он может сказать потом. Ничего зазорного в этом нет, потому что мы хотим узнать правду. А правда превыше всего. Итак, считаю до трех…
Сосчитал. Пионеры не кололись. Никого не испугало даже страшное и непонятное слово «дактилоскопировать».
— Что ж, — вожатый в сердцах стукнул кулаком о ладонь, — не хотите по-хорошему…
— Ты чего, дуплить их собрался? — шепнул воспитатель. — Да черт с ними… Прибьешь еще, срок намотают…
— На первые две недели отряд остается без купания. А если повторится что-либо подобное, то и на всю смену. Зинаида Андреевна разрешила применять любое наказание.
Гул неодобрения пробежал по строю, но признаться в содеянном никто по-прежнему не спешил.
— В столовую — шагом марш!
По пути на камбуз Виктор Сергеевич одернул Евгения Дмитриевича:
— Ты со своими ментовскими штучками завязывай. Чего ты стукачей из них делаешь?
— Не стукачей, а сознательных граждан. Между прочим, девяносто процентов тяжких преступлений раскрываются с помощью, как вы их называете, стукачей. Ничего более эффективного человечество пока не придумало. И вряд ли придумает.
— Потому что на другое мозгов не хватает… Завязывай, я сказал. Это я тебе как воспитатель советую. Ссученных нам не надо.
— Тогда тебя снова пришьют!
Спустя час после полдника, когда Виктор Сергеевич возвращался из места общественного пользования, называемого в его кругах парашей, к нему подошел аккуратно подстриженный мальчик в красной футболке и таких же красных шортах.
— Виктор Сергеевич, — негромко и быстро прокартавил он, — вас Жуков с Пантелеевым пришили… Я сам видел…
Сумароков несколько секунд смотрел на доносчика, потом спросил:
— Твоя как фамилия?
— Ложкин… Юра.
— Запомни, Юра: будешь стучать — погано кончишь…
— Но вы же сами сказали, кто знает…
— Тебе послышалось.
Вечером, после ужина все яхты-отряды собрались в клубе. Скамеек на всех не хватило, поэтому старшим пионерам пришлось стоять вдоль стен. На сцену вышла Зинаида Андреевна в морской форме, пилотке и красном галстуке. Она поздравила прибывших с началом отдыха, после чего произнесла сорокаминутную речь, ключевыми словами которой были «дисциплина» и «порядок». Не забыла и одноименную секцию. Разъяснила, что можно и что нельзя. Можно только одно — соблюдать распорядок и слушаться воспитателей. Нельзя — все остальное.
Потом начала представлять взрослый коллектив. По имени-отчеству. Именно так должны обращаться дети к старшим. На сцену выходили и становились в строй те, кто взялся этим летом за благородное дело — растить будущее страны. Практически все — в матросской униформе. Первым предстал завхоз — человек, без которого никакое будущее не мыслимо. Ни светлое, ни темное. Его встретили бурными овациями. За ним на сцену поднялась Светлана Михайловна Лисянская — улыбчивая массовица-затейница, от богатства фантазии которой зависел пионерский досуг. Потом с детьми знакомились физрук-плаврук, музрук, врач и медсестра, завстоловой Мальвина Ивановна, при имени которой зал засмеялся, а кто-кто дурашливо пропел: «А где Буратино?» Но Мальвина Ивановна не обижалась. Видимо, привыкла… Кладовщица, сторож, экспедитор и водитель грузовой машины, доставляющей продукты в столовую, не задержались на сцене.
Наконец, дошло дело до основного контингента — воспитателей и вожатых. В лагере было семь отрядов, на каждый полагалось по два человека. Только в шестой добавили Леночку Бичкину — в отряде должен находиться педагог женского пола. Представлять начали с седьмого, младшего. Две студентки Тихомирского педучилища на практике.
— А вот шестому отряду удивительно повезло, — радостно сообщила Зинаида Андреевна, — к ним, специально из Ленинграда, колыбели трех революций, приехали замечательные педагоги и люди. Встречайте — Виктор Сергеевич и Евгений Дмитриевич!
Называть город на Неве Петербургом Образцова не хотела принципиально. Петербург не может быть колыбелью.
Объявленная парочка выползла на сцену. Нельзя сказать, что их встретили бурными аплодисментами. Возможно, детишкам не внушали доверия волосатые ноги, торчащие из шортов. А может, смутил угрюмый вид педагога с перевязанным глазом. Типичный Карабас… Да и вообще, из молодого педагогического коллектива они как-то выпадали.
