Хаджимурад видел, как недоумённо уставился на него Оразгельды. Он негромко сказал:
— Сейчас отправимся и по дороге я всё тебе расскажу…
— Нет, Хаджимурад-джан, мы сегодня вас не отпустим. Хыдыркули-ага просит, чтобы вы переночевали в нашем доме!
— Переночевать-то можно было бы, но ведь вы сами знаете, что Ораз-разбойник очень скверный человек. Если он бросится за нами вслед, может произойти очередная крупная неприятность, — объяснил Хаджимурад.
— Туркмены не дадут в обиду своих гостей, они всегда и от всего сумеют защитить их, даже от разбойников, как Ораз-келте, — твёрдо заявил брат Хыдыркули.
— Ай, ага, если он нагрянет, не обойтись без нового кровопролития, уж лучше постараться избежать этого, — заявил Хаджимурад, — лучше мы поедем подальше от новой беды…
Но на Хаджимурада с удивлением уставился человек в коричневой папахе:
— О чём вы толкуете? Выходит, вы ничего не знаете! Не приедет Ораз-вор! Вчера вечером его отправили туда, откуда больше не возвращаются!
Со всех сторон посыпались вопросы:
— Как? Куда? Кто отправил?
— Если не слыхали, послушайте! Ораз-вор поручил своим четырём братьям увести у Меджека-ага верблюдов, угнать их в Иран и там продать. Руководил этим делом чернобородый брат Ораза, который постоянно ездит на гнедом коне.
— Да говори о главном, я это мы знаем, — поторопил рассказчика брат Хыдыркули.
— Верблюдов они всё-таки украли. Но Мелжек-ага со своими людьми бросается в погоню. А Ораз-вор одновременно затевает и другое грязное дело В то же самое время, когда за верблюдами Мелжека охотились старшие братья, младшего он посылает к нему в дом, чтобы выкрасть дочь. Невестка Меджека стала то всех сил защищать девушку. Но товарищи младшего Ораза, видимо, и невестку тронули…
— О, аллах, да что же это начало твориться в наших краях! — воскликнул мулла. — Ну да ладно, рассказывай дальше.
— Меджек-ага со своей роднёй догоняют воров. Те оставляют верблюдов и удирают. Вернувшись, они узнают о подлом набеге на их дом. И все они, не слезая с коней, скачут к Оразу-вору. Тот же, видать, предчувствовал приезд меджеков и приготовился к их встрече. Завязалась схватка. Ораз-разбойник убивает Меджека. А старший сын Меджека-ага разрубает саблей надвое Ораза-бандита… — Рассказчик окинул взглядом слушателей и опустил голову…
Немного помолчав, брат Хыдыркули заметил?
— Что-то ты недосказал… Если Меджек-ага со своей роднёй отправился защищать честь своей семьи, а Ораз-бандит приготовился к его встрече, то кровопролитие должно быть более значительным. Вряд ли всё это могло ограничиться лишь двумя убийствами, — и он вопросительно посмотрел на гостя в коричневой папахе…
— Нам тоже думается, что не обошлось… Но я пока поведал вам лишь то, что хорошо знаю… — сказал гость.
— Вот какие наши текинцы, — сокрушался один из стариков, — беспощадно избивают друг друга из-за травы, воды и всего, чего угодно. Так они в конце концов и совсем изничтожат своё племя.
Вечером Хаджимурад с друзьями навестили Хыдыр-кули и справились о его здоровье. Легли спать во дворе на кошмах. До полуночи Хаджимурад отвечал на вопросы Оразгельды.
Все вчетвером встали с рассветом, быстро позавтракали, попрощались с хозяевами и отправились в путь.
Хорошо ранним утром в Каракумах. Воздух ещё не успел прогреться. Овцы и верблюды смачно жуют сухую траву. Резвятся ягнята и козлята, гоняются друг за другом молодые ишаки.
Обычно в такое время чабаны играют на туйдуках, вспоминая своё прошлое, мечтая о будущем, представляя снова те места, где они встречались со своими возлюбленными. Но сейчас в окрестностях не слышно ни одного туйдука. Это, видимо, потому, что в домах Хыдыркули и Карягды — траур.
Начало светать. Из-за дальней песчаной гряды выкатился красный шар солнца. В этой степной тишине откуда-то донеслась приятная мелодия знакомой песни:
Вдохновляюсь, вдохновляюсь неустанно,Как жгуч огонь любви, дорогие!Придёт Гарип, соединится с Шахсенем.Ох, как жгуч огонь любви, дорогие!
Эта сердечная песня нарушила строй мыслей двух путников: Хаджимурада вернула к помыслам о мести Довлетяру, оторвав от всех других дорожных размышлений. Назара она заставила тоже думать а судьба ближайшего товарища и он собирался сразу же после возвращения посоветоваться с тестем, как отплатить Довлетяру за мытарства и беды Хаджимурада. И только юному Джапаркули эта песня нисколько не мешала пребывать в своих сладких мечтаниях. Парень ни слов песни не понимал, ни её мелодии не ощущал, и всё также радовался лишь одному — предстоящей встрече с отцом, матерью, сёстрами, со всеми родственниками и земляками…
Оразгельды тоже как-то не придал значения песне. Он с беспокойством думал о том, что скоро должна подойти очередь гамаков на полив. Помнится, и прежде Довлетяр пытался лишить их воды. Но в те времена гамаки были более дружны и более сильны. И Сазак, и его братья тогда ещё не были такими стариками, как теперь. А братья Довлетяра тогда были ещё довольно молоды. Говорят, что теперь Довлетяр поклялся лишить нас воды. Ясно, что на сей раз стычки не миновать. Ну, что и у нас одни постарели, а другие возмужали… А то, что Довлетяр готовится к схватке с гамаками, видно из его действий. Поэтому он попытался устранить и Хаджимурада. Жаль, что ему надо ехать в Иран, чтобы из рук в руки передать сына такому хорошему человеку, каким в последнее время становится Хабип-пальван… Оразгельды тяжело вздохнул. Но от светлой мелодии и его мрачные мысли немного отступили…
Путники ехали быстро. Сердечная песня звучала всё глуше и глуше. А затем и совсем стала неслышной…
Старый вождь
Где-то к полудню Назар с друзьями доехали до отары. Чабан радостно их встретил, с каждым поздоровался за руку.
— Вот как бывает, — не скрывал радостного удивления чабан, — только о вас подумал, и вы оказались тут как тут. Я сперва даже глазам своим не поверил. Слезайте с коней. Пойдёмте в тень вон того наиболее раскидистого саксаула, отдохните немного. Когда бандиты Карягды гнали нас с Сапар-джаном возле Кервенгырана, я молил: «О, аллах, если ты отведёшь от нас эту беду, я принесу тебе в жертву овцу». Теперь вот устроим праздник, поедите свежего мяса, а затем и отправитесь по своим делам, — упрашивал всадников чабан.
— Ишанкули, спасибо вам за приглашение, но лучше бы всё это устроить дома, в семейном кругу.
Чабан печально опустил голову:
— Мой дом всегда со мной. Вся моя семья — «это сын-чолук Сапар-джан, а весь наш скарб умещается на одной верблюдице…
Хаджимурад вопросительно посмотрел на товарищей, как бы спрашивая их, что будем делать?
— Слезаем, ребята! — сказал Оразгельды и первым спешился.
Все расседлали лошадей, притязав недоуздки к ветвям саксаула. Чабан стал резать овцу. Оразгельды вытащил из своего хурджуна муку, чтобы приготовить тесто для лепёшек.
— Сынок, ты убери свою муку, вон едет Сапармурад, — он и муку везёт, и воду, — кивнул чабан на дорогу.
На ней и вправду виднелся паренёк на верблюде, увешенным торбами. Паренёк сполз с горба и несмело поздоровался с людьми.
— За руку поздоровайся с такими гостями, — сказал ему чабан. И мальчик, одолевая смущение, подошёл к каждому из гостей, протягивая им свою худенькую руку.
Затем Сапар усадил верблюдицу и снял с неё торбы и бурдюки с водой. Оразгельды стал замешивать тесто. Хаджимурад с Назаром наломали дров и развели костёр. Джапаркули стоял в тени саксаула и с интересом глядел на слаженную работу своих старших товарищей. Оразгельды пёк лепёшки в горячей золе. Остальные резали мясо и складывали его вместе о жиром в котёл, висевший над огнём. Пока чабан чистил голову, ноги, внутренности овцы, Оразгельды уже испёк лепёшки, отряхнул их от золы и уложил на расстеленном сачаке. Чабан сначала вытащил из казана печень овны, потом стал вынимать и угощать гостей вкусным мясом…
Когда-то отец Ишанкули пас овец отца Хыдыркули, то есть своего родного брата. После смерти старого хозяина чабаном этой немалой отары был назначен тогда ещё молодой чолук Ишанкули. С тех давних пор он и пасёт отару богатого родственника Хыдыркули, Но старый чабан так ничего и не нажил за свой честный, тяжкий и усердный труд. Из-за бедности он даже жениться не мог до тридцати лет. Мать кое-как подыскала сыну невесту, родственницу дяди. А когда уже его сын, Сапар, только встал на ноги, жена скоропостижно скончалась от неизвестной болезни.
Внимательно слушали гости рассказ чабана. Джапаркули молча поглядывал на них. Глядя на чёрные, обожжённые солнцем ноги чабанов, он тихонько спросил у Сапара:
— Разве горячий песок не жжёт твои босые ступни?
Сапар удивился странному вопросу:
— Да ты посмотри какие толстые у меня подошвы! Им в острые колючки, и горячий песок нипочём. В песке яйцо можно испечь, а я шагаю по нему и ничего не чувствую, — хвалился Сапар.
