Уверена, муж не хотел никого пугать. Просто ему не удалось донести до присутствующих свои врачебные рекомендации — очень важно держать себя в руках. Сбой нервной системы влечет за собой сбой в работе всего организма. Увы, выступление хирурга Ефимова было безжалостно прервано. «Следующим пациентом» скоропостижно стал Юрий Васильевич. Он поперхнулся и еле откашлялся. А когда откашлялся, начались проблемы с сердцем. Стало совсем не до ужина. О нем вспомнили уже на сон грядущий, но как-то вяло, без инициативы.
Следуя примеру Джульетты, Юр Вас от вызова «скорой» решительно отказался. Велел порыться в его пластиковом пакете, найти и дать ему таблетку но-шпы. Предложенные Дмитрием Николаевичем лекарственные препараты отверг. К великому Димкиному удивлению, через пять минут после приема но-шпы аритмия у дедушки прекратилась. Едва ему полегчало, он попросил транспортировать его в кабинет. Вместе с початой бутылкой кефира. Убедившись, что бутылка стоит в изголовье дивана, и заручившись нашим с Натальей согласием временно скрасить его часы одиночества, Юрий Васильевич задремал.
Через полчаса, когда его сон стал более глубоким, о чем свидетельствовало похрапывание, мы и сами клевали носом. По существу, две ночи спали кое-как.
Решив, что дедуля уже не одинок — часы его одиночества скрашивает храп, мы потихоньку двинулись на выход. Храп тут же оборвался. Оглянувшись, очень удивились. Дедушка смотрел на нас совсем не сонными глазами.
— Мы… это… — промямлила Наташка, дважды мотнув головой в разных направлениях.
— Ага… — подтвердила я. — Показалось, дверь скрипнула.
— Наверно, опять Константин подслушивает, — пожевав губами, предположил Юр Вас, странно растягивая слова. — Проходимец он, но я его не боюсь. Он везде подслушивает. Сам видел. Не может такой прохиндей быть сыном Станислава. Вы пока не уходите, что-то мне беспокойно. Кефир здесь?
— А как же. — Наташкин тон отдавал обидой. — Ирина Санна вообще его терпеть не может, а я не употребляю просроченный. Может, принести корочку хлеба?
— Не надо. — Не поворачиваясь Юр Вас нашарил рукой бутылку, сделал пару глотков, уложил бутылку рядом с собой на подушку и успокоился.
Надежда, что он опять уснет, не оправдалась. Юр Вас разговорился. Два часа без передышки мы слушали легенды о похождениях старого ловеласа в бурной молодости. Процентов на пятьдесят приврал, конечно, но и оставшихся хватило, чтобы прийти к выводу: все бабы и вправду дуры. За редким исключением. Эта особенность запрограммирована на генетическом уровне и передается по наследству из поколения в поколение, независимо от господствующих в данный момент норм морали и нравственности. А титул «лучшей половины человечества» присвоен нам в утешение, от него за версту несет издевкой.
Несколько раз наведывался Димка. Оценив обстановку как прекрасную, быстро исчезал.
Когда Юр Вас начал повторяться, я осторожно перевела разговор на Надежду. Какие, мол, его годы и не стоит ли ему обратить на нее более пристальное внимание. Подумаешь, всего двадцать лет разницы.
— Разница у нас огромная, — живо возразил он. — Полжизни разница. Да и зачем она мне нужна? Я к свободе привык. Даст бог, не свихнусь и не заваляюсь. Пожить бы последние годочки без нужды и в свое удовольствие, а большего мне не надо. Слишком правильный человек ваша Надежда, хотя… и не без странностей. Ладно, идите спать. У самого глаза слипаются, хоть спички вставляй. Сейчас вот еще кефирчика хлебну и порядок. Жаль, здесь в двери замка нет, лучше бы закрыться. Ночью-то, если случайно проснетесь, не сочтите за труд меня проведать. Неспокойно как-то…
Голос Юрия Васильевича понемногу слабел, последние слова он вообще произнес еле слышно.
Пожалуй, мы слишком поспешно, хотя и бесшумно, на цыпочках, покинули кабинет. За дверью столкнулись с Костиком.
— Привет, вольный слушатель! Все подслушиваешь? — Зла к парню я не испытывала, но его поведение раздражало. — Ну-ка, давайте отойдем в сторонку, дедуля только недавно заснул.
Отойдя на безопасное для слышимости расстояние, я потребовала у Костика объяснения.
— Я невольный слушатель! Торчу тут и жду, когда дед заснет. Мне бы у него с ночевкой расположиться. В комнате, где умерла Зинаида, ночевать не буду. Только прилег на кровать, как она нарисовалась. Главное, ей и включенный ночник нипочем. Ходит себе и деньги ищет.
— З-зачем ей на т-том свете деньги? — заикаясь, спросила Наталья и непроизвольно потянула на себя одеяло, перекинутое у Костика через плечо.
— Вот у нее и спросите.
Руки у Костика были заняты подушкой, и, чтобы отстоять свои права на одеяло, он резко вильнул в сторону. Вместе с Наташкой.
— Тихо! Юр Васа разбудите. Ей… на похороны… не хватает. Не удалось пожить красиво, так хоть свой уход обставит с блеском, — с расстановкой пояснила я и шлепнула подругу по рукам. Отпустив одеяло, она тут же вцепилась в меня. Больше всего на свете Наташка боится покойников.
— Константин, — плачущим шепотом обратилась она к парню. — Ты какой-никакой, а все-таки мужчина. Сейчас же пойди и успокой бабулю. Скажи, пусть не волнуется, на земле ее не оставят, обязательно похоронят. Достойно.
— Я никакой! И мне уже в лом играть роль полного идиота в этом домашнем спектакле! Да провались пропадом все полетаевские деньги, утром…
Дверь комнаты Зинаиды с противным скрежетом стала приоткрываться. Странно всхлипнув, Костик молниеносно перебросил спальные принадлежности Наташке, та инстинктивно их хапнула, но тут же отшвырнула обратно. К владельцу они не вернулись. Сверкая голыми пятками, он стремительно летел вниз по лестнице. За ним с мычанием неслась подруга. Спальные принадлежности достались мне, на них я плавно и опустилась, не в силах сдвинуться с места.
Минуты выжидания показались часами. Я сидела, отчаянно прислушиваясь ко всем звукам ночного «эфира», не отрывая глаз от приоткрытой двери, и уговаривала себя, что ничего страшного не происходит, потому как не может происходить. Из ничего «чего» не получается. И потом Зинаиде сейчас некогда. Предстоящая экспертиза, документальное оформление факта и причины смерти. Может, покойница паспорт с собой не взяла? Вот и рыщет теперь в его поисках. Когда у нас что-нибудь делалось без проволочек… Господи, что я сама себе нашептываю! Надо немедленно встать, добраться до спальни Ткачуков и сыграть им подъем — учебная тревога. Вроде как пошутила. Странно, что они еще не проснулись. А может, проснулись, но не хотят вмешиваться? Почему-то ступеньки лестницы без конца поскрипывают. Интересно, днем они тоже жалуются на излишнюю сухость?.. Есть и еще один вариант: он, пожалуй, даже лучше — вставать не надо. Заползти к Юрию Васильевичу задом прямо на коленках и лечь бревном под дверью вместе со всем барахлом, благо она открывается внутрь кабинета. Ничего предосудительного в этом нет — не в койку же к деду набиваюсь. Буду при нем сиделкой… лежалкой… Ой, как домой хочется!
Наглый скрип лестничных ступенек резанул по ушам. Не упуская из внимания объект наблюдения — приоткрытую дверь (она чуть заметно колебалась), я с облегчением перевела дух. Подруга не могла бросить меня на произвол судьбы. Перепуганная Наташка наверняка нашла в себе силы разбудить моего мужа и приняла на себя первую штормовую волну его возмущения. Важно, что она не стала с ним препираться — лишняя потеря времени. И он впереди всех спешит мне на помощь.
Оцепенение стало отпускать. Я задумалась, прилично ли выгляжу в тусклом свете коридорного светильника. И решила не подниматься с колен и не поднимать спальные принадлежности. Димка спросонья не поймет, почему я торчу здесь с ними в обнимку, совсем не нуждаясь в помощи. Он сначала поверит своим глазам, а соображение, как всегда, включит позднее. Расхожая фраза «ревнует, значит, любит» слабое утешение. На всякий случай я приняла беспомощный вид и закрыла глаза. Шаги приближались.
— Дурдом! — отметил Димка не своим голосом. Словно кузнец-молодец, упомянутый вскользь в сказке «Волк и семеро козлят», перековал его на голосок Психеи. — Ир, ты чё здесь расселась?
Я мигом распахнула глаза.
— Сижу… Думаю вот… Да. В ногах правды нет. Мужа жду. Наверное, скоро подойдет.
— Понятно, — спокойно подключился к диалогу Колюня. — Так Дмитрий Николаевич не придет. Спит давно. Вообще все спят.
— А вы?
— А нас какой-то придурок на улице оставил. Вышли, как всегда, подышать перед сном, стали возвращаться, а дверь закрыта. Будить весь народ стуком не хотелось, пошли в обход дома. Решили стукнуть в то окно, которое светится. Везде было темно, кроме комнаты Надежды и Джульетты. Там слабенький ночник горел, но тревожить их не решились — обе больные, вдруг тоже спят. Постояли, покумекали и вернулись опять к парадному крыльцу. Верка подергала за дверь — все так же закрыто…
