Задачей заговорщиков и поджигателей в 1914 г. было сокрушение четырех империй Старого Света в интересах британского и американского капитала, артикулируемых закрытыми структурами. Задача была почти решена: империи разрушены, и впереди маячил мир без национально-государственных границ – эдакая глобальная Венеция под управлением мирового правительства, к чему стремились как правые (Фининтерн), так и левые (Коминтерн) глобалисты. Однако Сталин и его команда, выражавшие интересы большой исторической системы «Россия» смогли, воспользовавшись противоречиями в верхушке капиталистической системы, поломать ее планы, и на месте Российской империи возник СССР – «красная империя» системного антикапитализма. Для ее сокрушения англо-американские структуры создали «Гитлер инкорпорейтед» – Третий рейх, который, однако, в 1939 г. во многом вышел из-под их контроля, а потому Вторая мировая война пошла несколько по иному сценарию, чем тот, что планировали заговорщики и поджигатели по обе стороны Северной Атлантики.
СССР не только сокрушил вермахт, но и не позволил обладателям атомной бомбы уничтожить себя во второй половине 1940-х годов, а в первой половине 1950-х – на 10 лет раньше, чем рассчитывали на Западе, восстановил экономику и превратился в «сверхдержаву № 2». Так Сталин во второй и в третий раз сорвал планы глобалистов, именно этим объясняется ненависть к нему на Западе и прозападной пятой колонны у нас в стране.
Цели, которые ставили наднациональные аристократически-олигархические круги в отношении России в 1900-е и в 1930-е, их новому поколению во многом удалось достичь в 1991 г., когда международный союз западной корпоратократии и ее советского сегмента (часть номенклатуры, спецслужб и крупного теневого денежного капитала) свалил СССР как классового, геополитического и цивилизационного конкурента стремительно приходящего в упадок Запада – этот грядущий упадок стал дополнительной причиной, подталкивавшей Запад к разрушению СССР. Но, как и в 1920-е годы, выяснилось, что у большой исторической системы «Россия» сохраняется мощная историческая инерция и традиция, что дело вовсе не только в коммунизме, и враги России и русских это прекрасно понимали. Так, З. Бжезинский в одном из интервью сказал: не надо морочить себе голову, мы (Запад) боролись не с коммунизмом, а с Россией, как бы она ни называлась. А верный союзник, а точнее марионетка западной корпоратократии, один из главных «прорабов перестройки», если не главный, Яковлев заявил, что перестройкой они (перестройщики) ломали не коммунизм, а тысячелетнюю модель русской истории. Да, прав был Л.В. Шебаршин, заметивший, что Западу (и, добавлю я, его пятой колонне – смердяковым различных мастей) от России нужно одно: чтобы ее не было.
Но повторю: и в 1991 г., несмотря на ельцинщину, семибанкирщину и прочие мерзости, разрушить Россию не удалось. А с началом XXI в. процесс, пусть медленно, со скрипом, пошел в другую сторону, впрочем, иногда получается не вперед, а «шаг вперед, два шага назад». Изменению положения способствовала как ситуация в самой РФ, так и – в значительной степени – мировые сдвиги: мировой кризис, который подвел черту под «неолиберальным тридцатилетием» и возвестивший начало новой, антилиберальной эпохи; китайский фактор; обостряющаяся борьба в мировой верхушке. Таким образом, игра не окончена, завершен лишь очередной раунд – не в нашу пользу, но тем слаще должен быть исторический реванш, и в его подготовке огромную роль будет играть образование.
– Андрей Ильич, как Вы считаете, важно ли изучать глобальные проблемы более глубоко в рамках нашей системы высшего образования?
– Разумеется, важно. Однако, во-первых, надо четко определять, что такое глобальные проблемы и глобализация и не путать последнюю с интеграцией и интернационализацией, что происходит очень часто. Во-вторых, необходимо органично встроить изучение глобальных проблем, которые возникли вместе с глобализацией на рубеже 1970-1980-х годов (не раньше), в систему образования. В-третьих, необходимо изучать глобальных субъектов, которые – парадокс – возникли до глобализации (как говаривал Гегель, «когда вещь начинается, ее еще нет») и, по сути создали ее, использовав и оседлав объективные системные закономерности развития современного мира.
– Какой отпечаток, по Вашему мнению, накладывают реформы Высшей школы на образование сегодня?
– Нынешнюю «реформу» Высшей школы – внедрение «болонской системы» – трудно назвать реформой. По сути это погром-разгром нашего высшего образования. Если к этому добавить ЕГЭ, который касается прежде всего средней школы, но поскольку по его результатам поступают в высшую, то и он имеет отношение к «реформе» высшей школы. Я много писал и о ЕГЭ, и о «болонской системе» – все это есть в интернете, поэтому здесь скажу вкратце.
Что касается «болонской системы», то у нее три главные цели. Во-первых, это разрушение университета как социального института Модерна, обеспечивающего реально высокий уровень образования, тесно связанный с универсальным знанием и целостной картиной мира; «болонская система» подменяет реальное знание ублюдочным нечто, которое именуется «компетенцией». «Компетенция» – это сугубо практическое знание, а точнее даже не знание, а навык, в получении которого образование подменяется чем-то очень похожим на дрессуру. В результате резкого снижения качества образования и подмены образовательных принципов дрессурными университет стремительно вырождается в подобие обычного института-колледжа. В результате в университете резко увеличивается власть чиновника над профессором, резко возрастает формальная сторона обучения в ущерб содержательной, в результате чего выигрывают наиболее серые преподаватели, готовые адаптироваться к любой схеме; преподаватели иного типа маргинализируются и вытесняются.
Во-вторых, помимо деградации/формализации/бюрократизации обучения «болонская система» работает на его маркетизацию, на превращение в рынок услуг. В этом плане она – законное дитя неолиберальной контрреволюции, стартовавшей на рубеже 1970-1980-х годов тэтчеризмом и рейганомикой и означавшей не что иное как глобальный передел активов в пользу верхов и погром средних слоев во всем мире; собственно, «болонская система» это и есть удар прежде всего по средним слоям, который наносится в сфере образования и из сферы образования. Это образовательный передел, создающий информационно и образовательно бедных, легко манипулируемых и готовых к дальнейшей рыночной эксплуатации людей. Суть здесь в следующем. Допустим, человек приобрел некую компетенцию – узкую специализацию, которая была востребована на рынке в момент начала его обучения. Но в момент окончания ниша оказывается заполненной и в спросе уже другие узкоспециализированные компетенции. Что делать? Приобретать новые компетенции – за деньги, естественно, тем-то компетенции и отличаются от университетского/универсального знания, которое характеризуется широтой и глубиной и исходно позволяет относительно легко адаптироваться к поворотам судьбы. Как известно, узкая специализация (идиоадаптация) – тупиковый путь эволюции, в отличие от универсальной адаптации (ароморфоз). «Болонская система» и есть активное заталкивание большей части студентов на рельсы узкоспециализированной адаптации, т. е. в жизненный тупик. Большей части, но не всех, и здесь мы подходим к третьему моменту.
В-третьих, поскольку «болонская система» не распространяется на богатые частные вузы, где учится верхушка, где готовят будущих хозяев жизни и где, в частности, строжайше запрещена тестовая система, которая отучает от главного – от умения ставить вопрос, проблему, то совершенно ясно, что оформляется двухконтурная система образования, направленная на достижение максимальной социальной поляризации в сфере образования perse и посредством сферы образования в обществе в целом. Разумеется, неравенство в образовании, в возможностях его получения существовало всегда. Однако в «доболонскую» эпоху представитель среднего слоя, поступавший в университет, получал возможность конкуренции с отпрысками верхушки. Конечно, такую возможность получали далеко не все поступившие и тем более далеко не все ее реализовывали. Однако она существовала, а вместе с ней существовала возможность конкуренции. В условиях, когда контроль над информацией и – шире – психосферой становится решающим фактором в развитии общества, мировая верхушка стремится устранить даже теоретическую возможность конкуренции со своими отпрысками представителей иных классов и слоев (разумеется, кроме тех, кого она сама решит отобрать и поставить себе на службу).
Подводя итог по поводу «болонской системы» отмечу, что это не столько образовательная стратегия, сколько социальная инженерия деструктивного типа, и надо сделать все возможное для ее саботажа и последующего свертывания – именно такого рода «партизанскую войну» ведут профессора многих европейских университетов.
