В раздражении я дергаю Часы.
— Знаешь, я был склонен думать, что смысл что-то здесь прятать заключался в том, чтобы я впоследствии это нашел. Получается, что я как будто сам не желаю ничего отыскивать.
— Не дергайся.
— Я ничего не могу найти по Полю Сернину. Никаких сведений в экзопамяти. И не могу сказать, чтобы меня это удивляло. Остается только гадать, чем я занимался на Марсе, кроме свиданий с этой Раймондой.
— Наверно, что-то крал.
— Мне нравится это местечко, но в свете моей прошлой карьеры оно не представляет особого интереса. Здесь нечего красть. А гогол-пиратством я бы заниматься не стал.
— Ты уверен? Теперь положи Часы на стол.
— Конечно, уверен. А тебя-то что беспокоит?
Корабль вздыхает, издавая странный нереальный звук.
— Ты. Ты, может, и считаешь себя неотразимым, но мою подругу ты сильно огорчаешь. Секреты и взломы тюремных замков не по ее части. Ее даже нельзя считать воином. По крайней мере, настоящим воином.
— Так почему она этим занимается? Служит Соборности?
— А почему кто-то готов на все? Ради кого-то. Не задавай так много вопросов, я пытаюсь сосредоточиться. Ионные ловушки в этих устройствах — весьма деликатные штучки.
— Ладно. Чем быстрее мы с этим разделаемся, тем быстрее сможем заняться более крупными и приятными вещами.
Я ощупываю предмет руками. Буквы в слове «Тимберниль» слегка выступают. Ага. И внезапно появляется ассоциация. Когда я приходил в себя, видел во сне книгу о воре-цветке. И заголовок. «Шерлок Холмс приходит слишком поздно». Потайной ход, открываемый…
Я кончиком пальца трогаю букву H. После легкого нажатия она поворачивается. То же самое происходит с буквами R и L. Крышка Часов поднимается. Внутри снимок мужчины и женщины. Мужчина — это я, только молодой, черноволосый, улыбающийся. У женщины рыжевато-каштановые волосы и россыпь веснушек на носу.
— Ну привет, Раймонда, — говорю я.
7. Сыщик и его отец
Утром Исидор щурится на яркий свет Фобоса. Во рту скверный привкус, голова трещит. На мгновение он прячет лицо в волосах Пиксил, наслаждаясь ее теплом. Затем заставляет себя снова открыть глаза и осторожно высвобождает руку из-под ее плеча.
Утром зал выглядит совершенно иначе. Стены и другие поверхности пропускают внутрь рассеянный свет, и вдали ему удается разглядеть красноватую линию края кратера Эллады. Ему кажется, что он проснулся вне помещения, в каком-то странном геометрическом лесу.
Предыдущая ночь представляется беспорядочной чередой отрывочных картин, и он инстинктивно обращается к экзопамяти, чтобы все вспомнить, но здесь, конечно же, натыкается на белую стену.
Он смотрит на лицо спящей Пиксил. Губы изогнуты в полуулыбке, веки подрагивают. Камень зоку мерцает в утреннем свете на ее оливковой коже у основания шеи.
— Что же, черт побери, я делаю? Она права, это просто игра.
Поиски одежды в груде тряпья занимают некоторое время, и он едва не надевает панталоны вместо своих брюк. Пиксил все это время дышит ровно и не просыпается, даже когда он осторожно отходит.
При дневном освещении нагромождение кубов образует сложный комплекс, и трудно сказать, где расположен выход, несмотря на обостренное чувство направления, отточенное жизнью в Лабиринте. Бездействие гевулота сбивает Исидора с толку, и на обнаруженный выход он смотрит с нескрываемым облегчением. Должно быть, здесь. Серебристая арка, безупречный полукруг с филигранной чеканкой по краю. Он набирает в грудь побольше воздуха и шагает вперед. Ощущение разрыва реальности сегодня еще сильнее…
— Еще вина, мой господин?
…и он оказывается в огромном бальном зале, который не может быть не чем иным, как Королевским залом в Олимпийском Дворце. Рабыни-гоголы, мерцающие драгоценностями, немыслимым образом изгибаются на высоких шестах, демонстрируя медленный танец механической акробатики. Автоматический слуга в красной ливрее протягивает похожей на клешню рукой бокал вина. Исидор с облегчением отмечает, что на нем наряд марсианской знати — легкая накидка поверх темного камзола из ку-ткани и меч. Вокруг него повсюду люди в еще более вычурных нарядах, все залито светом Фобоса, падающего из огромного окна с видом на склоны Олимпа. Высоко над головами купол потолка напоминает золотистое небо.
Все выглядит вполне реально, и ошеломленный Исидор молча принимает предложенный бокал.
— Не желаете потанцевать?
Высокая женщина в венецианской маске, чьи пышные формы с трудом сдерживают усыпанные драгоценными камнями полоски ткани, а кожа отливает красноватым золотом, протягивает ему руку. Все еще страдающий от головокружения, Исидор позволяет увести себя на свободное пространство в центре зала, где многорукий гогол играет невероятно красивые мелодии на медных флейтах. Она легко движется, приподнявшись на цыпочки, и повинуется его руке, словно перо на бумаге, его рука уютно устроилась на плавном изгибе ее бедра.
— Я хочу заставить своего мужа ревновать, — шепчет она, обдавая его ароматом экзотического вина.
— А кто ваш муж?
— Вон он, на помосте.
При очередном развороте Исидор поднимает голову. А там, конечно же, стоит марсианский Король — смеющийся, в белом с золотом костюме, окруженный толпой почитателей и придворных. Он поворачивается к краснокожей женщине, чтобы сказать, что ему уже надо уходить, как вдруг все замирает.
— Что ты делаешь? — спрашивает Пиксил.
Она смотрит на него, сложив руки на груди, выглядит вполне проснувшейся и уже одета в повседневный простой наряд зоку.
— Танцую, — говорит он и отодвигается от краснокожей женщины, превратившейся в статую.
— Глупый мальчишка.
