— Он ещё не звонил? — невзначай спрашивает Мира. Вот зачем она напомнила мне о Марате? Спокойно же общались. Я вот занималась ерундой — рисовала картину по номерам. Какие-то натюрморты. После ссоры с Маратом только и хочется, что расслабиться и забыться. Выговориться. Но я только успокаиваю себя рисованием.
Сколько раз я уже открывала диалог с ним. Хотела попросить прощения за то, что сделала. Но что-то внутри не давало это написать. Вредность? Обида, чёрт возьми.
Хотя я сама во всём виновата. Внятно объяснить ничего не смогла. Растерялась и говорила как полоумная. Нет чтобы чётко рассказать обо всём и закопать себя ещё глубже. Неконтролируемые слова лились сами, и потом, оставшись одна, поняла, какую ахинею ему говорила.
А если он подумал, что пока Снежка каталась, я с каким-то мужиком общалась?
Может, написать ему об этом сейчас?
А то всю неделю от него ни звука, ни буквы. Не звонит. Не пишет.
Неужели не злится?
Хотя он и тогда был чересчур сдержан, холоден.
А вдруг он от меня поскорее избавиться хотел? Вот и надумал всего?
У него же ещё любовница есть. Интересно, он сейчас с ней? Я ведь даже не знаю, общаются они дальше, или нет.
Да, бли-ин! Задрало!
— Нет, — говорю зло. — И пусть этого не делает. Не хочу ничего общего с ним иметь.
Очень хочу, но… Я не сильна в общении с детьми. И кажется, со Снежкой уже не подружусь. Зачем мне всё это, а?
— Да всё образуется, — Мира самый позитивный человечек. Ничего уже не образуется.
— Нет. Если его дочь так не хочет меня видеть — я не буду пытаться вернуть наши отношения. Рано или поздно опять всё испортится. Да и вообще! Мы знакомы от силы три недели. А встречались целых четыре дня в роли пары. Поэтому… Плевать. Моя жизнь не окончена, найду другого.
Такого, как он — не найду.
Вздыхаю.
И тут же дёргаюсь от странного пиликанья телефона. Смотрю на экран, где отображается Мира. Мы говорим по видеосвязи. И пока я рисую — она занимается ногтями. А тут входящий звонок на второй линии от неизвестного номера.
— Я перезвоню, — говорю подруге, а сама переключаюсь на тот номер. — Да?
Мне не отвечают. Тишина, да и только. Какой-то спам? Или розыгрыш?
Палец уже собирается нажать красную кнопку, как я слышу знакомый голосок.
— Снегулочка, — вылетает из динамика. Удивление отражается на моём лице. — Это ты?
— Снежка? — хватаю телефон в ладонь, подскакиваю с тёплого ковра и откладываю картину. Неожиданно. Вот что-что, а от неё точно такого не ожидаешь. — Что случилось?
Огонёк обиды между рёбер снова загорается. Но я успокаиваю себя. Зачем обижаться на ребёнка?
— Можно я плиеду к тебе?
— Зачем? — хмурюсь. От непонимания и нервов хожу от одного угла комнаты к другому. Неосознанно останавливаюсь у окна и смотрю на заснеженные улицы.
— Я соскучилась.
Ничего не понимаю!
— Мы немного поссорились с твоим папой. Думаю, он будет не рад, что мы встретимся.
Хотя я заинтригована. Что опять задумал этот маленький ребёнок?
— Он не узнает.
Да как же.
— У тебя слежка в телефоне стоит.
— Да? — искренне удивляется. — Папа — шпион?
— Ну, типа… — ладно, видимо, я сказала лишнего. — Хорошо. Давай встретимся. Где?
Ничего ведь не случится, да?
— А я уже у твоего дома.
Взгляд сам резко летит вниз. Смотрю на маленькую фигурку, что трясётся от холода возле подъезда. Рядом с ней — какая-то девушка. Наверняка новая няня.
— Ты — балда, — злюсь и быстро лечу к входной двери. — Набери квартиру двадцать пять. Я открою.
Отключаюсь и через несколько минут открываю дверь, встречая неожиданных гостей. Первой в квартиру заваливается полностью засыпанная снегом Льдинка. Снимает с себя шарф и обувь. Скромненько так, неловко. На неё не похоже.
— Извините, что мы без приглашения, — произносит с улыбкой женщина лет сорока. Приятная на вид, добрая. — Снежана долго твердила, чтобы мы поехали сюда. Я не могла отказать ей. Отец на совещании, и…
— У нас мало влемени! — останавливает её Снежка. — Папе ничего не скажем. Мы быстло!
Помогаю ей снять шубку и раздеться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вам чай или кофе? — они, наверное, замёрзли, пока стояли и ждали там.
— Ничего не надо, — отмахивается женщина. Но я всё же ставлю чайник. Насыпаю конфеты в тарелку. И Снежка почему-то тянет меня в другую комнату. Садится со мной на диван, свесив свои короткие ножки, которыми от нервов бьёт о мебель.
— Папа сказал, что мы больше не увидимся, — неловко перебирает пальчиками. На меня иногда смотрит и длинными ресничками хлопает. И злиться на неё не могу, когда вижу поджатые губки и пухлые щёчки. — Он тебя уволил?
— Я чуть-чуть накосячила, — заправляю прядку светлых волос за её ушко. Давно хотела это сделать. — Вот твой папа меня и уволил.
— Это из-за меня? — выпаливает, нахмурившись.
— Нет, — легко произношу.
— Из-за меня, — её маленькие плечики поникли. — Я же знаю. Мама сказала, что если я вас не лассолю (рассорю), то блатик на свет не появится.
Стоп. Что?
— Погоди, — хватаю её за маленькие пальчики. — Что мама сделала? Давай по порядку.
Она кивает, поднимает на меня виноватый взгляд.
Да моя ты девочка!
— На плаздники мы были у неё. Я сплосила, когда появится блатик, и когда мама велнётся домой. Она сказала, что не может этого сделать, пока папа встлечается с тобой.
Логично, конечно, но… Какая же эта Наташа сволочь! Использовать ребёнка в своих целях! Она ведь ещё маленькая! И, конечно, всё это делает, не понимая.
— Это она тебе сказала, чтобы ты от меня убежала?
— Да, — шмыгает носом и проходит по нему рукавом свитера, вытирая сопли. Я хватаю платок, протягиваю его ей. — Я колготку ножницами пелелезала, чтобы папа зол был. И вы ласстались. Но мама сказала, что всё холошо будет! Ты будешь моей няней и дальше, плосто…
Малютка кривится, и из голубых глазок льются слёзы, которые я тут же вытираю другим платком.
— Но папа тебя уволил! А я этого не хотела.
Сердце кровью обливается, когда Снежка сильнее плакать начинает. Я быстро подхватываю её на ручки и сажаю на колени. Прижимаю к себе и злюсь. Не на неё, а на чёртову мамашку.
Снежка не виновата. Она ещё ребёнок. Да, немного избалованная, но всё, чего она хочет — нормальной семьи. Конечно, она хотела, чтобы родители сошлись! Ей четыре, и она ещё не понимает игры взрослых. Вмазать бы той дуре, которая всё это затеяла! Вот кого убивать тут надо.
Вселенское, мать его, зло. Мы вот вроде не встречаемся, не знаем друг друга, но она всё равно мою жизнь портит. Овца.
— Да нормально всё. Помиримся мы с твоим отцом, — кидаю, хотя не уверена. Попробовать объясниться с Маратом? Сказать, что это всё её мать натворила? А поверит ли он мне? Взгляд сам скользит на светлую макушку.
Мне — не поверит, а вот Снежке…
— Мы всё исправим. Ладно? — глажу её по головке. — Только тебе надо всё папе рассказать.
Она голову поднимает, смотрит на меня своими красными от слёз глазами.
— А блатику не влетит?
Губы поджимаю.
— Может быть, — говорю честно. — Только тебе решать, Снежик.
Чёрт, ставить ребёнка перед выбором — не по-взрослому. Но настраивать её против матери — не в моём стиле.
— Простите, — раздаётся тихий стук в дверь. Мы обе пугаемся и обнимаем друг друга, абсолютно забыв про няню на кухне. — Снежана Маратовна, нам ехать надо. Ваш папа звонил…
Вот чёрт.
— Он, наверное, понял, что ты у меня, — сама пугаюсь своих же слов. — Езжайте, а то папа у тебя взрывной, ещё прилетит потом. Звони мне, хорошо?
Она, улыбаясь, кивает.
— Я посталаюсь всё исплавить!
Мои губы трогает ответная улыбка.
Как же я хочу этого, но… Перекладывать всю ответственность на ребёнка некрасиво. Но, может, Снежка, сознавшись, донесёт правду до Марата? Тогда он приедет, и…
Ладно, была не была.
— Давай, — целую её в щечку.
Они быстро уходят, спеша на такси. Провожаю их взглядом в окно и отчего-то волнуюсь. Нервничать начинаю. До вечера хожу сама не своя. Звонка от Снежки нет. Понимаю, что ей надо время. Но всё же пишу ей сообщение перед сном. Надеюсь, она ответит утром.
