Уважаемая Галина Евгеньевна!
Итак, я бил Вас сапогом в живот, у меня были еще более изощренные предшественники, топтать Вас дело безопасное, легкое и т. д. Я было хотел тебя действительно отлупцевать за всю эту истерику, но потом счел это ниже своего достоинства.
В следующий раз будешь «следить за бестолковостью изложения». Разве можно писать: «Эпиграф мы, конечно, снимем». Есть «мы» и есть «они» — это разные местоимения. В наш век употреблять их следует с определенной определенностью. За все оскорбления требую от Вас удовлетворения. Напишите мне покаянное, мяукающее письмо. И если на нем не будет следов слез, то я его и читать не буду.
Член СП РСФСР Виктор Конецкий
20.01.68
Дорогой мой член СП РСФСР, считая, что поссорилась с тобой на всю жизнь, я, как честный человек, решила выполнить все обязательства перед тобой и в ту минуту, когда наш грозный главбух неосторожно заявил, что я самая горячо любимая им женщина, воспользовалась этим заявлением. Я сказала ему, что за любовь надо платить, а потому он должен вернуть деньги тебе и еще одному моему автору. На следующий же день он сообщил, что ты через несколько дней получишь 78 р. 00 коп. Они еще не перевели, но в феврале переведут. Потом я пошла потерлась своей (бритой) щекой о (небритую) щеку Чернецкого (Л. Г. Чернецкий — зам. ответственного секретаря «Литературной газеты». — Т. А.), и он заслал тебя в набор пока с очень малыми купюрами. Потом я пошла поцеловалась с наборщицами, и тебя набрали к утру. Словом, сделала все, что могла, и залезла в бутылку на всю жизнь. Но тут пришло твое письмо, и я обрадовалась случаю из нее вылезти, а еще больше разрешению поплакаться.
Повою, ладно? Неймется мне. 1. Две статьи начала — по полстраницы, и ни с места. 2. В газете какие-то склоки. Лично мне удалось остаться в стороне, но атмосфера тоже действует. 3. Очной аспирантуры в Институте истории искусств в этом году не будет. Придется попробовать поступить в заочную. Если я вдруг (!!!) сдам экзамен, то как я вытяну заочный год (потом, если буду хорошо учиться, переведут) при своей газетной работе? А терять год не хочется. Да и как-то вдруг остро я почувствовала, что мне здорово не хватает образования.
Пиши.
Г. Д.
Февраль 1968
Витя! Все очень плохо. Чак снял с того номера со скандалом. Сказал: вчера Булгаков, сегодня на целую полосу Конецкого, это же акция! Нас всех разгонят. Но Тер собирается дать тем не менее, поскольку Чак в одиночестве, но когда он отойдет… Ужасно расстроена. Насчет остального тоже пока ничего не слышно. В воскресенье буду говорить с Прудковым (О. Н. Прудков — член редколлегии «Литературной газеты», редактор иностранного отдела. — Т. А.).
Есть еще идеи на этот счет. Вернусь числа 23-го (если уеду) и сразу напишу.
Г. Д.
Февраль 1968
Галь!
А я думал, ты сердишься на меня за откупоренный французский коньяк. Ты его выдерживала-выдерживала, а я — хам и плебс — его откушал. Хорошо мне было его кушать. И закусывать хорошими сигаретами. И листать занятные журнальчики. Галь, когда у тебя почерк испортился? Пошла бы ты, пока он такой стабильный, работать в аптеку. Удивительное у тебя в душе спокойствие, если ты хранишь такой почерк.
6 мая я у тебя был. Гия Данелия поднимался к Баскакову, а я ломал-ломал его «Москвич» внизу, потом поднялся к тебе, хотя и знал, что тебя там, конечно, нет. На всякий случай поднялся. В щели поглядел. Хорошие у тебя щели, большие. Через три дня мать беру домой из больницы и превращусь окончательно и навсегда в санитарку. Весело мне.
Спасибо тебе за добрые слова и память. У меня даже глаза защипало — не вру. Помощи пока не надо. Если нужно что будет — обращусь сразу.
Целую тебя, Галя. Ты хорошая девочка.
В. К.
Май 1968
Витька, сволочь, пропащая душа!
Куда ты делся? Сразу о деле: если ты не передумал насчет Вьетнама, то садись и пиши письмо В. Кожевникову (главный редактор журнала «Знамя». — Т. А): так, мол, и так, штурман, окончил то-то… плавал там-то… не можете ли вы отправить меня во Вьетнам, привезу столько-то листов для «Знамени». Очень хочу… Словом, напиши все данные о себе подробно. Я ездила с ним на теплоходе в Горький, сказала ему о твоем страстном желании. Он в принципе согласен. Сказал: «Если он не передумал, пусть мне напишет». На мой разговор можешь не ссылаться, письмо официальное, так будет солиднее. Честно, он очень ухватился за эту идею.
Теперь второе. Не вышла или скоро выходит у тебя какая-нибудь книга? Например, «Соленый лед». Ответь СРОЧНО. У нас новая рубрика: «Что стоит за книгой» — я бы быстро сделала. Ответь срочно, т. к., м. б., я в среду (10 июля) улечу в Париж, а оттуда в Испанию. Как всегда, вернее, как никогда, все вилами по воде, но вдруг. Волнуюсь безумно. Сам знаешь, всю жизнь мечтала попасть в Испанию. Да! Я сдала два кандидатских минимума для поступления в аспирантуру — по английскому и по истории философии. Получила оба «отлично». Устала страшно. Купила еще одну кровать, на сей раз красного дерева — из Аничкова дворца, говорят. Может, врут, а может, она там в дворницкой стояла. Никого, кроме Васи (Аксенова. — Т. А.), не видела, ничего не знаю. Познакомилась в Горьком с Василем Быковым. Просидели с ним целый вечер над одной нефтяной рекой. До чего же хороший человек. Умница. Прелесть. Единственный там был человек.
Ну вот и все дела. Ответь скорее. Лучше письмом-телеграммой.
Целую.
Г. Д.
2.07.68
Эй, Галина!
Тебя еще не выгнали?
Или ты уже кандидат?
Или ты вышла замуж за Грегори Пека?
И существуют ли вообще внутри- и окололитературные миры?
Я перевез по разным морям уже сотни тысяч тонн разных полезных грузов. Я снабжал досками поляков в Гданьске, меня обманули на дамской обуви англичане в Лондоне, я продал итальянцам на о. Сардинию осиновые дрова на бумагу. Сейчас везу из Керчи в Сирию и Ливан разный хитрый металл, чтобы прикончить там твоих родственников, друзей и врагов — всех разом. Оттуда я повезу на Черное море шрот — тропический жмых для корма скотин. Потом я… Короче, я еще не скоро увижу всех вас. А хотелось бы посидеть в ЦДЛ, мерцая шикарными нашивками. О литературе вовсе забыл. Скажи Аксенову, что если он помнит пьяный разговор о судовом врачевании, то его можно продолжить на вполне солидной основе (каюту найдем).
Мой адрес для телеграмм: Ленинград, Л-35, теплоход «Челюскинец». Для писем — домашний. Письма перешлет мама в первый совпорт, куда мы попадем. Напиши мне длинное письмо. Всем странствующим хочется получать письма и хорошие новости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
