Мы заканчиваем и выключаем свет, направляясь наверх. Забираясь в мою кровать, она вспоминает наше детство и бесчисленные ночевки. Она как будто читает мои мысли и вспоминает старые времена.
— Я помню, как мы ночевали у тебя дома, когда нам было лет восемь, и мы только что посмотрели «Кошмар на улице Вязов». Лекс пытался напугать нас, надев свою маску Фредди Крюгера.
Я смеюсь в ответ: — Кажется, я обделалась, честное слово.
— Мерзость, а я думала, что ты только что пукнула в страхе за свою жизнь.
Мы оба падаем в припадке смеха, тела трясутся, пока мы пытаемся взять себя в руки.
— Иногда у меня бывают странные воспоминания, и я думаю: «Ух ты, я была влюблена в Лекса еще до того, как мы познакомились». Я помню, как каждый раз, когда я приходила к тебе, твоя мама делала мне сэндвич с арахисовым маслом и желе и тайком добавляла желе. Однажды ее не было дома, и я попыталась сделать его сама. Мне, наверное, было лет десять или около того. У меня не все получалось, — она смеется про себя, а потом продолжает: — Алекс, не Лекс, вошел и застал меня за этим занятием. Он что-то бубнил о своем арахисовом масле и о том, что никто его не трогает, поэтому, чтобы досадить ему, я окунула палец в его арахисовое масло.
— О Боже, что он с тобой сделал?
— Он сказал мне: «Спорим, я смогу сделать тебе еще больше гадостей», а потом схватил мою руку и пососал палец, на котором было арахисовое масло.
— Как я этого не знала?
— Потому что мне было так противно и стыдно. Помнишь, это было в тот день, когда я ушла из твоего дома в слезах.
— О! — память возвращается, — Это был день, когда Лекс сказал, что у тебя мононуклеоз и не стоит об этом вспоминать, потому что ты обделалась на кухне.
— Ты серьезно? Вот засранец!
— Ты вышла за него замуж, — напомнил я ей.
— Да, он мой мудак.
Качая головой в отвращении, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на часы. Сейчас только больше двух. Если бы сегодняшний вечер не сложился так, как сложился, я бы лежала в постели Джулиана и занималась любовью до тех пор, пока не смогла бы ходить, как он и обещал.
— Адриана, дай Лексу время, хорошо? Не секрет, как сильно он презирает Джулиана, учитывая прошлое. Я надеюсь, что со временем он одумается, но не жди чудес в одночасье.
— Я знаю, но теперь все открыто. Мы с Джулианом можем быть нормальной парой, больше не надо прятаться.
— А что Энди думает о нем?
— Энди любит его. В смысле, Джулиан отлично ладит с Энди.
— Это то, о чем я беспокоилась, — признается она.
— Но разве это не хорошо?
Чарли громко выдохнул: — Я знаю, что он твой брат, и ты хорошо его знаешь, но Адриана, он любит Энди, как своего собственного. Возможно, я не единственная проблема здесь, но тот факт, что другой мужчина входит в твою жизнь, и Энди влюбляется в него.
— Я никогда не беспокоилась об этом, — признаю я.
— Сегодня ночью он был задницей, но возможно, и это только предположение, вам обоим стоит держаться подальше друг от друга. Просто подумай об Энди.
Она права. Теперь, когда мы с Джулианом на свободе, я хочу уделять ему как можно больше времени. Избегать Лекса не составит труда, один только вид его лица привел меня в ярость после его вспышки.
— Я тебя понимаю. К тому же, у меня есть парень, с которым можно поиграть.
— О, да, есть. И притом отличный, — добавляет она.
Я смотрю в потолок. Он абсолютно черный. Даже в этот богом забытый час я не сплю. Ладно, я виню кофе.
— Чарли, если бы Лекс не вернулся в твою жизнь, как ты думаешь, у вас с Джулианом все получилось бы?
Она молчит, и я подозреваю, что она, возможно, заснула, пока не зашевелилось одеяло.
— Судя по тому, что я чувствовала к нему тогда, я бы сказала «да», — она делает паузу, затем продолжает, но на этот раз ее голос звучит робко: — Он был идеальным. Он просто не был Лексом.
Я киваю, хотя она меня не видит. У Чарли и Лекса всегда была неразрывная связь, и даже после того, как Лекс ужасно обошелся с ней сегодня, я могу сказать, что она скучает по нему и хочет вернуться домой.
— Может, тебе стоит вернуться домой к своему мужу.
— Наверное, стоит, но пусть он еще немного побудет в таком состоянии. Не нужно поглаживать его эго и бежать к нему, как побитая жена.
— Эээ… разве не должно быть «жена, избитая членом»?
— О, точно, — она смеется, а затем зевает, — Ну, я не выпоротая членом… ну, может, чуть-чуть, но если бы ты видела…
Я хватаю подушку и закрываю ей лицо, а она извивается, пытаясь вырваться: — Не ходи туда, Чарли… и я серьезно, если ты пойдешь туда, я расскажу тебе о том, как твоя мачеха, Дебби, рассказала мне о том, что твой отец любит носить в спальне.
— О, черт возьми, нет!
— Спокойной ночи, Чарли.
Она бормочет «спокойной ночи», и в течение нескольких мгновений ее крошечное дыхание — единственный звук, который я слышу.
Я не сплю, я прислушиваюсь к Элайдже.
Ничего.
Закрыв глаза, я пытаюсь заново пережить воспоминания об Элайдже, так же как Чарли делала это с Лексом — назад в среднюю школу, когда мы впервые встретились на футбольном поле. Но каждый раз, когда я пытаюсь сфокусироваться на его лице, оно остается размытым. Воспоминания, которые преследуют меня, неприятны — его больное лицо, его слабый каркас, и самое ужасное — его бесплодное выражение перед тем, как он ушел из жизни. Я прилагаю все усилия, чтобы забыть эти воспоминания, и что самое трудное — это то, что они мешают мне жить той жизнью, которой он хотел, чтобы я жила.
Двигайся дальше, сказал он.
Он сделал так, что это казалось такой простой задачей.
Это разбитая сцена, и как бы я ни пыталась вспоминать, все, что я могу видеть, — это лицо Джулиана.
***
Было чуть раньше десяти, когда мы с Чарли проснулись. Уже приняв душ, я надела штаны для йоги и свою любимую майку в стиле ретро с логотипом «Guns 'n Roses» на ней. Мои волосы отросли, поэтому я собрала их в хвост и обула кроссовки. Я думаю, что сегодня новый день, и я должна начать свою тренировку. Пока я не нахожу на кухне остатки «Данкин Донатс».
Может быть, завтра.
Звонок в дверь раздается как раз в тот момент, когда я собираюсь взять второй пончик. Поскольку Чарли в душе, я предполагаю, что Лекс готов использовать свои манеры и извиниться за свой сучий припадок прошлой ночью. Я открываю дверь и встречаю Джулиана, стоящего на крыльце. Вот дерьмо. Мое тело мысленно бросилось на него, душит его, пока он не задыхается, но на самом деле я стою здесь, не шевеля ни одной конечностью.
— Могу я зайти внутрь, или ты хочешь, чтобы я пошел и подружился с леди через дорогу?
Эта любопытная миссис Рэндл из дома напротив подглядывает сквозь свои кружевные занавески. Не то чтобы у меня здесь были мужчины, но опять же, между Лексом, Эриком, Тристаном и Рокки, возможно, ее извращенный разум решит, что я держу дом бурлеска.
Я жестом приглашаю его войти: — Чарли все еще здесь. Это нормально?
Он кивает и ободряюще улыбается. Может быть, я нервничаю больше, чем он.
Я хватаю его за руку и тяну в сторону кухни, когда по лестнице раздаются шаги Чарли: — Вау, Адриана, как хорош этот клубничный крем для тела. Я должна порекомендовать его одной даме в моем спортзале, у которой самая вонючая вагина… — она остановилась у подножия лестницы, сохраняя выражение лица не более чем слабая улыбка.
— Я собиралась подняться наверх, чтобы забрать тебя, но…
Она прерывает меня, тепло улыбаясь нам обоим: — Нет. Эй, все в порядке. Привет, Джулиан.
— Привет тебе, — он улыбается ей в ответ.
О, это неловко.
— Ну, как дела? — вежливо спрашивает Чарли.
— Отлично, а ты?
— Да, хорошо.
Мы все погружаемся в пищеварительную тишину, пока я не открываю рот: — Ладно, это неловко. И я имею в виду более неловко, чем сцена в «Американском пироге», где Джима застают за тем, что он сжимает пирог.
Джулиан и Чарли смеются в унисон, разрывая напряжение в комнате.
