платы, — сказал Касса Амануэль. — По местному поверью, если взять деньги, у всех коров сразу же пропадет молоко.
Эта примета нам очень понравилась. Пан Беганек даже сказал, что было бы неплохо, если бы она была принята и в наших деревнях. Церемонно попрощавшись с местными жителями, мы двинулись в дальнейший путь.
Когда мы выезжали из деревни, наше внимание привлек тукуль, выделявшийся среди других своей величиной и высокой изгородью из веток. Им же заинтересовались и остальные члены нашего каравана. Полицейские-амхарцы показывали пальцами и громко смеялись, а проводников-галла это очень сердило.
Я спросил Кассу Амануэля, в чем дело. Наш гид улыбнулся и рассказал еще об одном интересном обычае племени галла, связанном с заключением браков. У галла существует древняя традиция — вступать в брак посредством умыкания, так называемая «ассена». Своеобразие этого обычая заключается в том, что здесь не юноша похищает девушку — как у других народов, — а девушка — жениха. Какая-нибудь бедная невеста, присмотрев себе богатого парня в мужья, перелезает ночью через изгородь, окружающую дом его родителей. Этого достаточно, чтобы молодых людей считали женихом и невестой. Поэтому состоятельные родители единственных сыновей «на выданье», опасаясь похищения, огораживают свои тукули высокими заборами, через которые невозможно перелезть. Касса Амануэль уверял, однако, что влюбленные девицы из племени галла ухитряются преодолевать самые высокие изгороди.
Референт выслушал этот рассказ с необыкновенным интересом, задумчиво покачал головой и пожалел об отсутствии такого обычая в Польше, иначе он, Альбин Беганек, не был бы сейчас старым холостяком.
Внимательные читатели, вероятно, удивлены тем, что, рассказывая о поездке, я ни словом не упомянул о наших головах и руках. Нет, это не упущение. Просто-напросто все пришло в норму. Голова на свежем воздухе перестала болеть, опухоль на руках спала, а о зуде мы и не вспоминали. В итоге вся авантюра с плодами кактуса и катом пошла на пользу — нам удалось ближе познакомиться с санитарными условиями и здравоохранением в Эфиопии.
Около полудня караван достиг конечной цели нашего путешествия — селения, обитатели которого выращивают кофе. Здесь тоже жили галла, но деревня была больше и богаче той, в которой мы пили молоко. Она состояла из таких же круглых тукулей, крытых травой и ветками, но в центре находился двухэтажный дом с галереей под белой крышей из рифленого железа. Кроме того, около всех тукулей были разбиты довольно большие садики, а на деревенской дороге и в крестьянских дворах копошилось множество всевозможной домашней птицы.
В деревне заранее знали о нашем приезде и подготовили вполне организованную встречу. К нам вышел староста, чика, в сопровождении старцев. Остальные жители гурьбой высыпали на улицу, но держались на почтительном расстоянии. Чика, старый знакомый Кассы Амануэля, сердечно с нами расцеловался. Со старцами же мы поздоровались по уже известному стандарту: «палец к земле — палец к губам».
Старостой деревни галла был амхарец. Это соответствовало тому, о чем мы читали в книгах: руководящие посты в Эфиопии чаще всего занимали амхарцы. Чику звали Уольде Бирру, и, хотя в то время как мы с ним познакомились, ему было всего сорок лет. Уольде участвовал в итало-эфиопской войне в чине офицера. Чика носил полувоенный костюм, напоминавший форму американских летчиков: длинные тиковые брюки и тиковую куртку с меховым воротником. Он — постоянный житель провинции Харэр уже в третьем поколении. Дед его, солдат раса Маконнена, участвовал в завоевании Харэра и, возможно, был очевидцем не вполне приличной демонстрации, устроенной императором Менеликом II на башне мечети. После войны дед Уольде Бнрру получил участок земли на завоеванной при его участии территории.
Староста заявил Кассе Амануэлю, что во время нашего пребывания в деревне мы будем его личными гостями, и сразу провел в свой двухэтажный дом.
Впервые мы оказались в настоящем эфиопском жилище. Дом, построенный из стволов и ветвей деревьев, был покрыт цементом и производил впечатление каменного. Он был окружен чем-то вроде галереи — выступающая крыша опиралась на врытые в землю деревянные столбы. Касса Амануэль сказал, что такая галерея по-амхарски называется гебела. Внутри дом чики ничем не походил на европейские. Он делился на отдельные помещения так, как у нас делят торт или рождественский кулич. В результате комнаты приобрели треугольную форму. Внутренние стены, отделявшие их друг от друга, были сделаны из дерева. В наружных стенах имелись высокие окна.
Каждый из нас получил отдельную комнату. У себя я нашел алгу — нечто подобное тахте, обитой кожаной плетеной циновкой, с маленькой подушкой, грубой простыней и верблюжьими покрывалами вместо одеял. В стене над кроватью торчало множество гвоздей и крюков для развешивания одежды и прочих вещей. Кроме того, было еще два столика; на одном из них стоял погнутый жестяной таз, а рядом — ведро из большой дыни, наполненное водой. Стены украшали византийская икона, изображавшая какого-то святого с мечом, и вырезанные из итальянского журнала большие цветные фотографии Джины Лоллобриджиды.
Комнатки пана Беганека и Кассы Амануэля были похожи на мою. Наш опекун заявил, что в харэрской деревне не часто встретишь так хорошо обставленный дом. На наше счастье, Уольде Бирру — человек состоятельный и известный — привык к гостям из города.
Завтракали мы в Специальном помещении для приема гостей — аддерашу, — которое было значительно больше остальных. Из радиоприемника лились звуки какой-то похожей на рыдание арабской песни, перс даваемой из Джибути.
На наш аппетит завтрак был чрезвычайно скромным Слуги-шанкалла подали нам жареную кукурузную кашу и вареный черный горох со звучным названием тембера. На десерт принесли ароматный мед диких пчел — тазму, — который, как нам объяснили, является отличным средством против простуды. Проголодавшийся пап Беганек запихнул в рот такое количество меда, что, надо думать, застраховал себя от простуды до конца жизни.
Уольде Бирру не принимал участия в завтраке. Он стоял возле нас и на ломаном английском языке извинялся за отсутствие на столе мяса. Был день поста, когда жир, мясо, яйца и молочные продукты есть не разрешается. После того как Касса Амануэль рассказал нам, что наиболее богобоязненные эфиопы постятся таким образом двести пятьдесят дней в году, обеспокоенный пан Беганек спросил, не принадлежит ли и наш хозяин к их числу. Но Касса Амануэль успокоил нас, сказав, что Уольде Бирру соблюдает только важнейшие посты, то есть отказывается от мяса не более ста пятидесяти дней в году.
После завтрака наш покровитель завел длинный разговор с чикой, а мы с паном Беганеком, в сопровождении двух полицейских и проводника, пошли прогуляться. Очень — скоро к нам присоединилась большая группа жителей деревни,
