Молча оба Армадэля посмотрели в последний раз на роковой корабль. Одиноким и погибшим нашли они разрушенный корабль в таинственности летней ночи, одиноким и погибшим оставили они его в лучезарной красоте летнего утра.
Через час доктор поместил своих гостей в их спальнях и оставил их отдохнуть до завтрака. Только он ушел, двери из обеих комнат тихо отворились, и Аллэн и Мидуинтер встретились в коридоре.
— Вы можете спать после того, что случилось? — спросил Аллэн.
Мидуинтер покачал головой.
— Вы шли в мою комнату? — сказал он. — Для чего?
— Просить вас посидеть со мной. А вы зачем шли в мою комнату?
— Просить вас рассказать мне ваш сон.
— К черту этот сон! Я хочу забыть его.
— А я хочу его узнать.
Оба молчали, оба инстинктивно воздерживались сказать более. В первый раз с начала их дружбы между ними возникло неудовольствие по случаю этого сна. Прекрасный характер Аллэна остановил их на границах этого неудовольствия.
— Вы самый упрямый человек на свете, — сказал он. — Но если вы хотите знать мой сон, то, нечего делать, вы должны его узнать. Пойдемте в мою комнату, и я вам расскажу.
Он пошел вперед, Мидуинтер за ним. Дверь затворилась и заперла их вместе.
Глава V. ТЕНЬ БУДУЩЕГО
Когда Гаубери встретился со своими гостями в столовой, страшный контраст в их характерах, уже примеченный им, произвел на него еще большее впечатление. Один сидел за уставленным обильными кушаньями столом голодный и счастливый, переходя от блюда к блюду и уверяя, что он никогда в жизни не завтракал так отлично. Другой сидел поодаль у окна, не допив чашки, не доев с тарелки. Утреннее приветствие доктора верно выразило различные впечатления, которые оба друга произвели на него. Он ударил Алл, та по плечу и приветствовал его шуткой. Мидуинтеру он принужденно поклонился и сказал:
Я боюсь, что вы еще не оправились от ночной усталости.
— Это не ночь, доктор, привела его в уныние, — сказал Аллэн, — а то, что я рассказал ему. Заметьте, это не моя вина. Если бы я знал, что он верит снам, я не раскрыл бы рта.
— Снам? — повторил доктор, прямо посмотрев на Мидуинтера и ошибочно поняв значение слов Аллэна. — С вашей нервной системой вам следовало уже привыкнуть к снам.
— Вы не так поняли, доктор! — вскричал Аллэн. — Это я видел сон, а не он. Не изумляйтесь, я спал не в этом удобном доме, а на том проклятом корабле. Дело в том, что я заснул перед тем, как вы увезли нас с корабля, и не стану отпираться, что я видел очень гадкий сон. Когда мы воротились сюда…
— Зачем вы надоедаете мистеру Гаубери тем, что не может его интересовать? — заговорил Мидуинтер в первый раз и очень нетерпеливо.
— Извините, — возразил доктор довольно резко. — Сколько я знаю, это интересует меня.
— Вот это прекрасно, доктор! — сказал Аллэн. — Прошу и умоляю, заинтересуйтесь этим: я желал бы, чтобы вы выбили вздор из его головы. Как вы думаете, он убежден, что сон этот предостерегает меня избегать некоторых людей, и настойчиво уверяет, что один из этих людей он сам. Слышали вы что-нибудь подобное? Я очень старался объяснить ему все. Я говорил, что это предостережение ничего более, как следствие дурного пищеварения. Вы не знаете, что я ел и пил за ужином у доктора. Вы думаете, что он меня послушал? Не такой он человек! Попробуйте вы. Вы врач, и он должен вас послушать. Будьте так добры, доктор, дайте мне свидетельство в том, что мой сон был следствием дурного пищеварения, я с удовольствием покажу вам язык.
— Достаточно посмотреть на ваше лицо, — сказал Гаубери. — Я сейчас дам вам свидетельство, что вы никогда в жизни не страдали от дурного пищеварения. Послушаем ваш сон и посмотрим, что мы можем из него извлечь, то есть если это для вас не неприятно.
Аллэн своей вилкой указал на Мидуинтера.
— Обратитесь к моему другу, — сказал он. — Он может лучше рассказать вам, нежели я. Поверите ли вы, он все записал с моих слов и заставил меня подписать, как будто это было «моим предсмертным признанием» перед тем, как я пойду на виселицу. Вынимай же, старикашка, я видел, как ты положил это в записную книжку. Вынимай!
— Вы серьезно этого желаете? — спросил Мидуинтер, очень неохотно вынимая записную книжку.
Такое недоверие в его собственном доме могло показаться доктору обидным. Гаубери вспыхнул.
— Пожалуйста, не читайте, если чувствуете малейшее нежелание, — сказал он с подчеркнутой вежливостью оскорбленного человека.
— Какой вздор! — закричал Аллэн! — Бросьте книжку сюда!
Вместо того чтобы исполнить эту просьбу, Мидуинтер вынул бумагу из записной книжки и, встав со своего места, подошел к Гаубери.
— Извините, — сказал он, сам подавая рукопись доктору.
Глаза его смотрели в сторону, а лицо помрачнело, когда он извинялся.
«Скрытный, угрюмый человек! — думал доктор, поблагодарив Мидуинтера с видимой вежливостью. — Его друг в тысячу раз лучше его».
Мидуинтер отошел к окну и опять сел молча со своей прежней, недоступной пониманию покорностью, которая когда-то привела в недоумение Брока.
— Читайте, доктор, — сказал Аллэн, когда Гаубери развернул рукопись. — Это рассказано не вокруг да около, как обыкновенно рассказываю я, но тут ничего не прибавлено и не убавлено. Тут все точь-в-точь, как я видел во сне, и точь-в-точь, как написал бы я сам, если бы думал, что это стоит записать, и если бы был мастер писать, а этого нет, — заключил Аллэн, спокойно мешая свой кофе. — Я только мастер писать письма, я мигом набрасываю их.
Гаубери разложил рукопись на столе и прочел эти строки:
"СОН АЛЛЭНА АРМАДЭЛЯ
Рано утром первого июня в тысяча восемьсот пятьдесят первом году я находился (по обстоятельствам, о которых нет никакой надобности упоминать здесь) один с моим другом — молодым человеком почти моих лет — на разрушенном французском корабле «La Grace de Dieu», который лежит в канале Соунд между материком острова Мэн и островком, называемым Каф. Не ложившись в постель прошлую ночь и чувствуя непреодолимую усталость, я заснул на палубе корабля. Я был совершенно здоров в то время. Солнце уже взошло, и мне привиделся сон. Вот, насколько я могу припомнить, что представлялось мне во сне в продолжение нескольких часов:
1. Первое, что я помню, было появление моего отца. Он молча взял меня за руки, и мы очутились в каюте какого-то корабля.
2. Вода медленно поднималась над нами в этой каюте. Я и мой отец вместе потонули в воде.
3. Наступил промежуток забвения, а потом мне показалось, что я остался один в темноте.
4. Я ждал.
5. Темнота раскрылась и показала мне видение, как в картине, широкого уединенного пруда, окруженного открытой местностью. Над дальним краем пруда я увидел безоблачное западное небо, покрасневшее от заходящего солнца.
6. На ближнем краю пруда стояла тень женщины.
7. Это была только тень. Мне не виделось никакого признака, по которому я мог бы узнать ее или сравнить с каким-нибудь живым существом. Длинное платье показало мне, что это была тень женщины, но не увидел ничего больше.
8. Настала опять темнота, а потом после некоторого промежутка раскрылась опять. Я очутился в комнате и стоял у длинного окна. Единственная мебель или украшение, виденное мной (или которое я помню), была небольшая статуя, стоявшая возле меня. Статуя была с левой руки, а окно с правой. Окно открывалось на луг и цветник, и дождь тяжело бил в стекла.
9. Я был в комнате не один, напротив меня у окна была тень мужчины.
10. Я видел не более, я знал не более об этой тени, как и о тени женщины. Но тень мужчины двигалась, протянула руки к статуе, и статуя упала на пол, разбившись вдребезги.
11. Со смутным ощущением, походившим отчасти на гнев, отчасти на огорчение, я наклонился посмотреть на обломки. Когда я опять приподнялся, тень исчезла, и я не видел ничего более.
12. Темнота открылась в третий раз и показала мне тень женщины и тень мужчины вместе.
13. Никакой окружающей сцены (и ничего, что я мог бы теперь припомнить) не виделось мне.
14. Тень мужчины была ближе. Тень женщины стояла позади. Оттуда, где она стояла, слышался звук будто тихо лившейся жидкости. Я видел, как она дотронулась до тени мужчины одной рукой, а другой подала ему рюмку. Он взял рюмку и подал ее мне. В ту минуту, когда я поднес ее к губам, смертельная слабость овладела мной с головы до ног. Когда я опомнился, тень исчезла, и третье видение кончилось.
15. Темнота замкнулась надо мной опять, и наступил промежуток забвения.
16. Я не сознавал ничего более, пока не почувствовал утреннего солнца на лице и не услыхал, как друг мой сказал мне, что я проснулся от сна".
Прочтя рассказ внимательно, до последней строчки (под которой виднелась подпись Аллэна), доктор посмотрел через стол на Мидуинтера и начал похлопывать по рукописи с иронической улыбкой.
— У всякого свое мнение, — сказал он. — Я не согласен ни с кем из вас насчет этого сна. Вашу теорию, — прибавил он, смотря на Аллэна с улыбкой, — мы уже опровергли, надо еще поискать ужина, которого ваш желудок не мог бы переварить. До моей теории сейчас придет очередь. Прежде обратим внимание на теорию вашего друга.
