Понятно, и этому в Голливуд захотелось. Наивность некоторых людей порой меня умиляла. Можно подумать, там не диктат продюсеров в кино, а сущий рай для творческого человека. Ну и сплошной воздух свободы, чтоб два раза не вставать.
— Так кто вас не пускал в Америку? — недоумённо поинтересовался я.
Он с шумом выпустил воздух из ноздрей.
— А кому я там нужен без гроша в кармане?! Безработным можно быть и дома. Зачем ехать в какую-то Америку, чтобы жить под мостом?
— И тогда вы решили разбогатеть преступным путём.
— Как вы красиво формулируете, гражданин начальник. Много читаете?
— Здесь я задаю вопросы.
— Извините. Да, пришлось пойти на преступление. В любом деле необходим начальный капитал. Честным путём заработать его в нашей стране невозможно, и тогда я придумал этот план.
— Как нашли сообщников?
— Однажды я поделился своими мыслями с Майечкой Гуревич… Очень осторожно, как бы между прочим. А она не просто меня выслушала, но и поддержала. К тому же Майи нашлись очень хорошие знакомые в… скажем так, преступных кругах.
— То есть сообщников вербовала Майя Гуревич?
— Да, она умеет работать с людьми.
— Хорошо, так и запишем, — склонился я над протоколом. — Гражданин Иванов, насколько я понимаю, вашей целью было ограбление банка, желательно провинциального. Но зачем понадобилось обворовывать Филькенштейнов, вскрывать сейф в редакции «Донской бедноты»? Ведь это же дополнительный риск…
Он с грустью поглядел на меня.
— Всему виной Майины знакомые. Их не устраивала официальная зарплата, они не могли просто набраться терпения и подождать, а Майечка им потакала.
— Вопросов больше нет. — кивнул я. — Вот тут поставьте подпись и напишите «С моих слов записано верно, мною прочитано». Сейчас вас отвезут в камеру.
— Скажите, гражданин начальник, а что мне грозит? Какое наказание?
— Это уже определит суд. На ваше счастье вы никого не убили и не покалечили, гражданин Иванов.
После допроса меня неожиданно вызвали в кабинет начальника угро. Народу там было полно, едва удалось найти свободное место за столом.
— Как дела, как Иванов — колется? — сразу спросил Пётр.
— А что ему ещё остаётся делать? Мы ж его взяли прямо на месте преступления…
Я уже успел привыкнуть, что товарищ Мышанский присутствует чуть ли не на всех наших оперативных совещаниях — ГПУ всерьёз занялось проблемой бандитизма, и очень удивился, когда не увидел его в кабинете Художникова.
— А где смежники? — поинтересовался я.
— Мамонта ловят, — сообщил начальник угро.
— И что: крокодил не ловится, не растёт кокос? — случайно вырвалось у меня из уст.
— Какой крокодил, какой кокос? — удивлённо вскинул правую бровь Художников.
— Песня такая, товарищ начальник. К слову пришлось.
— Одно радует, товарищ Быстров: вы не только песни поёте, но и работать не разучились. Звонили из руководства банка, выражали вам свою признательность.
— Вы бы из них, товарищ Художников, не только слова благодарности, но и кое-что существенней бы выбили, — произнёс Паша. — После недавнего налёта во всём здании ремонт требуется — перед бандитами неловко.
Сыщики засмеялись. Художников тоже не выдержал и улыбнулся.
— Вопрос с ремонтом закроем, исполком обещал выделить средства. А что касается благодарности — я попросил, чтобы банк помог детскому дому. Ребятишкам нужней, не так ли товарищи?
— Всё так, товарищ Художников, — дружно загалдели ребята. — Мы, если что, и сами им поможем.
— В общем, у меня две приятных новости и одна не очень. С какой начнём?
— Давайте с плохой что ли, а потом подсластите пилюлю сразу двумя хорошими, — предложил Пётр.
— Итак, новость не очень приятная: во время совместной операции милиции, уголовного розыска, ЧОН и войск ростовского гарнизона были проведены массовые облавы во всех местах, где мог скрываться особо опасный преступник по кличке Мамонт. К сожалению, как вы уже знаете, Мамонта обнаружить не удалось, и сейчас особая группа ГПУ товарища Мышанского разрабатывает новые рабочие версии.
— Так что — вообще улова не было? — нахмурился Пётр.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Почему не было, попала в наши сети кое-какая рыбёшка, преимущественно мелкая. В большинстве своём — вчерашние крестьяне, которых голод и нужда выгнали из села в город, там они не нашли работу и таким образом пополнили преступные ряды. Как понимаете, это социальная болезнь, которую уголовный розыск не в силах устранить.
— Да уж понятней некуда, — буркнул Паша.
— Теперь новости из разряда хороших. Про то, что нам удалось взять опасного рецидивиста Кошкина все уже в курсе?
— Так точно, — кивнули мы.
— Он признался в нескольких кражах на территории области, так что нам удалось существенно повысить статистику раскрываемости. Со дня на день за ним прибудут товарищи из Нижнего, там он наследил куда больше. Ну и самое главное: товарищ Быстров, вы ведь подавали заявление в партию?
— Так точно. — встал я.
Художников улыбнулся.
— Так вот, поскольку в настоящее время вы прикреплены к нам, партийная ячейка ДонОблУгро, учитывая ваши большие заслуги, единогласно постановила принять вас в ряды РКП(б) и поручила мне, как секретарю организации, вручить вам партийный билет, — под аплодисменты ребят, он протянул мне красную книжицу.
— Спасибо за оказанное доверие, товарищи, — с трудом выдохнул я.
Здесь действительно к партийному билету относились очень серьёзно, и фраза «коммунисты — вперёд» многое значило для этих людей.
И я был счастлив оказаться среди них.
— Как понимаете, товарищ Быстров, с этого дня всё только начинается. Теперь с вас двойной спрос: и как с сотрудника уголовного розыска и как с коммуниста, — напутствовал начальник угро.
Допрос Гуревич я отдал Петру, пусть гражданка не думает, что у неё есть хоть какие-то шансы соскочить, а сам занялся другими сообщниками.
Всего в банде было девять участников, только трое из них принадлежали миру кино, остальные оказались обычными разбойниками с большой дороги. И по правде говоря, род их деятельности был прямиком написан на их лицах.
Часов в пять вечера пришёл Пётр. Вид у него был взвинченный, лицо красное от ярости. Он так громыхнул дверцей сейфа, когда укладывал туда папку с материалами, что я едва не подпрыгнул на стуле.
— Петь, ты чего?
— Да есть с чего. Эта… Гуревич… — он замолчал, подбирая слова.
— Ну-ну, — подбодрил его я.
— Короче, эта баба-киношница сначала строила мне глазки и показывала ножки. Когда убедилась, что на меня её ужимки не действуют, вздумала разыграть сценку, будто я её решил изнасиловать. — Он сплюнул. — Порвала на себя юбку и давай орать на всю Ивановскую с хвостиком… Хорошо, что Художников ей не поверил.
— Знакомая ситуация, — кивнул я.
У меня в прошлой жизни действительно была похожая история. Правда, той дуре не повезло: она не знала, что допрос пишет камера, и намотала себе дополнительный срок.
— Надо было её пристрелить там, в банке! — сжал кулаки напарник.
— Ещё настреляешься, — пообещал я. — Пойдём лучше в больницу, Лёву навестим. А по дороге пивка хряпнем — у меня сегодня праздник, так что угощаю.
— А вот это по-нашему, по-большевистски, — довольно потёр ладоши он. — Только чур, к пиву ещё и рыбка будет!
— Обижаешь! Что за пиво без рыбы! — воскликнул я. — Жаль, Лёве с нами нельзя…
Глава 26
Выстояв очередь возле пивного ларька, мы купили по паре кружек пенного, а у бабульки, торговавшей неподалёку вяленой рыбкой, сторговались за малые деньги на несколько «хвостов».
— Вот оно оказывается какое — счастье! — блаженно жмурясь, сказал Пётр.
— Вижу, тебе много не надо.
— А я человек простой, пиво да победа коммунизма — всё, что мне нужно. А тебе?
— Мне?
Я задумался.
— Не знаю, Петь. У меня тоже запросы небольшие. Главное — семья и Родина. Если и там и там хорошо, то и у меня всё в порядке.
