необычном голосе слышатся сердитые нотки. — Такова цена, которую мы платим за другие преимущества. — Затем он снимает шляпу и кланяется. — Прошу меня извинить. Джентльмен — таков мой псевдоним — к вашим услугам. Надеюсь, этот случай не слишком расстроил ваши планы на сегодняшний день.
— Он флиртует с тобой, — снова вмешивается «Перхонен». — Точно, флиртует.
— Ничего подобного. У него даже нет лица.
Легкое покалывание подсказывает Миели, что наставник сканирует ее. Ничего такого, что могло бы проникнуть в ее камуфляж, но это очередное напоминание о том, что местные обитатели имеют в своем арсенале не только луки и стрелы.
— У меня тоже нет лица, но это меня никогда не останавливало.
— Это неважно. Что мне теперь делать? Не могу же я прибегнуть к биотической связи с вором, когда он меня сканирует.
— Это же филантроп. Попроси его о помощи. Придерживайся своего прикрытия, глупышка. Постарайся быть любезной, хотя бы для разнообразия.
Миели пытается улыбнуться и сообразить, что бы сказала личность, под обликом которой она скрывается — туристка из городка в астероидном поясе.
— Вы ведь полисмен, верно? Администратор?
— Что-то вроде того.
— Я потеряла своего приятеля, когда… они набросились. И теперь не знаю, где его искать.
Возможно, «Перхонен» права: не только вор способен прибегнуть к помощи прикладной социологии.
— А, понимаю. И вы не знаете, как послать ему сообщение через разделенную память? И вы не объединили гевулоты, чтобы дать знать, где вы находитесь? Конечно, нет. Это ужасно. Спокойные-таможенники строго следят, чтобы приезжие оставляли все продукты своих технологий, но не объясняют, как пользоваться нашими устройствами.
— Мы просто хотели осмотреть город, — говорит Миели. — Посетить Олимпийский Дворец, может, поохотиться на фобоев.
— Вот что мы можем сделать, — говорит Джентльмен. — Давайте просмотрим память агоры — вот так.
Ощущение необычное — словно отыскал слово, которое долго вертелось на языке. Миели вспоминает вид агоры с высоты, но необычайно подробно, вплоть до каждого лица в толпе. И отчетливо вспоминает убегающего с агоры вора.
— О! — восклицает Джентльмен, и тотчас поступает требование его гевулота забыть об этой реакции.
Она принимает его: метамозг все равно все сохранит. Миели отмечает факт для дальнейшего рассмотрения. Любопытно.
— Я могу немного нарушить правила, чтобы вам помочь. Мы, наставники, пользуемся некоторыми… особыми ресурсами. — Наставник отвинчивает набалдашник трости. Из отверстия, словно мыльный пузырь, выскакивает сгусток утилитарной пыли. Он зависает в воздухе рядом с Миели и начинает светиться. — Этого будет достаточно. Просто следуйте за светлячком, и он приведет к вашему приятелю.
— Спасибо.
— Рад помочь. Постарайтесь избегать неприятностей.
Наставник притрагивается к полям шляпы, затем его окутывает дрожащий воздух, и Джентльмен поднимается в воздух.
— Видишь? Это было не так уж и трудно, — говорит «Перхонен».
— Простите, — говорю я. — Я не понимаю, о ком вы говорите.
Я блокирую запрос гевулота садовника. По крайней мере, я думаю, что блокирую. Интерфейс гевулота, предлагаемого гостям, не подразумевает всех тонкостей повседневного взаимодействия жителей Ублиетта, он рассчитан на простейшие действия: от полного разделения памяти до безупречного уединения. Я смутно помню ощущение настоящего уединения — то, что испытываю сейчас, можно сравнить лишь с монохромным зрением.
— Создатели твоего тела, вероятно, без ума от какого-то киногероя, — говорит садовник. — Ты похож на того парня, что приходит сюда со своей подружкой. Она тоже хорошенькая.
Я медленно спускаюсь с робота.
— Ладно, а что ты делал там, наверху? — озадаченно спрашивает он.
— Я только хотел получить более полное представление об игровой площадке, — отвечаю я. — Знаете, меня можно назвать настоящим любителем игр. — Я отряхиваю пыль с костюма. — Это вы ухаживаете за здешними цветами? Очень красиво.
— Да, я. — Он усмехается и засовывает большие пальцы рук под лямки комбинезона. — Годы работы. Это место всегда было популярным среди влюбленных. Я для этого слишком стар — несколько периодов Спокойствия напрочь выбивают подобные мысли, — но мне нравится заботиться об этом парке. Вы приезжий?
— Верно.
— Вам повезло; большинство туристов сюда просто не доходят. Вашей подружке здесь, похоже, тоже понравилось.
— О какой подружке… Ох.
В тени одного из больших роботов стоит Миели, над ее головой порхает светлячок.
— Привет, дорогой, — говорит она.
Я напрягаюсь, ожидая погружения в какой-нибудь ад. Но она только улыбается, хотя и очень холодно.
— Ты заблудилась? — спрашиваю я. — Я скучал.
Я подмигиваю садовнику.
— Я не прочь предоставить молодежи возможность уединиться. Удачного свидания, — говорит садовник и исчезает среди статуй, закрывшись гевулотом.
— Хочу напомнить, — говорит Миели, — что немного раньше ты предложил оставаться профессионалами.
— Я могу объяснить…
Я даже не замечаю летящей руки, только чувствую неожиданный удар в нос, точно рассчитанный на максимальную боль без перелома костей, и отскакиваю назад, к статуе. Затем следуют несколько пинков, которые заставляют меня стукаться о металл и опустошают легкие, а в солнечном сплетении зажигают настоящий пожар. И наконец, несильные толчки костяшек по скулам, завершающиеся хрустом в челюсти. Мое тело, выдерживая жестокие испытания, оставляет меня почти бездыханным и в состоянии некоторой отстраненности, как будто я наблюдаю за невероятно быстрыми движениями Миели со стороны.
— Вот что для меня значит быть профессионалом, — шипит она. — В моем оортианском кото[22] мы никогда не обращаем внимания на объяснения.
— Спасибо, — хриплю я, —