не имеют простых однозначных определений, уже хотя бы потому, что представления о них постоянно углубляются и уточняются по мере развития процесса познания и его парадигмально-исторических модусов.
Между тем, культура, так или иначе, соотнесена и переплетена с целым рядом (если не всеми) сущностями высокого порядка. В качестве иллюстрации к сказанному приведем определения таких сущностей, как «смысл» и «знание», с которыми культура сопряжена, воспользовавшись при этом известным академическим источником «Энциклопедический словарь по эпистемологии» под редакцией И.Т. Касавина (М.: Альф-М., 2011. – 470 с.).
Итак: смысл – это отнесенность знака, явления, события к человеку, облекаемая в языковые выражения, а знание – форма социальной и индивидуальной памяти, свернутая («файловая») схема (программа) деятельности и общения, а также результат обозначений, структурирования и осмысления реальной действительности в процессах познания.
Как видим, приведенные, казалось бы, «элементарные» составные части культуры сами имеют далеко не элементарную природу и не элементарные определения. А главное – они, как свидетельствуют приведенные определения, завязаны, прежде всего, на информационные процессы и отношения (знаковые системы, естественные языки, сценарные схемы и программы, т. е. на информационные фреймы).
Примечания
1. Сидякин В.П., Цветков В.Я. Философия информационного подхода. – М.: МАКС-Пресс, 2007. – 172 с.
2. Кузнецов Н.А., Мусхелишвили С.Л., Шрейдер Ю.А. Информационное взаимодействие как объект научного исследования // Вопросы философии. – 1999. – № 1.
3. Коган В.З. Проблемы информационного взаимодействия. – Новосибирск: НГУ, 1995. – 188 с.
4. Смолян Г.Л. Информации теория // Новая философская энциклопедия. Т. 2. – М.: Мысль, 2001. – С. 141–142.
5. Назарчук А.В. Идея коммуникации и новые философские понятия XX века // Вопросы философии. – 2011. – № 5. – С. 157–165.
6. Калашникова Л.В. Введение в языкознание: курс лекций. – Орел: Орел ГАУ, 2010. – 272 с.
7. Бородай С.Ю. Современное понимание проблемы лингвистической относительности: работы по пространственной концептуализации // Вопросы языкознания. – 2013. – № 4. – С. 17–54.
8. Горбунова И.Б. Феномен музыкально-компьютерных технологий как новая образовательная творческая среда // Известия РГПУ им. А.И. Герцена. – 2004. – № 9. – С. 123–129.
9. Симонов В.П. Эмоциональный мозг. – М.: Наука, 1981. – 216 с.
10. Симонов В.П. Лекции о работе головного мозга: потребностно-информационная теория высшей нервной деятельности. – М.: Институт психологии РАН, 1998. – 98 с.
2.11. Культурная форма как методологическая идея и мера культуры: информационно-семиотический ракурс
Как уже не раз подчеркивалось, информационно-семиотическая теория вовсе не ставит знака равенства между культурой и информацией, а тем более не сводит культуру к информации. Это теория утверждает нечто принципиально иное, а именно – культура являет собой сложнейшую систему смыслов, ценностей, форм и механизмов бытия человека в их знаково-символическом, т. е. в информационном модусе.
В этом контексте информация являет собой выражение культуры ровно в той мере, в какой она соотнесена с гранями существования человека (деятельности, общения, интеракции, коммуникации, чувствования, познания), обретая таким образом формы выражения бытия человека (как обыденных, так и возвышенных), а также организована в характерных для культуры формах. Ведь информации вокруг нас много (в космосе, природе, социуме, технике), но только часть ее, бытующая в особых формах – «культурных» (о них далее и пойдет речь), относима к культуре.
И самое главное, когда речь идет о соотнесенности культуры и информации, ключевая роль принадлежит, прежде всего, именно формам существования (бытия) информации, поскольку информация становится (может стать) формой и выражением культуры лишь только будучи облачена в формы бытия самой культуры, в «культурные формы». В этом контексте категория «культурная форма» являет собой один из ключевых аспектов рассматриваемой здесь теории культуры.
Категория «культурная форма», в общем, не нова, используется в культурологических дискурсах давно, хотя, как показывает анализ, ее смысл и когнитивно-методологический статус пока так и не отрефлектированы должным образом, а апелляции к ней по-прежнему носят, скорее, формально-философский характер (мол, «у всякой сущности – своя форма бытия»).
Вероятно, как попытку исправить эту ситуацию можно понимать усилия по конкретизации идеи «культурная форма», предпринятые в свое время С. Карминым [1, с. 203]. Однако предложенная им «физико-геометрическая модель», в рамках которой культурная форма предстает как некая трехмерная комбинация таких сущностей, как «знание – ценности – регулятивы», не получила развития, увы, в силу недостаточной нерелевантности этой конструкции природе культуры, реальному характеру ее сложности [2].
Разумеется, это вовсе не отменяет правомерности и необходимости строить теорию культуры с опорой на понятийный конструкт «культурная форма». Ведь любая теория являет собой не что иное, как систему конструктов познающей мысли: абстракций, идеализаций, идей, схем, принципов, моделей, концепций, содержательных понятий.
Проблема в данном случае заключается в другом – в том, что же следует конкретно понимать под дефиницией «культурная форма», какой смысл вкладывать в это понятие. Иначе говоря, речь идет, прежде всего, о смысловом содержании категории «культурная форма».
И еще одно обстоятельство: если культурную форму понимать как меру культуры и некую «единицу» культуры, то очевидно, что она (культурная форма) должна опираться и на принцип дополнительности, поскольку «культурное», как уже неоднократно отмечалось, сочетает в себе принципиально различающиеся сущности, не сводимые к «нечто третьему», а именно «информационное», «психическое» и «социальное» (субъектное, деятельностное, коммуникативное). Без учета этого обстоятельства едва ли возможно адекватное отражение природы, сущности культуры и характера ее сложности на основе категории «культурная форма».
Впрочем, если в данном случае подходить к проблеме культурной формы с формально-философских позиций, все вроде бы просто: культурная форма есть способ явленности («внешняя оболочка») информационного бытия человека. Но подобное предельно общее определение неприемлемо уже потому, что лишено конкретности, а значит, и главного свойства познавательного конструкта – операциональности, в частности, способности дедуцироваться к конкретным сущностям, которые стоят за понятиями «культура», «культурная форма» в качестве референтов. В этом плане модель А.С. Кармина, полагающая, что культурная форма есть комбинация трех элементов культуры (знания, ценностей и регулятивов), увы, являет собой некую крайность – редукционизм натуралистического толка, чрезмерное упрощение культуры. Очевидно, что чтобы претендовать на статус научной дефиниции, понятие «культурная форма» должно, прежде всего, сообразовываться с сущностью и особенностями культуры. А главная ее особенность, как известно, заключается в том, что в культуре неустранимо присутствуют не только информационное (смысловое), но также психическое и социальное. Иначе говоря, все, что составляет суть культуры, рождается, функционирует и постоянно корректируется в зыбком «пространстве смежности» психологии, теории сознания, когнитивистики, теории информации, антропологии, семиотики, лингвистики, культурологии, социологии, общей теории систем и синергетических (спонтанных самоорганизующихся) процессов (что, к сожалению, пока не стало «точкой концентрации» методологической мысли в культурологии).
А это признание (осознание) существования долженствующей точки концентрации методологической мысли культурологии, диктуемой общим уровнем развития современной науки, в свою очередь, предполагает соотнесение смыслового поля понятий «культура», «культурная форма» с процессами референций психических процессов, информационных феноменов, семиотических систем и
