Но сейчас он думал не об этом. Расстраивался, что на глазу дурацкая повязка, на заднице идиотские шорты без ширинки, на ногах кеды, на руке гипс. Что вряд ли у Татьяны Павловны возник к нему не профессиональный, а человеческий интерес. Ей, конечно, важнее сын-обормот. Повезло сыночку, кстати. Возмездие придется отложить.
И положенца пока не интересовало, что там у нее с личной жизнью, есть ли муж или хахаль. Кто она сама по себе, что за человек? Ему было хорошо от того, что он просто встретил ее, что она говорила с ним… Даже раны ныть перестали, вернее, ныли как-то по-другому. Сладостно, что ли…
Короче, цепануло. За живое. Авторитет авторитетом, обычаи обычаями, но… Природа брала свое.
Сумрак оторвался от окошка и посмотрелся в «мартышку». Да, с такой рожей только петухов пугать, а не о шашнях думать. Двадцать лет лагерей еще никого не сделали привлекательней. Хорошо хоть, перед побегом подстригся у осужденного стилиста за две пачки чая — основную лагерную валюту. Хотя стилист подстриг бы его и «в уважуху». Но Сумрак предпочитал платить. Люди от этого сразу добреют и подходят к делу с душой.
Он осторожно приподнял повязку. Синяк еще пугал своими габаритами и цветом. Нет, с таким украшением в свет выходить не стоит. Никаких шансов на взаимность. Хотя и так, наверное, никаких…
В двери комнатки негромко постучались. Сумрак вздрогнул и осторожно, практически бесшумно подкрался к порогу, взяв с тумбочки столовый нож. Сначала посмотрел в замочную скважину и лишь потом приоткрыл дверь. В коридоре стоял босой мальчик в майке и трусах. Мальчик плакал.
— Чего тебе, пацан?
— Виктор Сергеевич, там возле кровати паук…
— И чего?
— Я боюсь… Уберите его, пожалуйста.
— О, блин…
Озадаченный Виктор Сергеевич вышел из комнатки.
— Не дрейфь… Пауки не кусаются.
— А вдруг этот кусит? Он большой, — пацан утер нос.
— Ну ладно, пойдем, посмотрим.
Палата уже спала. Пацан не обманывал. Прямо над его кроватью, стоявшей в углу, висела живописная паутина, в центре которой нагло расположился крупный представитель отряда членистоногих.
На зоне убивать пауков и разорять их паутину запрещалось. Пауки — хорошая примета, и их никто не трогал. Но объяснять сейчас это десятилетнему пацану как-то стремно.
— Ну и чего ты испугался? Он сидит, мух ловит. Ты ему до зад… До лампочки.
— А если он на голову прыгнет?
— На хре… Зачем ему прыгать? Говорю, не бойся. Ты чего, ба… девочка? Вот смотри…
Виктор Сергеевич снял кеды, залез на кровать и протянул палец к паутине. Паук дернулся и переместился ближе к пальцу. Воспитатель тут же одернул руку. «А вдруг и правда цапнет? Вон, здоровый какой. Что у этой твари на уме?» Но потом все же вновь приблизил палец к паутине. Он ведь все-таки авторитет. Не к лицу перед насекомым пасовать.
— Видишь, не кусает. Это ж не медведь. Он только комаров ловит.
В этот момент паук молнией сиганул к пальцу. Виктор Сергеевич, однако, устоял на ногах, хотя и занервничал не на шутку. Но паук пробежал мимо и скрылся в темном углу — видимо, почувствовал опасность.
— Все, он убежал. Больше не придет.
— Спасибо, Виктор Сергеевич.
Прежде чем обуться, воспитатель заглянул в кеды. Хитрые эти детишки со своими подходцами… Кнопок в кедах не было.
Утром их разбудила своей трескотней Леночка Бичкина. В половине восьмого, за полчаса до официального подъема.
— Доброе утро! Скоро подъем, вам надо умыться и сделать зарядку. И не забудьте вынести из палат горшки! Погода сегодня замечательная! Я уже сбегала на озеро и искупалась!
«Чтоб ты там и осталась, — подумал Виктор Сергеевич, мрачно выглядывая из-под одеяла. — Еще и парашу выносить… Сейчас, побежал».
Он заснул только около пяти утра и по этой причине не выспался. А невыспавшийся человек — злой человек.
Евгений Дмитриевич зашевелился под одеялом. Он храпел всю ночь, что говорило о его душевном спокойствии. «Надо ему напомнить, что вообще-то мы „в бегах“. А то расслабился вожатый. Самоуспокоился».
Леночка, запев песенку в стиле рэп, упорхнула к себе. Виктор Сергеевич пошевелил руками, убедился, что не пришит. Проверил кеды. Порядок. Облачился в шорты, сел на раскладушку.
— Ты как хочешь, а я парашу выносить не буду.
Евгений Дмитриевич открыл глаза, потянулся, зевнул.
— Нормальные люди сначала здороваются и желают друг другу доброго утра. И только потом заводят разговоры о параше.
— А кофию тебе в койку не принести?
— Не отказался бы… И что ты предлагаешь делать с парашей? Оставить в кладовке? Будет вонять. Есть такое слово — надо.
— Есть такое слово — впадлу. Пусть сами выносят. Я им не черт.
— Детям запрещено. Санитария.
— А кнопки в кеды им, шнырям, не запрещено пихать?
Впрочем, через секунду-другую Виктор Сергеевич немного смягчил тон. Вспомнил вчерашний день. А если быть точнее — Татьяну Павловну. И как-то сразу полегчало. Взял из тумбочки бритву, зубную пасту, щетку и побежал к умывальнику, стоящему в нескольких метрах от туалета. Вода в умывальник подавалась из плоской бочки, лежащей на крыше. Заполнять бак водой тоже входило в обязанности педагогов. Получаешь у завхоза ведра и вперед — на колонку, торчащую из земли возле плаца. Ладно, воспитатели-мужики, они не переломятся. А как быть женщинам? Тащить тяжелые ведра от колонки к умывальникам, забираться по лестнице, выливать воду в бак…
Сумрак вновь подумал о Татьяне Павловне. И не смог представить ее с ведрами…
Умывался он долго. Тщательно побрился, придирчиво осмотрел себя в зеркальце, висящее в умывальной. Он и на зоне-то всегда соблюдал гигиену и следил за собой, чтобы за двадцать лет не превратиться в презираемого правильными зэками неряху-черта. А уж теперь и подавно…
Выйдя из умывальни, Сумрак сделал несколько приседаний и махов руками, вернее, рукой. Несмотря на не прошедшую еще боль в груди, пробежался вокруг яхты. Физическую форму тоже необходимо поддерживать.
Кольцов по-прежнему лежал под одеялом, наслаждаясь последними минутами отдыха перед тяжелым рабочим днем. Поднялся он без пяти восемь, быстро сбегал в умывальную, напялил фланку.
Согласно распорядку отправились будить воспитанников. Каждый в свою палату.
«Ку-ка-ре-ку!» — донеслось из девчоночьей половины. Леночка изображала петушка. Полная идиотка. Она б еще будильник китайский изобразила.
Виктор Сергеевич решительно дернул дверь палаты. Нечего тут церемонится, прикидываясь петухом!
— Подъ…
Сказать «…ем» он не успел. Висящее над головой ведро, привязанное к ручке веревочкой, от рывка перевернулось, и содержимое вылилось на темечко уважаемого воспитателя.
Упс!..
Содержимое, к слову, состояло не только из воды. Здесь присутствовали и камешки, и песочек, и травушка, и даже живая лягушка. И все это добро, кроме лягушки, оказалось на голове и плечах Виктора Сергеевича Сумарокова, чей статус никак не вязался с перечисленными предметами. Лягушка благоразумно ускакала.
Прибежавший на крик напарника Евгений Дмитриевич застал сердечную картину. Застывший на пороге воспитатель, такая же застывшая улыбка. Глаза, как у поймавшего кайф наркомана. Стекающее по лицу дерьмо. В общем, «Человек-мудак—III»… Еще Кольцов заметил прыгающую по полу лягушку и семь невинных, как безалкогольное пиво, физиономий. Типа, мы тут ни при чем.
Но долго так продолжаться не могло.
— Убью!!!..
Опер сориентировался мгновенно. Схватил Виктора Сергеевича и вытащил из палаты. Тот яростно сопротивлялся, пытаясь вырваться и вернуться. Пришлось заломить воспитателю руку за спину. Хорошо, что вторая временно не функционировала, иначе бы Кольцов не справился. «Чужой против Хищника». Дотащив напарника до каморки, он опрокинул его на раскладушку и прижал корпусом:
— Тихо, тихо ты… Это старая пионерская шутка… Вроде прописки. Ничего страшного, просто вода с камнями и песком. Мы так тоже шутили. Очень смешно.
— Твари… Твари поганые. — Положенец не успокаивался, сплевывая воду. — Пусти, на хер!.. Я им!..
— Не вздумай… Спокойно, спокойно… Ты же мужик, в смысле — авторитет… А это дети сопливые. Пожалуемся Зинаиде, она их в карцере сгноит.
Заглянула Леночка, застала мужчин в недвусмысленной позиции.
— Ой, а чего это вы делаете?!
— Вали отсюда! — рявкнул воспитатель, и ошарашенная Леночка поспешила скрыться.
Минуты через три педагог все же успокоился. Сел на раскладушку, полотенцем вытер лицо, стряхнул прилипший мокрый песок, пощупал затылок — цел ли?
— Это что же за движуха подлая?.. Я им пауков гоняю, а они то пришьют, то замочат!.. За свое же сало еще и педераст!.. Ну точно — дикари в галстуках! Чего я им плохого сделал?
— Ничего. Это просто добрая пионерская традиция. Вообще-то это ведро мне предназначалось.
