— Он уехал в командировку…
— Сережа, мне все равно. Спасибо за помощь, — быстро сказала и, сбросив звонок, начала звонить Леше с одного из наших зашифрованных телефонов.
Штирлицы, блин, недоделанные!
Абонент не абонент.
«Все хорошо, все хорошо», — повторяла я себе.
Да, скорее всего, Климов просто нагнал на меня панику, ведь Леша пропадал и раньше. А всего-то утром он был в моей квартире. Значит, ничего не случилось.
Позже попробую еще набрать, а сейчас надо заняться нашим серым кардиналом. Надеюсь, я не ошиблась в своих выводах.
Ботаник порывался поехать со мной, папа хмуро смотрел исподлобья, но уже не возникал, а Костик разминал кулаки и тоже собирался ехать. Видимо, наше приключение в ресторане оставило после себя неизгладимые впечатления.
Но я всем сделала ручкой на прощание и вызвала такси. Ботаник только сказал, покачав головой, когда я обувалась:
— Ивонна, ты хоть адрес скажи, куда едешь.
— Прости, родной, но… — развела руками. — Если уж не выйду на связь, попроси Эда отследить мой телефон. А теперь всем счастливо оставаться.
Я была уверена, что папа сейчас же надавит на Ботаника, если тот не смоется домой, и мои передвижения не останутся тайной. Ну и пусть, но время на разговор у меня будет.
Таксист недовольно покачал головой, когда я назвала адрес, но несколько бумажек с изображениями российских городов смягчили сурового водителя. Попался мне, что удивительно, молчун, и у меня было время подумать. Только вот ни одна дельная мысль в голове не задерживалась. Я не знала, что сказать, как говорить.
Выйдя из машины, я лишь вздохнула и посмотрела на светящиеся окна дома. Поднявшись на нужный этаж, постучала в дверь и услышала:
— Иду, иду! — а потом удивленный, но добродушный взгляд и вопрос: — Опять ты, рыжуля?
— Здравствуйте, Виктор Семенович, если сейчас вы носите это имя, — ответила я.
Мы смотрели друг на друга долго, и старик, кажется, понял, что переубедить меня не получится.
— Ну заходи, рыжуля, — наконец-то пустил меня в свою комнату, и я заняла то же место, что и в прошлый раз, на скрипучем диване.
Семеныч устроился напротив, откинулся на спинку стула и молчал. Я тоже не знала, что сказать, но поняла: он ждет каких-то слов от меня.
— Вы говорили, что любите истории, — собственный голос прозвучал незнакомо, когда разбил эту тишину. — Расскажете мне свою?
Я не понимала его равнодушия. На социопата сосед Романова не похож, но он был так спокоен…
— Сначала ты, рыжуль, скажи, где я прокололся.
— История за историю?
— Что ж, любопытство, — Семеныч даже улыбнулся.
— В первую нашу встречу вы упомянули спелеологию, пещеры Кавказа, — озвучила мысли, посетившие меня еще дома. — Тогда я не придала этому значения, но потом увидела фотографии в кабинете Гончарова. Одна из них была сделана в Сочи, думаю, в тот год, когда вы познакомились с Лидией Марченко, — при упоминании этого имени Семеныч поморщился, но промолчал. — Фото было спонтанным, и вы там изображены в профиль, да и еще и моложе на тридцать лет, но я подумала: черты лица знакомые. Потом как-то вылетело из головы, когда Гончаров начал нам рассказывать историю знакомства с вами и Лидией. А сегодня я увидела статью о Верещагине, где есть одно из немногочисленных фото тех лет, когда потерялся его цифровой след. Я узнала Безенгийскую стену Главного Кавказского хребта. Совпадение? Вряд ли. А то, что за Верещагиным кто-то стоит, я догадалась давно. Неприметный старик, который живет в бедности и читает книжки. Отличное прикрытие, Виктор Семенович.
— Ты умная, рыжуль. Складная логическая история.
Глава 21
— Я где-то ошиблась? — спросила, глядя на все такого же спокойного Семеныча.
Он неопределенно пожал плечами и ответил:
— Все истории такие разные, но при этом сводятся только к нескольким темам. Любовь-ревность, деньги-власть, дружба-ненависть.
— И в вашей истории есть все?
— Наверное. Записываешь разговор?
— Нет, — покачала я головой и выложила свой телефон.
— А где тот следователь, отпустил тебя одну?
— Никто не знает, что я здесь.
— Значит, не боишься. А скорее просто понимаешь, что ничего не сможешь доказать. Верещагина ты подвинуть не сможешь, никто не выпишет постановление на обыск в его офисе. А вдруг ничего не найдешь? Тогда полетят головы и погоны.
Это мы еще посмотрим. Но, конечно, я промолчала. Все карты раскрывать я не намерена. Когда люди чувствуют свою безнаказанность, они начинают делать ошибки. А я и так уже докопалась до многого, и если силами полиции здесь не поможешь, то можно подключить Гончарова.
— Виктор Семенович, я вас слушаю.
— Ты тоже любишь истории, рыжуль, да?
— Очень.
— Ну тогда слушай, — начал Семеныч и первым делом рассказал мне то же самое, что и Михаил Юрьевич, только, конечно, со своей колокольни. Но закончил ее по-другому: — Я уехал из города, когда понял, что Лиду не найти. Все ниточки были оборваны, все концы упирались в стену. Был человек — и нет человека, — развел руками и замолчал.
— И вы тридцать лет считали, что ее убил Гончаров от большой любви?
— Скорее от роковой.
— Не будешь моей — не будешь ничьей, — развила я эту мысль.
— Именно так.
Благими намерениями выстлана дорога в ад — это о Лидии Марченко. Хотела девушка сделать как лучше, в итоге развязала войну длиною в тридцать лет. И неужели именно из-за этой войны погиб молодой парень?
И да простит меня сейчас папа вместе с незнакомой мне Лидией.
— Она жива, — сказала я и впервые увидела на лице Семеныча эмоции, которые он не смог вовремя скрыть.
— Что? — переспросил он и потянулся за таблетками.
— Жива ваша Лидия и больше тридцати лет благополучно живет в Чехии.
— Но?..
— Почему она так поступила? Хотела, наверное, чтобы все были счастливы. Я лично с ней не разговаривала, так что могу только догадываться о ее мотивах и делать выводы, основываясь на рассказах о ней. Она любила вас, но любила и Михаила Юрьевича. Молодая, наивная девушка, которая, судя по всему, добрейшей души человек. Хотела сделать хорошо всем, наверняка думала, что каждый из вас найдет счастье вдали друг от друга. Жаль, что ее вера в людей не оправдалась, ведь человеческая природа такая странная штука.
— Рыжуль, — добродушно отозвался Семеныч, — я прожил на этом свете по крайней мере на четверть века больше тебя, поэтому не надо мне рассказывать о человеческой природе.
— Хорошо, отставим рассуждения, давайте пройдемся по фактам, — согласилась я. — Что было потом, когда вы уехали из города? И почему все-таки вернулись?
— Я путешествовал. Много думал, пытался забыть и начать жизнь заново. На Кавказе как раз и познакомился со Стасом Верещагиным. Это было лет двадцать назад, он как раз отучился и искал свое место под солнцем. Я помог ему со стартовым капиталом, и на удивление дела пошли в гору. Но вот забыть у меня не получалось, и я решил вернуться сюда, если не найти концы, то хотя бы поквитаться с Гончаровым. Видишь, рыжуль, где я стал жить, чтобы не светиться? — усмехнулся Семеныч. — Миша к тому времени поднялся высоко, и сколько я за ним наблюдал, поднимался все выше и выше. Я не знал, как к нему подобраться, но и уезжать не спешил. Со Стасом мы всегда были на связи, и когда он пару лет назад сказал, что собирается перебраться в этот город, меня осенило. У Верещагина были деньги, он обаятелен, люди к нему тянутся…
— И вы решили лишить Гончарова всего, как, думали, он лишил вас.
— Именно. Стас быстро здесь раскрутился и начал незаметно щемить Мишу. Тот, насколько бы умен ни был, даже не догадывался, откуда ветер дует. Считал Стаса обычным конкурентом. А потом появилась ты и стала работать с Гончаровым. Я наслышан о тебе, рыжуль, и твоей компании. Ты же помнишь, что хорошие истории моя слабость. Я знаю ту историю, когда вы раскрыли убийство журналистки, а потом актрисы местного театра. Но в ходе своих расследований ты раскрываешь тайны людей, которые даже не имеют отношения к делу. Только мне казалось, что мы со Стасом все отладили и до наших тайн ты добраться не сможешь. Но я ошибся. Ты думаешь нестандартно, и интуиция у тебя очень развита. Доверяй ей.
