Кэшель быстро, с вновь зародившейся надеждой, посмотрел на нее. Но это продолжалось всего секунду. Он безутешно покачал головой.
— И не могу выразить вам, — продолжала Лидия, — как я признательна и благодарна вам за то, что вы приблизились ко мне ради меня самой, ничего не подозревая о моем богатстве.
— Чего тут благодарить? — глухо сказал Кэшель. — Ваше богатство, может быть, и лакомый кусок для кого-нибудь из ваших друзей; а я рад, что вы так богаты, но рад только за вас и очень несчастлив за себя. Однако об этом не стоит говорить. Прощайте.
— Прощайте, — вся побледнев, ответила Лидия. — Прощайте, если вам так этого хочется.
— Не мне, а черту этого хочется, — с отчаянием в голосе почти закричал Кэшель. — Ничего другого мне не остается. Против судьбы не пойдешь. Прошу извинить меня, мисс Кэру, за грубость моих выражений. Во всем виновата моя проклятая невоспитанность. Меня не научили лучше вести себя.
— Мне нечего прощать вам, кроме того, что вы скрывали от меня правду. Но и это я прощаю вам, поскольку дело касается только меня. Что же до признания в вашей… привязанности ко мне, то сознаюсь вам, что мне пришлось выслушать уже много таких признаний, из которых ни одно не было мне так приятно. Но, между нами, вы знаете, непреодолимые преграды. Вы ведь не станете добиваться руки женщины в сто раз более богатой, чем вы. А я не хочу иметь на содержании кулачного бойца. Мое богатство отпугивает всякого уважающего себя мужчину, а ваша профессия отпугивает всякую уважающую себя женщину.
— Значит… Скажите мне правду, — с горечью спросил Кэшель. — Предположите, что я достаточно богат и не…
— Нет, — резко перебила его Лидия. — Я не хочу делать никаких невозможных предположений.
— Если бы вы только не были до сих пор приветливы ко мне, — с грустной мягкостью сказал Кэшель. — Я думаю, что полюбил вас за то, что вы были единственным человеком, который не боялся меня и не отворачивался от меня. Все остальные вежливы со мной, потому что боятся рассердить первого бойца Англии. Тяжело быть чемпионом, мисс Лидия. Вы даже не подозреваете, как тяжело.
— Тяжело быть также богатой девушкой. Людей пугает мое богатство и то, что они называют моей образованностью. Наше положение во многом сходно. Однако сделайте мне большое одолжение и уходите. Нам не о чем больше говорить.
— Сию минуту уйду. Но я не очень верю, что вам тяжело. Это один вымысел.
— Возможно. Многие из чувств — только вымысел.
Наступило тяжелое молчание. Вдруг Кэшель прервал его:
— Мне почему-то не так уж грустно, как было минуту назад. Скажите, вы не сердитесь на меня?
— Даю слово, что нет. Но умоляю вас — уйдите.
— И я никогда больше не увижу вас? Неужели никогда? Это бесповоротно?
— Никогда, если всегда будете знаменитым борцом. Но если настанет день, когда мистер Кэшель Байрон найдет более достойное для себя занятие, — я встречусь с ним, как с другом. Утешает ли это вас?
Кэшель просиял.
— Еще одно слово. Если мы случайно встретимся на улице, взглянете ли вы на меня? Я не прошу настоящего поклона, а только короткого приветливого взгляда?
— Я не намерена обижать вас при встрече, — ответила она. — Но не попадайтесь мне нарочно на каждом шагу.
— Клянусь вам, что я вовсе не думал об этом. Я буду довольствоваться тем, что стану ходить в тот переулок, где защищал вас однажды от приставаний хулигана. Ну, прощайте… Постойте, — вдруг нахмурился он. — А что, если тогда, когда настанет день, о котором вы говорили, вы будете уже замужем?
— Возможно. Но я не очень стремлюсь к замужеству. Однако долго ли вы будете задавать мне вопросы, на которые не имеете права?
— Больше не буду, — ответил Кэшель с хохотом, разнесшимся по всему дому. — Я никогда еще не был счастливее, чем сейчас, хотя я, кажется, все время готов плакать. У меня теперь есть надежда. Прощайте… О, нет! — добавил он, не принимая ее протянутой руки, — пока еще я недостоин коснуться ее.
В соседней комнате ему попался Башвиль, стоявший здесь, по-видимому, давно, бледный, с решительным видом, говорившем о готовности при первом зове броситься на помощь своей госпоже. В руках его было зажато увесистое пресс-папье. Услышав раскатистый смех и увидев Кэшеля, выбегающего с почти восторженным видом из библиотечной комнаты, он остолбенел и не знал что и думать.
— Вот хорошо! — почти прокричал Кэшель, хлопая его по плечу, — я рад, что встретился с вами. Есть кто-нибудь в столовой?
— Никого нет, — изумленно ответил Башвиль.
— Так зайдем на минутку, — продолжал Кэшель, вталкивая Башвиля в дверь столовой. — Да идите же. Покажите-ка, как это вы меня повалили? Не бойтесь, я ничего вам не сделаю плохого. Ну, валите меня. Только смотрите, не хлопните меня головой о решетку камина.
— Но…
— Не ломайтесь. Смогли же вы повалить меня полчаса тому назад!
Башвиль, еще поколебавшись некоторое время, вдруг набросился сзади на насторожившегося Кэшеля и прежним приемом повалил его на пол. Кэшель не сразу поднялся, по-видимому, что-то соображая. Затем хлопнул себя по лбу, вскочил и с хитрой улыбкой обратился к слуге:
— Так, понимаю. Ну-ка еще раз!
— Нельзя, — запротестовал Башвиль. — Это производит слишком много шуму.
— Еще только разок. На этот раз будет тише.
— Ну так и быть, — согласился Башвиль. — У всякого свои вкусы.
Но на этот раз, вместо того чтобы повалить Кэшеля, он сам угодил каким-то образом головой в ошейник, образовавшийся загнутой назад рукой Кэшеля. Башвиль испугался не на шутку, так как малейшее движение руки его врага могло задушить его. Но Кэшель сейчас же со смехом выпустил его.
— Другое дело, не правда ли? — насмешливо произнес он. — Старую лису не поймать дважды в один капкан. Знаете ли вы еще какие-нибудь штучки?
— Знаю, — обиженно ответил Башвиль. — Но здесь не место показывать их вам. Мы своей возней можем обеспокоить мисс Кэру.
— Приходите ко мне, когда у вас будет свободное время, — сказал Кэшель и протянул ему визитную карточку. — Вот по этому адресу. Вы покажете мне, что умеете, а я посмотрю, что можно сделать из вас. Пожалуй, из вас можно сделать настоящего человека.
— Вы очень любезны, — по-джентльменски ответил Башвиль, пряча карточку в боковой карман.
— А теперь я дам вам совет, который может вам пригодиться, — с важностью сказал Кэшель. — Вы совершили сегодня непростительную глупость. Вы сбили с ног человека — и не просто человека, а профессионального боксера — и затем, как безумец, продолжали спокойно стоять над ним, дожидаясь, чтобы он вскочил и убил вас. Если вам придется еще раз быть в таком же положении, бросайтесь сразу на противника, в ту самую секунду, как он встанет на ноги, и постарайтесь, чтобы ваши кулаки попали ему в нужное место. Если ему удастся захватить вас сзади, действуйте затылком и локтями. Если он слишком силен для вас, пырните его хорошенько, как будто нечаянно, коленом в живот. Но ни в коем случае не стойте в бездействии. Это значит плевать в лицо провидению.
Кэшель подкреплял каждый из своих советов дружественным щелчком в пуговицы сюртука своего недавнего врага. Кончив наставление, он кивнул головой, спустился с лестницы и вышел на улицу в приподнятом и бодром настроении.
Лидия стояла у окна своей библиотеки и провожала его глазами. Она задумчиво следила за его легкой, стройной походкой, выделявшей его из пестрой толпы снующих по улице людей. Переплет оконной рамы, отделявшей Кэшеля, заставил вспомнить о вольных детях лесов и пустынь, томящихся в клетках в парке, расстилавшемся перед окнами. Она с тайным удивлением и радостью убедилась, что, как ни опасен этот, ставший ей дорогим, человек, она не боится его и может покорить его суровую дикость одним взглядом, одним властным или ласковым словом. Когда Кэшель отыскал своего извозчика и уехал, она отошла от окна, подошла к своему письменному столу, открыла ящик, в котором хранила дорогие для нее реликвии, и вынула последнее письмо отца к ней. С письмом в руках она опустилась в глубокое кресло и, не читая, долго, задумчиво глядела на него.
— Странно будет, не правда ли, отец, — вслух произнесла она, как будто думая, что покойник услышит ее, — если твоя дочь станет женой борца. Мной овладело настоящее отчаяние, когда он таким непередаваемым «прощайте» ответил на известие о моем богатстве. Но теперь ведь он почти жених мой.
Она спрятала письмо обратно в ящик и позвонила. С несколько смущенным видом появился Башвиль.
— Пожалуйста, Башвиль, никогда не мешайте мистеру Байрону видеться со мной, если он придет, когда я дома.
— Слушаюсь, сударыня.
— Можете идти.
— Осмелюсь спросить, не было ли на меня каких-нибудь жалоб?
— Нет. — Башвиль, однако, вздрогнул, когда она прибавила: — мистер Байрон говорил мне, что вы силой хотели не впустить его. Вы подвергали себя этим ненужной опасности. Вообще, Башвиль, в будущем всегда впускайте ко мне людей, которые не хотят добровольно уйти, когда их просят. Это все же лучше, чем затевать драку в моем доме. Впрочем, я не обвиняю вас, наоборот, я ценю вашу преданность.
