на финальный бой и приберегли для него своих сильнейших игроков.
Так что завтра нас всех ожидала жесть, крепкая и коварная, как волнистый край консервной банки.
Азра назначил большую сходку завтра с утра пораньше, под кофе перед завтраком. А сейчас за закрытыми дверями орался с Та’ки, обсуждая подходящую стратегию.
— Даня!.. — услышал я за спиной голосок Ники.
Бедная моя кошка, сколько же ей всего пришлось перенести за последние дни!
— Извини, что заставил понервничать, — сказал я.
— Понервничать — это не то слово, — тихо сказала она.
Я кивнул.
— Понимаю. Кстати, вопрос с твоим контрактом решен. Старый поганец блефовал, никакой бумаги у него не было. Так что ты свободна от ордена.
Она присела рядом со мной — так, что я ногой ощущал прикосновение ее бедра.
— Я слышала от Эрика, что сегодня были похороны господина дрессировщика, — проговорила она. — Поэтому ему непросто оказалось найти для тебя приличных плакальщиц.
Я усмехнулся.
— Приличных?.. А что, бывают еще страшней?
Кошка с укором взглянула на меня.
— Они же не гейши из Шутихи, а символы скорби! И плакали очень душевно…
Я промолчал. Ждал следующего вопроса о мертвом дрессировщике. Но Ника так его и не задала. Вместо этого она спросила:
— Ты спать идешь?
Я отрицательно покачал головой.
— Выспался уже по самое не хочу. А ты иди, отдохни. Завтра все поднимутся раньше обычного, а тебе еще завтрак готовить…
Я и правда о ней заботился. Но еще мне очень хотелось остаться сейчас одному. Иной раз это так важно — иметь возможность наедине с собой переварить какое-то событие или переживание.
— Хорошо, — покорно согласилась Ника. Коснувшись легкой рукой моего плеча, она поднялась и ушла в дом.
Я же, прикурив очередную сигарету, продолжил любоваться звездами.
Внутри меня что-то происходило.
И это что-то гнало меня в ночь.
Черт возьми, я ведь действительно могу не увидеть следующего заката. А сейчас темнота так упоительно пахнет, кровь обжигает изнутри и хочется прожить каждую минуту как отдельную маленькую жизнь.
Поднявшись с земли, я сунул руки в карманы и побрел прочь от гостевого дома.
Сумерки манили все дальше, и я шел все быстрей, докуривая сигарету на ходу.
Ноги сами несли меня по блестящим булыжникам прямо к храму Деметры.
Музыку бы в уши — и совсем хорошо!
Примерно через полчаса энергичной ходьбы я уже сворачивал в переулок, который заканчивался тупиком со сквером и небольшим святилищем. Откуда я узнал про него — понятия не имею. Может быть, видел в ту пьяную ночь.
Поднявшись по белым ступеням, я толкнул двери храма, и они легко отворились, впуская неурочного посетителя.
Пространство внутри было наполнено трепетным светом множества свечей. Сладковато пахло воском и увядшими цветами, которые темным ковром устилали каменный пол.
В центре храма возвышалась белая статуя крутобедрой и длинноволосой женщины в покрывале. Как говорится, скульптора — на мыло. Потому что его изваяние наверняка могло бы символизировать многих матрон олимпийского пантеона, но только не Деметру!
Дверь потайной комнаты открылась, и из нее вышел сухонький старичок с добрыми лучистыми глазами.
В руках он нес большую и украшенную спелыми колосьями корзину, в которой лежали мои вещи, спящий Лёха и бутыль с какой-то пенной жидкостью.
Похоже, мне заботливо передали растворитель краски, чтобы я смог привести себя в порядок. Стер последнее вещественное доказательство нашей хмельной шалости.
Ничего не говоря, жрец подал мне корзину, слегка склонив голову в уважительном поклоне. В ответ я тоже неловко изобразил благодарного японца и взял свое имущество.
Так и не проронив ни единого слова, шаркающей походкой жрец удалился в свою комнату, оставив меня наедине со статуей.
Я поставил корзину на пол. Подошел к мраморному изваянию.
— Ты знаешь, что это нечестно? — тихо сказал я, глядя на тетку в покрывале. — Подсовывать вместо собственного изображения вот такое вот нечто? Мало ли, что ты не хочешь меня видеть. Но я-то хочу!..
В молчаливом свечении храма было слышно, как пощелкивают фитили и где-то скребутся мыши.
Какой все-таки маразм — разговаривать со статуями в храмах! И надеяться, что тебя услышат не только местные жрецы.
Я вздохнул.
Внутри меня кипело столько слов, но ни одно из них я не собирался произносить вслух.
Тем более — этой уродливой обманке.
А значит, нужно просто уходить.
Я развернулся к двери — и от неожиданности даже вздрогнул.
В нескольких шагах от меня стояла Деметра. Настоящая, живая. В темных брюках и рубашке со свободно расстегнутым острым воротничком. Руки в карманах, в глазах — улыбающаяся синева.
— Говорят, среди смертных появился один диковинный экземпляр, из-за которого боги вдруг один за другим принялись нарушать установленные правила, — сказала она, и в тишине храма ее голос прозвучал задорно и звонко. — Неужели Аид и правда сначала убил тебя, а потом отпустил обратно?..
Я улыбнулся.
— Все так и было.
Деметра покачала головой.
— Мойры, наверное, до сих пор бранятся. Они терпеть не могут узелков на своих нитях.
— И ты пришла, чтобы сказать мне это?.. — спросил я, пристально вглядываясь в ее бездонные глаза.
Она спрятала взгляд под ресницами.
— Просто захотелось увидеть еще раз. Живым. И еще раз попрощаться, потому что…
— Не надо, — перебил я Деметру, приблизившись к ней. — Не говори. Мне будет приятней думать, что, может быть, мы еще не раз встретимся, а тебе… Тебе будет проще изменить свое решение, если вдруг захочется.
Я подошел к ней так близко, что мы почти касались друг друга.
— Сам-то понимаешь, какую глупость только что сморозил? — тихо спросила она.
— Почему?
— Потому что нет ничего хуже необоснованного ожидания.
— Да плевать, — тихо сказал я, делая еще полшага к Деметре. Дурная кровь зашумела в ушах, руки сами потекли по ее спине к пояснице и ниже. Наклонившись к ее лицу, я замер в паре сантиметров от прикосновения, и эту дистанцию мне навстречу она преодолела сама.
Ее руки легли мне на плечи, скользнули по шее к волосам — и в следующее мгновенье Деметра отпрянула от меня всем телом, словно очнувшись.
Я подчинился. Отпустил ее.
Деметра подняла на меня свой бездонный взгляд и тихо проговорила:
— Уходи отсюда. И никогда не возвращайся. Потому что, если ты придешь, я ведь и правда могу не удержаться от личной встречи. А такие личные встречи богов со смертными ничем хорошим никогда не заканчиваются. По крайней мере, для смертных.
— Мне это без разницы, — без малейшего колебания ответил я.
Она с усмешкой покачала головой.
— Ну ты даешь. Суметь увидеть женщину в древней сущности, которой несколько тысяч лет… Это надо быть тем еще извращенцем!..
— А я
