Не менялись только сопки. Как походили зимой на скомканную белоснежную крахмальную скатерть, так и стоят века. Якуты и эвены сравнивали горы с «большими людьми», боялись их и не заходили далеко. Когда едешь по зимнику, до сопки из кабины можно рукой достать: замерзшая река пролегла между скал по самым узким ущельям. Летом на этом месте бурлящую, клокочущую воду не рискнет перейти и медведь, а в феврале — тишь и благодать. Лед уже хорошо приглажен шинами, но еще не скользит и не оплывает от подземных родников, просыпающихся в марте. Повороты реки, по которой проложен зимник, плавни, все камни закрыты снегом; машина идет — не шелохнется!
На трассе начало немного подбрасывать. Груз лежал вровень с бортами — арматура для бетона, и Коляй не боялся, что на повороте его опрокинет. Только что он видел переломившийся трубовоз с такой же арматурой: перегруженная машина проваливалась колесом в глубокую колею, пробитую в наледи, и ось не выдержала. Неопытный шофер поддался уговорам взять больше да еще и путь неверно выбрал. Дал бы крюк по трассе — привез бы в сохранности. А наледь вообще неожиданная штука. Внезапно может образоваться под фундаментом дома — и забьет первый этаж льдом до самого потолка; может выйти лужей мокрого снега посреди дороги — делай объезд, скоро здесь пути не будет; может засочиться парным ручейком из откоса — все, весной здесь жди обвала. Не могут даже ученые вполне понять закономерность ее хитрого и коварного нрава.
Впереди скакал по дороге «уазик». Водитель пытался достать колесами до твердого грунта, но колея на снежной дороге была слишком широка, маленькая машина то поднималась на белое, то вновь соскальзывала на черное. Будь впереди грузовик или автобус, Коляй остерегся бы держаться близко — между скатами задних колес часто застревают «зайчики», камни или смерзшиеся комья земли, которые, вылетая, легко пробивают ветровое стекло.
Внимание Коляя вдруг привлекло что-то странное, происходящее вдалеке. Через дорогу словно перетекало седое облако, истыканное сверху суковатыми корнями валежин. Он подъехал ближе, так, что крылом уперся в вешку с пучком веток, обозначавшую обочину, и тогда догадался: «Олени!» Он видел их только по одному, парами, ну по пять штук. Они выскакивали ошалело перед капотом или бежали по дальней сопке. А тут столько…
Диких оленей на Колыме не осталось, те, в сопках, были одичавшими и тоже мелкими. Чтобы влить свежую кровь, слышал Коляй, сюда завозили диких самцов из Якутии. Эти сразу выделялись в стаде огромными, в размах рук, рогами и высоко поднятой головой. Коляй попытался дотянуться рукой до седого лохматого бока, олень испуганно шарахнулся. Человека не боятся лишь одомашненные или, наоборот, до сих пор незнакомые с ним животные.
Стадо переливалось через трассу, раздвоенные копыта осторожно ступали в масляные пятна на полотне, запинались о выбитую колею. Олени пугались непривычной тверди под ногами, храпели и замедляли шаг. Потом опускались на снег и, выпуская из ноздрей клубы густого пара, вновь норовили рассыпаться по равнине.
Сопровождали стадо пастухи в торбасах и куртках из оленьих шкур — лучшей одежды для людей Севера пока нет. Пастухи начали сматывать веревку, которой перегородили трассу на время перехода.
— На другое пастбище перегоняют, — сказал шофер «уазика», он тоже вылез из кабины. — Ох и снегу здесь выпало — страшно!
Поочередно они обогнали рудовоз, осевший под похожими на чернильницы контейнерами — в них перевозится руда. Вдали показался Мякит, и дорога стала лучше: у поселков чаще ходят бульдозеры. Коляй собрался обойти «уазик», но тот вдруг замигал стоп-сигналами, а потом и вовсе остановился. Впереди стоял человек с красным флажком, а дальше, у двухэтажной гостиницы, одна к одной приткнулось много машин.
— Артиллеристы лавины сбивают, — объяснил Коляю сигнальщик. — До утра трасса будет закрыта.
Места в теплом боксе, конечно, не было, поэтому Коляй не стал глушить мотор, съел в столовой два обеда, а в гостинице показал путевку, и ему выдали пару шлепанцев.
В дверь стучать не пришлось — все они были без замков и открывались от обыкновенного кашля. Дольше одной ночи шофера не задержишь никакими пуховиками.
Одного соседа звали Толик, второго, шофера того самого «уазика», Тимофей, а четвертая кровать пустовала.
Потрогав рукой калориферы, одеяло с нее Коляй перетащил себе.
Перекинулись в картишки, потом лежали, по очереди читали журнал без обложки и после того, как вечером вместе, сходили в столовую, разговорились.
— У вас там должен Пуков работать, — сказал Тимофей.
— А, Полтора Оклада, — ответил Коляй. — Знаешь, что ли?
— Хм, — отодвинулся Тимофей, — я ж ему прозвище дал.
— А ну-ка… — заинтересовался Коляй.
Неожиданно резво для своих габаритов Тимофей заерзал на визжащей кровати, усаживаясь поудобней. Вытер огромным, с полскатерти, платком красную шею и лысину на макушке. Потом хотел спрятать платок в брюки, но закряхтел от напряжения и передумал. Гулко откашлялся в кулак, надувая толстые щеки:
— Вот слушай.
Это сейчас я шефа вожу на санэпидстанции — годы, как говорится, покоя требуют. А лет двадцать пять назад работал на Берелехской автобазе. Видел там перед конторой синяя «Татра» на постаменте стоит? Вот на такой я начинал. Вернее, начинал-то на материке, в Белоруссии, потом, после армии, — на Урал и в пятьдесят четвертом по набору сюда приехал уже со вторым классом.
Пришли те «Татры» с брезентовым верхом на кабине — смех один, по нашим-то условиям. Правда, здорово нас выручили — ведь строительство повсюду началось, а в наших полуторках какая мощность? Или в АМО? Заменили мы брезентовые кабины как могли, печек самодельных наставили, и, конечно, «Татры» получили самые опытные из нас.
Он, Пуков, прибыл только что, и, как ни крутился перед начальством, не помогало, посадили его на ЗИЛ. Норма груза меньше, да и не пошлешь далеко… А он загорелся — буду рейсов больше делать и на полтора оклада прямого выйду! Ему говорят: ты норму сделай да пока трассу узнай. Нет! — и все.
Дали машину под лес, и захотел Пуков с первого рейса зарабатывать большие деньги. Порожняком до Теньки дошел быстро. В леспромхозе загрузился и решил к утру быть на прииске. Выпросил у ребят пустую бутылку, налил чифиру, чтобы не заснуть за баранкой, выехал. Час едет, второй, машин встречных к ночи меньше, он скорость набавляет. На дороге кто-то сломался, возле костра руки отогревает — он не останавливается, некогда!
Потом легкий снежок пошел, а выше к перевалу и ветер поднялся. Другой бы плюнул на деньги да поостерегся, он нет, продолжает газовать. Только на хребет поднялся, его как шваркнет ветром — юзом по дороге и об скалу; левой фары как не бывало, вдобавок бревном борт разворотило. Кое-как он развернулся, дальше жмет, не сбавляет, надо время нагонять. Ладно.
С трассы на ветку съехал, там везде снег глубокий. Речку по льду переезжал и бревном зацепился, надо задний ход, чтобы бревна обратно в кузов втолкнуть. Пока выскакивал, кабину выстудил. До прииска недалеко осталось, но в холоде неохота сидеть, накидал полную печку щепок, едет.
Вдруг впереди навстречу машина, фарами мигает, разъехаться просит. Он правой в ответ мигнул, сближаются, и тут у него стекла ледяной пленкой затягиваться начали, воздух-то в кабине разогрелся. В снег ему съезжать, останавливаться неохота, он ногтями ветровое стекло скребет, а сам прет по дороге. Раз! — встречная его по левому боку, он с перепугу и зарулил в снег по самые ступени. Выбежал — нету левого крыла, дверца в гармошку и капот выбит.
Парень со встречной из снега его вытащил, обматерил и довел на буксире до прииска. Просидел он там две недели, пока крыло и дверцу выправлял. Вернулся, уже все про него знают. Я ему говорю: «Иди к начальнику, он велел тебе полтора оклада выписать!» А он: «Да, чтобы в люди выбиться, надо по-другому!»
Вместе они посмеялись над историей, потом каждый рассказал об интересном случае на дороге. Коляй не выдержал, тоже вспомнил свою аварию.
— Я по мосту люблю ездить, — сказал Толик. — Газа прибавишь — тр-р-р! А медленно скучно, да и руль подбрасывает.
— Сколько у тебя надбавок? — спросил Коляй.
— Ни одной еще. Я недавно здесь — друг заманил, а сам уехал. Я на уборочной в колхозе столько же зарабатывал, и продуктов еще полный погреб выписывали. А здесь в отпуск едешь — полтысячи выложи. Машина новая — радиатор уже течет.
— Не во всех колхозах так, — сказал Коляй, — вон я в комнате с одним жил, у них бедность…
— Не вернешься ты из отпуска, — сказал Тимофей. — А чтоб радиатор не тек, всыпь горсть махры или горчицы. Если ехать не больно далеко, продержишься.
— В Магадан, — ответил Толик, — за картошкой послали. Я в торгконторе работаю, чего хочешь достану. В диспетчерскую зашел отметиться, а она: «Ночуй, восемь часов за рулем!» А тут еще артиллеристы. — Толик вздохнул, покачал головой. — Поеду назад, вдруг снова лавина?
