— Да загрузил я их... Пусть повозятся. Один отрабатывает общество охотников — стреляли ведь из обреза. Может, обнаружатся какие-то концы. Второй исследует контору Голдобова. Уж если Пахомов был персональным водителем, а убили его не случайные собутыльники, уж если убийство было по всем показателям заказное...
— Так уж и заказное! — вспылил Анцыферов. — Никогда у нас не было заказных убийств!
— Возможно, я ошибаюсь, — миролюбиво протянул Пафнутьев, — но мне так показалось... И я предположил — свели счеты. Или устранили исходящую от него опасность, утечку информации...
— Какое-то уж больно зловещее у тебя понимание этого происшествия!
— Простоват! — Пафнутьев виновато улыбнулся. — У меня же это убийство первое... Всюду мерещатся покушения, погони, трупы... Тот же Жехов... Вечером я с ним потолковал, а утром ему уж вскрытие в морге делала.
— Не вижу никакой связи!
— Я тоже не вижу, может, в самом деле слаб по этому делу, но чудится мне, Леонард, — Пафнутьев доверительно понизил голос, — чудится мне, что и этот труп не последний.
— Ну, ты даешь! — Анцыферов побледнел. — Кто же следующий?
— Откуда мне знать... Приходят в голову мысли, я и делюсь ими. Ведь кто-то же замарал шаловливые свои ручонки об эти два трупа, кто-то приложил усилия...
— Опять ты их связываешь вместе! Ведь установлено — по пьянке вывалился мужик. К бабе полез на соседний балкон!
— — А я что? Я ничего... Пусть так, Леонард Леонидович, пусть так. Тем лучше, как говорится.
— Почему лучше? — опять насторожился Анцыферов.
— Да потому что преступления нет. Есть несчастный случай. И не надо никаких расследований. И статистика в порядке. И все прекрасно. А напился мужик, или с балкона ему дали под зад коленом... Так ли это важно!
Стремительный Анцыферов в темно-синей тройке, голубоватой рубашке, в галстуке с изысканными красно-синими полосами, пробежал по кабинету, мимолетно отражаясь в застекленных шкафах, набитых сводами законов, и, успев оценить прекрасное свое отражение в высоких стеклах, резко остановился перед Пафнутьевым.
— Звонил Колов, — произнес он так, словно все сказанное до сих пор было пустой болтовней и вот только теперь пора приступать к главному.
— Да? — неуклюже повернулся Пафнутьев. — Как поживает? У него все в порядке? Жена? Дети?
— Он просил тебя зайти к нему, — Анцыферов попросту не услышал следователя.
— Но мне нечем его порадовать... Может быть, нашлось письмо, которое исчезло с его стола? Да, наверно, письмо, — утвердился Пафнутьев в своей догадке и поднялся, чтобы уйти.
— Он ничего не говорил о письме, — бесстрастно сказал Анцыферов, с трудом сдерживая гнев. — Он говорил о том, что ты доставил в милицию хулигана, а тот пытался спекулировать его именем.
— Этого хулигана звали Олег Михайлович Жехов, — ответил Пафнутьев, потупив глаза.
— Ты хочешь сказать, — растерялся Анцыферов. — Ты утверждаешь, что...
— Да, Леонард! Именно это я и хочу сказать. Как бы мы с тобой не относились к этому делу, но их двое. Пока двое.
— Кого их?!
— Пахомов и Жехов. И я своевременно ставлю тебя об этом в известность.
Анцыферов некоторое время молчал. Потом посмотрел на часы — в затруднительном положении он всегда смотрел на часы, будто надеялся увидеть подсказку — что сказать, как поступить, какое решение принять. Через некоторое время опять выбросил левую руку вперед и взглянул на часы, похоже, не видя ни стрелок, ни цеферблата.
— Но ты все-таки зайди к нему, — сказал устало.
— Зайду, как не зайти... Прошлый раз он очень хорошо отнесся ко мне... Принял, поговорил...
— Кончай, Павел, трепаться. Куда сейчас?
— Хочу в автоинспекцию заглянуть. Может, чего о мотоциклистах узнаю... Рокеры-шмокеры, мало ли...
— Тоже верно. Сходи... Помощь нужна? Как знаешь.. Тогда — ни пуха.
— К черту! — с веселой злостью ответил Пафнутьев и увидел входящего Фырнина. Робкого, слегка подавленного величием кабинета и собственной незначительностью. Пафнутьева он не узнал, лишь кивнул отстранение и бочком протиснулся в кабинет. — К вам посетитель, Леонард Леонидович, — Пафнутьев закрыл дверь с наружной стороны и, поковырявшись в кармане пиджака, выключил диктофон. Постоял в коридоре, прошелся взад-вперед, ожидая — не пригласит ли Анцыферов для разговора с журналистом? Нет, не пригласил. Не счел. Ну и хорошо. Ну и ладно. Переживем. Переморгаем.
* * *
Двор оказался самым обычным, какой только можно себе представить у девятиэтажного дома, выстроенного на пустыре — со всех сторон он и просматривался и продувался. Зимой здесь, конечно, мела поземка и злые сквозняки выдували тепло и из самого дома, и из прохожих, а сейчас от вытоптанной земли поднимались жаркие волны горячего воздуха. Неизменные старушки сидели у подъезда на скамейках. Пафнутьеву показалось даже, что это одни и те же старушки кочуют за ним от дома к дому, поворачивая к нему свои высохшие лица, на которых неизменно было написано одно и то же — настороженное любопытство.
— Привет, бабули! — поздоровался следователь, присаживаясь рядом. — Ну, рассказывайте, что тут у вас произошло? Что случилось?
— А что случилось? — опасливо зашелестели старушки. — Ничего не случилось.
— Ну как же! У вас что, каждую ночь люди из окон выпадают? Так привыкли, что уж и не замечаете?
— Да, беда, — проговорила одна, скорбно кивая головой. — Ох, беда...
— Хорошо знали парня-то? Ну, который выпал?
— Да знали... Он лет пять здесь жил. Как дом построили, так и вселился. От завода ему квартиру дали.
— Бобылем жил?
— Как сказать... Захаживали к нему девушки, и хорошие девушки, случалось, захаживали... А вот не женился. То ли они ему не очень подходили, то ли он им...
— Может, поддавал крепко?
— Олег, что ли? Да вы что! Ни разу не видела его поддавшим... Не-е-ет! Это наговоры. И в праздник мы его видели, и когда возвращался поздненько... Мой сын как-то попросил его помочь мебель затащить в квартиру... Помог. А от рюмки отказался. Так, из уважения пригубил, поздравил и был таков. Больно общительным его не назовешь, это правда, ну, а с другой стороны — чего с нами якшаться... У него свои друзья.
— И много друзей?
— Были, — кратко ответила старуха. — Были, — повторила она, подумав о своем.
— Заезжали за ним?
— А то как же! И заезжали, и заходили... Без этого нынче и нельзя.
— На машине? — уточнил Пафнутьев.
— И на машине, и на мотоциклах... Вот разве что на велосипедах не видела.
— А машина? — вел свою линию Пафнутьев. — Большая, иностранная, зеленого цвета, верно?
— Не помню... — пригорюнилась старушка. — Иностранная, да еще зеленая? Нет, не могу припомнить такой.
— Не было, — твердо сказала старуха, сидевшая рядом.
— Она знает, — закивали остальные. — Тихоновна — она разбирается. Ты ее слушай, Тихоновну-то.
— Ну, спасибо, подружки... Пойду с его соседкой познакомлюсь. Говорят, невиданной красоты девка, а? И что дружил он с ней душа в душу, а?
— А! — Тихоновна махнула загорелой до черноты рукой. — С ней особенно не задружишь... Да и зачем Олежке с ней путаться? Прощелыга и весь тут сказ, — Тихоновна даже рот вытерла, настолько неприятно было ей говорить о жеховской соседке.
— А там как знать, — рассудительно протянула маленькая старушка, до сих пор не проронившая ни слова. — Соседи, через стенку живут, дело молодое, организм своего требует...
— Что ты несешь?! — возмутилось сразу несколько ее подружек, а Пафнутьев, воспользовавшись общим гамом, нырнул в подъезд. За спиной его продолжалось осуждение безнравственного заявления маленькой старушки, а он уже мчался в грохочущем лифте. Убедившись, что диктофон на месте, нажал кнопку на запись и позвонил в квартиру. Его долго рассматривали в глазок, но, наконец, то ли любопытство взяло верх, то ли внешность Пафнутьева успокоила хозяйку, замок щелкнул, дверь приоткрылась. На пороге стояло существо вида весьма странного. На девушке было малиновое трико и длинный, растянутый свитер. Нечесаные волосы торчали во все стороны от миловидного личика, и прошло какое-то время, пока Пафнутьев убедился, что кавардак на голове и есть прическа.
— Ну? Что скажешь, папаша? — спросила девица. — С чем пожаловал?
— Моя ты деточка! — усмехнулся Пафнутьев. — Ты сначала в дом пригласи, водой хотя бы угости, вон жарища какая стоит, спасу нет... А потом уж вопросы задавай. Сказок не читаешь, наверно, а там все про это написано.
— Про бабу-ягу, что ли? — она прищурилась, склонив голову. — По-твоему, я на бабу-ягу похожа?
— Не вся, конечно, — миролюбиво сказал Пафнутьев, осторожно придерживая дверь, чтобы девушка не успела ее захлопнуть. — Так, местами.
— Ну, тогда входи... Только без этих... Без глупостей.
— Постараюсь, конечно... Хотя, глядя на тебя, сдержаться будет нелегко.
— Это почему же? — она вызывающе откинула голову с невероятной своей прической.
