Потягивая чай, я размышлял, в курсе ли неземная мисс Нэш из старого доброго города Нью-Йорка, каких нечеловеческих усилий требует производство тех прелестных вещичек, которые она продает?
– Пойдемте, – сказал я Джону.
Да, мне определенно нужно было на воздух!
Я решил сменить тему. Теперь мы говорили о погоде:
– Должно быть, летом тут чертовски жарко, – предположил я.
– Очень влажно, – согласился Джон.
Все это мы уже проходили, и, как вести партию, знаем.
– Как в августе в Нью-Йорке, так?
– Примерно.
– Это в какой-либо мере… замедляет темп работ?
– Прошу прощения?
– Я не заметил ни одного кондиционера.
Он посмотрел на меня.
– Это Азия, Оливер, не Калифорния.
Мы тронулись с места.
– А у вас в квартире есть кондиционер? – выяснял я.
Джон Сян снова посмотрел на меня.
– Оливер, – мягко сказал он, – это Восток. Здесь у рабочих другие желания.
– В самом деле?
– Да.
– А вам не кажется, Джон, что даже здесь, в Азии, среднестатистический рабочий желает хотя бы заработать на еду?
Он не ответил.
– Ну, – продолжал я, – так вы согласны, что доллара восьмидесяти в день для этого недостаточно?
Похоже, мысленно он сделал из меня отбивную, используя все известные приемы каратэ.
– Здесь люди работают по-другому, – убежденно заявил он, – наши женщины не тратят часы, листая журналы в салонах красоты.
Похоже, именно так он представлял себе будни моей матери.
– К примеру, – добавил он, – девочка, которую вы видели. Вся ее семья работает здесь. А ее мать шьет и по вечерам.
– У себя дома?
– Да.
– А, – сказал я, – то, что называется «домашней работой», верно?
– Верно.
Я выждал секунду.
– Джонни, вы же заканчивали Школу бизнеса. Вы должны помнить, почему в Штатах такая работа считается незаконной.
Он улыбнулся:
– Вы не знаете законов Гонконга.
– Кончай ты, чертов лицемер!
Джон ударил по тормозам, машину занесло.
– Я не обязан терпеть оскорбления, – сказал он.
– Ты прав, – ответил я и открыл дверь. Но будь я проклят, если перед тем, как выйти, не заставлю его выслушать ответ. – Такая работа незаконна, – мягко произнес я, – «в силу того, что она позволяет платить меньше минимума, установленного профсоюзом. Те, кто согласен работать так, получают то, что им дает работодатель. Который, как правило, не дает ничего».
Джон Сян посмотрел на меня.
– Выступление закончено, господин Либерал? – поинтересовался он.
– Да.
– Тогда послушайте правду о жизни здесь. Здесь не вступают в профсоюзы, в силу того, что люди хотят делиться заработком, они хотят, чтобы их дети работали, хотят выполнять часть работы дома. Врубаетесь?
Я не ответил.
– И к вашему сведению, чертов адвокат, – заключил Джон, – в колонии Гонконг не существует зарплатного минимума. Так что катитесь вы в преисподнюю!
И сорвался с места прежде, чем я успел сообщить ему, что уже побывал там только что.
35
У любого поступка есть великое множество причин, и они гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Подразумевается, что зрелый индивидуум живет в соответствии с собственной внутренней логикой. То есть думает, прежде чем что-то сделать.
Наверное, те, кто так живет, никогда не слышали того, что рассказал мне доктор Лондон. Когда все уже было позади.
Дело в том, что еще великий Фрейд – да, сам Фрейд – однажды сказал, что люди, конечно же, должны руководствоваться рассудком. В малом. Но если речь идет о глобальных вещах, нужно слушать свое Бессознательное.
Марси Биннендейл стояла на высоте трех с половиной миль над гонконгской гаванью. На город опустились сумерки, и повсюду загорались огни.
Холодный ветер играл ее волосами. Раньше я так часто находил это красивым.
– Привет, друг мой, – позвала она, – взгляни вниз, на эти огни. Отсюда виден весь город.
Я промолчал.
– Показать тебе отсюда достопримечательности? – спросила Марси.
– Насмотрелся сегодня днем. С Джонни, – буркнул я.
– Ах, да, – сказала она.
Потом Марси поняла, что я не улыбаюсь ей в ответ. Я смотрел на нее снизу вверх, удивляясь, что мог почти… любить эту женщину.
– Что-то не так? – спросила она.
– Все.
– Например?
Я тихо ответил:
– На твоих фабриках в адских условиях работают маленькие дети.
Марси помедлила секунду:
– Не у меня одной.
– Марси, это не оправдание.
– Кто бы говорил, – холодно ответила Марси, – мистер Барретт, Массачусетская текстильная мануфактура!
Ее реплика меня не удивила.
– Это не довод, – сказал я.
– Еще какой! Они воспользовались ситуацией там, так же, как мы – здесь! – бросила Марси.
– С разницей в сто лет. Я не был там и не мог сказать, что меня это не устраивает, – спокойно произнес я.
– Ну ты и ханжа, – сказала она, – ты что, реально думаешь изменить этот мир?
– Послушай, Марси. Я не могу изменить его. Но точно знаю, что и присоединяться к произволу не хочу.
Она тряхнула головой:
– Оливер, вся эта либеральная чушь – всего лишь предлог.
Я смотрел на нее и не отвечал.
– Тебе хочется поставить точку. И тебе нужно хорошее оправдание.
Я не стал говорить, что мог бы, черт побери, найти оправдание и получше.
– Кончай уже с этим, – сказала она, – ты врешь сам себе. Даже если бы я пожертвовала все на благотворительность и поехала учительницей в Аппалачи, ты бы нашел другую причину.
Я обдумал это. Единственное, в чем я был сейчас уверен, – это что мне хочется уйти.
– Может быть, – допустил я.
– Тогда какого черта ты просто не скажешь, что я тебе не нравлюсь?
Ледяное спокойствие Марси Нэш таяло на глазах. Она не казалась расстроенной. Но не могла и вернуть до конца свое легендарное хладнокровие.
– Нет. Ты нравишься мне, Марси. Я просто жить с тобой не смогу, – спокойным голосом сказал я.
– Оливер, – тихо ответила она, – ты не сможешь жить ни с кем. Тебя до сих пор заклинило на Дженни, и ты не хочешь новых отношений.
Я не смог ответить. Она на самом деле ударила меня, вспомнив Дженни.
– Послушай, я ведь тебя знаю, – продолжала она. – Все эти твои глубокие переживания – просто красивый фасад. А на самом деле ты ищешь какое-нибудь приемлемое оправдание своего траура.
– Марси?
– Да?
– Ты действительно бессердечная сучка.
Я повернулся и начал спускаться.
– Подожди, Оливер.
Я обернулся.
Она стояла там же. И плакала. Очень тихо.
– Оливер… Ты мне нужен.
Я не ответил.
– И, мне кажется, я нужна тебе, – сказала она.
Где-то с мгновение я не знал, что делать.
Я смотрел на Марси. Я знал, насколько одинокой она сейчас себя чувствовала.
Но в этом-то и заключалась проблема.
Я был таким же одиноким.
Я повернулся и пошел вниз по Остин-Роуд. Не оглядываясь.
Опускалась ночь.
В которой мне хотелось утонуть.
36
– Ваше мнение, доктор?
– Думаю, лимонного безе.
Доктор Джоанна Стайн наклонилась над стойкой и взяла ломтик пирога. Пирог и два черешка сельдерея. Таким был завтрак несчастной Джо, которая уже успела признаться, что сидит на диете.
– Смотри – не объешься, – прокомментировал я.
– Ничего не могу с собой поделать. Обожаю хорошо поесть. Сельдерей – просто способ обмануть себя.
Этот разговор состоялся через две недели после моего возвращения из Гонконга. Поначалу я чувствовал только усталость, которая потом уступила место злости. А затем я вернулся к тому, с чего все началось, – к одиночеству.
Но одиночеству другого рода.
Два года назад все мои чувства заглушало горе. Сейчас же я знал: все, что мне нужно, – это чья-нибудь компания. Просто кто-нибудь понимающий рядом. И это мне было нужно прямо сейчас.
Единственное, что мешало мне позвонить Джоанне Стайн, – необходимость сочинить какую-нибудь чушь, чтобы объяснить свое исчезновение.
Но она не задавала вопросов.
Когда я позвонил, она просто была рада слышать меня. И я пригласил ее поужинать. Она предложила встретиться за завтраком прямо в больнице.
Она поцеловала меня в щеку. Я поцеловал ее в ответ. Мы поинтересовались друг у друга, как дела, в подробности не вдаваясь: у обоих была куча дел, мы оба были страшно заняты и все такое. Она спросила о моей практике, я рассказал анекдот о Спиро Агню[78]. Она рассмеялась. Нам было легко друг с другом.
Потом я спросил, как поживает ее врачебная практика. Джоанна улыбнулась:
– Хвала небесам, в июне истекает мой срок стажировки здесь, в больнице.
– А дальше?
– На два года поеду в Сан-Франциско – медсестрой при клиническом госпитале. У меня, наконец, будет нормальная зарплата.
Я сразу прикинул: Сан-Франциско находится в нескольких тысячах миль отсюда. Не стоит упускать такой шанс!
– Калифорния – это здорово, – сказал я, чтобы выиграть время.
