Даже беззаботная натура Аллэна почувствовала торжественное приближение этого часа. Звук собственного голоса испугал его, когда он посмотрел вниз и закричал своему другу:
— Я вижу один дом, направо.
Он опять посмотрел, чтобы удостовериться, на маленькое белое пятно, приютившееся в травянистой впадине.
— Это, кажется, каменный дом с забором, — продолжал он. — Я закричу на всякий случай.
Он обвил рукой веревку, приложил обе руки ко рту и вдруг опустил их, не решившись закричать.
«Как страшно тихо! — сказал он про себя. — Я боюсь кричать».
Он опять посмотрел на палубу.
— Я не испугаю вас, Мидуинтер? — спросил он с тревожным смехом.
Он опять посмотрел на слабый белый предмет в травянистой впадине.
«Незачем было приходить сюда по-пустому», — подумал он и опять приложил обе руки ко рту.
На этот раз он закричал изо всех сил:
— Эй, вы, там на берегу! Эй-эй!
Последние звуки его голоса затихли, но ему не отвечало ничто, кроме журчания воды.
Он посмотрел на своего друга и увидел темную фигуру Мидуинтера, ходившего взад и вперед по палубе, все не терявшего из виду каюту и не проходившего дальше каюты, когда он возвращался к корме.
«Он с нетерпением хочет уехать, — думал Аллэн, — я опять попытаюсь».
Он опять крикнул и, наученный опытом, поднял свой голос до самого пронзительного тона. На этот раз ему отвечало не одно журчание; мычание испуганных коров поднялось из строения в зеленистой впадине и уныло раздалось в тишине утреннего воздуха. Аллэн ждал и прислушивался. Если это строение ферма, крики скота разбудят людей. Если это только хлевы — ничего более не будет. Мычание испуганных коров поднималось и затихало. Прошло несколько, но не случилось ничего.
— Еще раз! — сказал Аллэн, смотря на неугомонную фигуру, проходившую внизу.
В третий раз он окликнул и в третий раз ждал и прислушивался.
В тот промежуток, когда смолкло мычание скота, он услыхал позади себя, на противоположном берегу канала, на пустынном острове Каф, резкий и внезапный звук, похожий на отдаленный стук отодвигаемого дверного запора. Тотчас повернувшись в другую сторону, Аллэн напряг зрение, чтобы отыскать глазами дом. Последние слабые лучи бледнеющей луны дрожали там и сям на самых высоких скалах, но большие темные полосы лежали густо и черно на всей земле, и в этой темноте дома, если дом был там, нельзя было увидеть.
— Разбудил я кого-то наконец, — закричал Аллэн Мидуинтеру, все ходившему по палубе взад и вперед и странно равнодушному ко всему, что происходило около него. — Надо ждать ответного оклика.
Повернувшись лицом к острову, Аллэн стал звать на помощь.
На крик его не отвечали, а передразнили пронзительно и визгливо воплями, становившимися все более дикими, поднимавшимися из глубокого и отдаленного мрака и казавшимися ужасной смесью человеческого голоса и голоса зверя. Внезапное подозрение пробежало в мыслях Аллэна, голова его закружилась, и руки охладели. Едва переводя дух, он посмотрел в ту сторону, откуда передразнили его голос. После минутного молчания крики возобновились и слышались ближе. Вдруг фигура, похожая на мужскую, зачернелась на скале, начала прыгать и бегать при бледнеющем свете луны. Крики испуганной женщины смешались с криками прыгающей фигуры на скале. Красная искра сверкнула в темноте от свечи, зажженной в невидимом окне. Хриплый крик рассердившегося человека слышался сквозь весь этот шум. Вторая черная фигура появилась на скале, начала бороться с первой фигурой и исчезла вместе с ней в темноте. Крики становились слабее: крики женщины прекратились, хриплый мужской голос послышался опять. Он окликал корабль, но слова его нельзя было расслышать из-за дальнего расстояния, но их тон ясно выражал и ярость, и страх. Через минуту опять раздался стук дверного запора, красная искра погасла, и весь островок опять погрузился в тишину и в темноту. Мычание скота на материке затихло, снова донеслось и прекратилось совсем. Холодно и уныло, по-прежнему слышалось журчание волн в мертвой тишине — единственный оставшийся звук, когда таинственное безмолвие этого часа спустилось с небес и покрыло разрушенный корабль.
Аллэн слез с бизань-мачты на палубу и опять подошел к своему другу.
— Нам надо подождать, пока приедут сюда работники, — сказал он, встретив Мидуинтера на половине дороги его непрестанной прогулки. — После того, что случилось, признаюсь, я не имею больше желания окликать землю. Подумайте, в том доме на берегу живет сумасшедший, а я разбудил его! Как это ужасно, не правда ли?
Мидуинтер остановился и минуту смотрел на Аллэна с видом человека, слушающего об обстоятельствах, совершенно для него посторонних. Казалось, если бы только это было возможно, он бы оставил совершенно без внимания то, что случилось на острове Каф.
— Ничего нет ужасного вне этого корабля, — сказал он. — В нем ужасно все.
Ответив этими странными словами, он повернулся и продолжал свою прогулку.
Аллэн поднял бутылку, лежавшую на палубе возле борта, и взбодрил себя глотком виски.
— На корабле есть один предмет не ужасный, вот этот, — возразил он, закупоривая бутылку, — а вот и другой, — прибавил Аллэн, вынимая из кармана сигару и закуривая ее. — Три часа! — продолжал он, смотря на часы и спокойно усаживаясь на палубу спиной к борту. — Скоро начнет светать, скоро нас развеселит пение птиц. Кажется, Мидуинтер, вы совсем оправились после вашего обморока. Как это вы можете ходить! Подите сюда, возьмите сигару и усядьтесь поудобнее. Что вам за охота таскаться взад и вперед с таким странным видом?
— Я жду, — отвечал Мидуинтер.
— Ждете? Чего?
— Того, что случится с вами или со мной, или с обоими нами, прежде чем мы сойдем с этого корабля.
— Покоряясь вашему превосходному суждению, любезный друг, я думаю, что уже случилось довольно. Этого приключения совершенно достаточно, даже более, чем я желал бы.
Он опять хлебнул виски и продолжал болтать, куря сигару, со своей обыкновенной непринужденностью.
— У меня нет вашего чудного воображения, и я полагаю, что первое, что случится, будет появление лодки работников. Я подозреваю, что вы дали волю вашему странному воображению, пока оставались здесь один. Скажите, о чем вы думали, пока я там, на бизань-мачте, пугал коров?
Мидуинтер вдруг остановился.
— Что, если я скажу вам? — проговорил он.
— Что ж, скажите!
Мучительное искушение открыть истину, уже раз возбужденное безжалостной веселостью духа его товарища, овладело Мидуинтером во второй раз. Он прислонился в темноте к высокой мачте корабля и молча посмотрел на Аллэна, спокойно растянувшегося на палубе.
"Пробуди его, — нашептывал злой дух, — из его самодовольного неведения и этого безжалостного спокойствия. Покажи ему место, где это преступление было совершено. Пусть он знает наравне с тобой и почувствует твой страх. Скажи ему о письме, которое ты сжег, и о словах, которые огонь уничтожить не может, которые живут теперь в твоем воспоминании. Покажи ему твою душу, какова она была вчера, когда пробудила твою ослабевшую веру в собственные твои убеждения, когда ты оглядывался на твою жизнь, проведенную на море, и утешал себя воспоминанием, что во всех твоих путешествиях ты никогда не встречался с этим кораблем. Покажи ему твою душу, какова она теперь, когда этот корабль встретился тебе на повороте твоей новой жизни, в начале твоей дружбы с единственным человеком из всех людей на свете, которого твой отец предостерегал тебя избегать. Подумай о его предсмертных словах и шепни ему на ухо, чтобы и он также мог о них подумать: «Скрывайся от него под чужим именем, поставь горы и моря между вами. Будь неблагодарен, будь мстителен, будь всем, что будет наиболее противно твоему кроткому характеру, скорее чем жить под одной кровлей и дышать одним воздухом с этим человеком».
Так советовал искуситель. Как ядовитое испарение из могилы отца, отцовское влияние оживило душу сына.
Внезапное молчание удивило Аллэна. Он сонными глазами поглядел через плечо.
— Опять думает! — воскликнул он и зевнул с утомлением.
Мидуинтер вышел из темноты и подошел к Аллэну ближе, чем подходил до сих пор.
— Да, — сказал он, — я думаю о прошлом и о будущем.
— О прошлом и о будущем! — воскликнул Аллэн, усевшись поудобнее. — Я со своей стороны безмолвствую насчет прошлого для меня: это предмет неприятный. Прошлое означает потерю докторской шлюпки. Будем говорить о будущем. Вы смотрели с практической точки зрения, как говорит милый старик Брок. Вы обдумали первый серьезный вопрос, касающийся нас обоих, когда мы воротимся в гостиницу, — вопрос о завтраке?
После минутной решимости Мидуинтер сделал шаг и оказался еще ближе.
— Я думал о вашем будущем и о моем, — сказал он. — Я думал о том времени, когда ваш путь и мой путь по жизни станут путями разными, а не единым.
