Пафнутьев ощутил, как на него словно бы дохнуло холодком. Лицо его уже нельзя было назвать сонным. Он все-таки надеялся, что в печальных событиях последних дней большая доля случайностей и недоразумений. Теперь же понял, с кем имеет дело, понял насколько небезопасно его собственное положение.
— Прикинем, — Пафнутьев тяжело навис над столом, уставившись в шелестящий под его дыханием листок папиросной бумаги. — Пленка пропала. И снимки исчезли. Это ты, Павел Николаевич, усвоил. Погиб Жехов... Это уже крутовато. Отказаться от дела? В конце концов, твоя специальность куда проще... А с убийствами пусть возится кто-нибудь другой... Но ты уже завяз...
А Жехова убрали... Объяснение может быть только одно — он назвал Колова. И письмо пропало со стола Колова... Да, Жехов назвал Колова. И это отражено в протоколе. А где протокол? У следователя Пафнутьева, то есть, у тебя, дорогой Павел Николаевич. Что из этого следует? Из этого следует, что надо открыть сейф, вынуть пистолет и повесить его себе на одно место...
Придя к этому выводу, Пафнутьев, не торопясь, запер входную дверь, все с той же основательностью, но не теряя ни минуты, подошел к облезлому сейфу, открыл его, вынул пистолет в исцарапанной запыленной кобуре, дунул, встряхнул ремень и принялся влезать в эту упряжь, покряхтывая и раздражаясь — носить пистолет под мышкой в такой зной было сущим наказанием. Затянув пряжки, Пафнутьев надел пиджак, подвигал плечами, стараясь придать пистолету то единственное положение, которое позволяло бы его терпеть. Потом одернул рубаху, запихнув складки за брюки, и почувствовал себя готовым к будущим схваткам.
* * *
Скорбно, но с интересом Пафнутьев рассматривал тело человека, с которым так свирепо дрался совсем недавно — прошло с тех пор всего две ночи. Жехов умер, видимо, мгновенно, падение с высоты девятого этажа на асфальт оканчиваете! счастливо только в газетных заметках, посвященных всевозможным курьезам.
— А он вроде и без больших повреждений, — обернулся Пафнутьев к медэксперту.
— У него очень большие повреждения... Нам не сразу удалось придать ему столь приличную позу... Переломы, разрывы, потеря крови... Шансов не было.
— Надо же, как неудачно... — Пафнутьев постепенно подбирался к главным вопросам.
— Он был пьян, — сказал медэксперт, неотрывно глядя в серое лицо Жехова. — Просто очень пьян, — оторвав взгляд от трупа, медэксперт, не меняя выражения, так же пристально и отстранение посмотрел на Пафнутьева, — тому даже стало как-то по себе от этого взгляда больших прозрачно-голубых глаз на изможденном кривоватом лице. Сквозь толстые стекла очков глаза его казались неестественно громадными.
— Это интересно, — проговорил Пафнутьев, с трудом стряхнув с себя оцепенение... “Поддает этот эксперт, что ли... Конечно, поддает, тут не удержишься”. — А очень — это как?
— В нем было не меньше бутылки водки. С таким количеством алкоголя человек передвигаться не может. Я имею в виду — самостоятельно передвигаться. В организме срабатывает защитный блок. Что-то в нем, в человеке, стоит на страже... И выключает двигательную систему.
— Если двигательная система выключена, — медленно проговорил Пафнутьев, — то как ему удалось вывалиться из окна?
— Сие есть загадка, — мрачно ответил медэксперт. — В человеческом теле много загадок. Медицина, например, до сих пор не может ответить на вопрос — почему бьется сердце.
— Не может быть! — удивился Пафнутьев.
— Да, это так — безутешно кивнул медэксперт, не отрывая взгляда от трупа. — Сердце десятилетиями гонит кровь, перекачавает ее за жизнь тысячи тонн, но что заставляет его работать... Сие есть тайна.
— Если я правильно понял, — не в силах больше стоять рядом с мертвецом, Пафнутьев отошел к окну, — человек, выпивший такое количество водки, впадает в бессознательное состояние?
— Да, так можно сказать, — с загадкой в голосе проговорил медэксперт и взглянул на Пафнутьева сквозь свои необыкновенно толстые очки. — Хотя известны случаи, когда люди и в таком состоянии совершали весьма осмысленные действия...
— Например?
— Например, сажали самолеты, — эксперт решил, видимо, что не стоит говорить более подробно, вряд ли поймет все сказанное этот полноватый человек с неподвижным лицом.
— Надо же, — без интереса произнес Пафнутьев, — так не бывает, — добавил он, чтобы не огорчить собеседника равнодушием. — Мне бы очень хотелось, чтобы вы в заключении подробно отразили именно этот момент.
— Какой, простите?
— О котором только что рассказали. О том, что в желудке этого человека обнаружено количество водки, позволяющее предполагать его бессознательное состояние во время происшествия. Ведь это так?
— Я в этом уверен. Учитывая его небольшую комплекцию и полное отсутствие закуски...
— Постойте-постойте! — остановил Пафнутьев. — Подробнее о закуске, пожалуйста.
— Подробнее не получится. В желудке ее попросту нет.
— То есть вы утверждаете, что он выпил бутылку водки не закусывая? Я правильно понял?
— Да, вы понятливый человек, — лицо медэксперта искривилось, и Пафнутьев не сразу сообразил, что это была улыбка. — Меня настораживает данное происшествие... Погибший не был пьяницей. Его внутренние органы в очень хорошем состоянии. Он вел жизнь весьма здоровую. И вдруг это страшное количество водки в пустом желудке... Сие есть загадка. Меня она наводит на размышления, — он посмотрел на Пафнутьева, словно надеясь найти понимание.
— Меня тоже, — кивнул следователь. — Скажите... Нет ли у него в полости рта, на губах, на деснах... или еще где-нибудь... Нет ли там небольших повреждений, ссадин, царапин... Я имею в виду...
— Есть. — Не дал ему договорить эксперт. И внимательно посмотрел на Пафнутьева — оценил ли он смысл его ответа.
— И это будет отражено в заключении?
— Уже.
— Ив заключении можно высказать предположение — откуда могли появиться эти ссадины?
— Уже, — повторил эксперт и, взяв со стола несколько листков, протянул Пафнутьеву.
Тонкая бумага чутко передавала дрожание рук. “То ли волнуется, — подумал Пафнутьев, — то ли в самом деле поддает...” На последней страничке стояла жирная фиолетовая печать, заковыристая подпись, дата, указано место и время. Пробежав глазами по строчкам и убедившись, что все необходимое в тексте отображено, Пафнутьев сложил листки и спрятал их в карман, неосторожно обнажив рукоятку пистолета.
— И до этого дошло? — усмехнулся эксперт невероятной своей улыбкой.
— Значит, вы утверждаете, что его внутренние органы были совершенно здоровы? — спросил Пафнутьев, не пожелав услышать последнего вопроса.
— Впечатление такое, что он никогда не пил. Его внутренности можно показывать студентам. Как пример для подражания. И об этом я написал в заключении, — предупредил эксперт следующий вопрос следователя. — Если уж мы с вами заговорили открытым текстом, то могу предположить... Это был здоровый человек Примерно тридцати пяти лет, в которого насильно влили поллитра водки, дождались, пока он опьянеет настолько, что потеряет ощущение реальности, и... — эксперт замялся.
— И выбросили с девятого этажа, — подсказал Пафнутьев.
— Где-то так... Выбросили, сбросили, столкнули...
— Это точно? То что они дождались опьянения?
— Понюхайте его мозг, — эксперт отбросил простыню, заставив Пафнутьева содрогнуться. — Понюхайте, — настаивал он. — От него просто разит алкоголем.
— Верю на слово, — Пафнутьев пожал красную от постоянного мытья руку эксперта. — Кто-нибудь уже интересовался результатами вскрытия? До меня?
— Было.
— Кто?
Эксперт натянул простыню на вскрытый череп, разгладил складки, посмотрел на свою работу, склонив голову, почти стыдливо взглянул на Пафнутьева.
— Зачем это вам?
— А затем, что в эту дурацкую жару я вынужден таскать с собой больше килограмма железа, — он показал на выпиравшую из-под пиджака рукоять пистолета. — Если я правильно понимаю, интересовался человек, который делает это впервые?
— Да, впервые. Раньше ваше руководство подобные вещи не интересовали, — эксперт поднял голову и посмотрел Пафнутьеву в лицо. Его глаза за стеклами очков были расплывчаты и мутны. — Я надеюсь, что вы...
— Договорились, — ответил Пафнутьев. — Спасибо. Большое спасибо, — и он поспешил выйти на свежий воздух, на солнце и зной, к живым людям, которые хотя и ведут себя не очень хорошо, пакостят, ругаются, пьют водку, но все-таки остаются живыми. Посещения морга всегда действовали на Пафнутьева угнетающе.
* * *
Начальник отделения милиции Шаланда сидел в глубокой задумчивости и медленно водил пальцем по столу, выписывая на пыльной поверхности фигуры, сложные и непознаваемые, словно бы отражающие непредсказуемость его мыслей и поступков. На Шаланде был, как обычно, китель, полы которого с трудом сходились на животе, создавая глубокие поперечные складки. Китель тоже казался пыльным, нуждающимся не просто в чистке, а в пропарке и длительном разглаживании.
