Тетка Полли — это Джейн Лэмптон-Клеменс, какой помнил ее Сэм после смерти отца: требовательная, глубоко религиозная, гроза шалунов и вместе с тем — любящий, сердечный, — живой человек. Добродетельный Сид, противопоставленный шалуну Тому, — это брат Генри. Приключения Тома в значительной мере повторяют факты из детского прошлого Твэна. Тут и побелка забора, и бегство из школы, и недозволенные купанья, и десятки других шалостей. Бекки Тачер — это, конечно, Лора Хокинс. И, наконец, Гек Финн — это Том Бланкеншип, верный друг, встречаться с которым Сэму и Тому Сойеру запрещено, как запрещены купанье и прекрасные ночные прогулки за городом.
В «Томе Сойере» Геку предназначена подсобная роль, он восторгается романтической изобретательностью Тома и пассивно представляет собой тот идеал вольной жизни, о котором мечтают мальчики из воскресной школы. Но Тома — и Твэна вместе с ним — неудержимо влечет к Геку. Вероятно, недаром герой книги назван Томом, как звали младшего из Бланкеншипов.
Большую часть 1875 года Твэн прожил — в воображении — на Миссисипи прошлых лет, в стране, которая, как гора в городе его детства, находилась «как раз на таком расстоянии, чтобы казаться обетованной, заманчивой, безмятежной, мечтательной».
Твэну исполнилось сорок лет. Успех в жизни пришел к нему не сразу, но за последние шесть-семь лет он быстро обогнал своих когда-то более удачливых сверстников. Когда Твэн пригласил к себе в гости старого друга Дана де-Квилла, чтобы помочь ему написать книгу о Неваде, Дан, которому когда-то Гудман предвещал больше славы, чем лентяю Твэну, был потрясен роскошью дворца Клеменсов. Твэн теперь виднейший гражданин города Гартфорда, он живет на широкую ногу, пользуется большой известностью, его анекдоты, подлинные и приписываемые ему, у всех на устах. За Твэном охотятся репортеры и просят его суждения по любому поводу. И он обычно не отказывает.
Твэн активно участвует в политической жизни. Он восхищается Грантом, лучшим из северных генералов и президентом США. Во время очередных выборов он энергично поддерживает кандидата республиканской партии против «демократов», связанных с разгромленным Югом. В то же время он видит, что неслыханная коррупция все, глубже проникает в политическую жизнь Америки, ею заражены представители обеих партий. Исполняется сотая годовщина провозглашения Декларации независимости. Твэн готовит речь о «великой и славной стране», породившей, наряду с Вашингтоном и Франклином, политиканов, вымогателей и мошенников. Он говорит о всемогуществе железнодорожных компаний, на которые не найти управы, о «несчастливом состоянии политической морали» в Америке, о том, что «есть некоторые законодательные органы, которые продаются по самым высоким ценам в мире». Речь Твэна не была опубликована. Получило известность выступление Бостонского писателя Лоуэлла, который в честь столетий Декларации выступил не с торжественной одой, а со словами возмущения по поводу коррупции в правительственных кругах.
Недовольство Твэна «состоянием политической морали» нашло отражение в рассказе «Как я баллотировался в губернаторы», где высмеиваются обычаи кандидатов на политические посты обливать перед выборами друг друга грязью, распространять самую фантастическую клевету.
Положение дел в Америке начинало с каждым годом вызывать тревогу среди все большего числа американцев. Газеты и видные политические деятели в один голос твердили, что Америка — страна равенства, страна одинаковых возможностей для всех, страна, в которой нет классов. Однако многое, говорило о существовании и даже обострении классовой вражды. Американская демократия дала трещину. Твэн чувствовал, что нужна программа для разрешения кризиса демократии.
В «Атлантике» появилась статья под заголовком «Удивительная республика Гондур». В ней рассказывалось, каким образом страна Гондур добилась благополучия.
В республике Гондур установлен новый избирательный закон. Демократия стремится к тому, чтобы каждый гражданин, как бы беден и невежественен он ни был, пользовался правом голоса. Но ведь даже в самых демократических конституциях нет прямого запрещения предоставлять некоторым людям больше одного голоса. И вот по новому закону Гондура низшее образование давало право на два голоса, среднее — на четыре, высшее — на целых девять. Но наиболее широкие возможности открывались перед богатыми людьми. Владелец имущества, оцениваемого в три тысячи сакос, получал право на дополнительный голос; каждые пятьдесят тысяч сакос давали богачам еще один голос.
Статья не была подписана. В ней не было и тени иронии, ни нотки юмора. Кому могло притти в голову, что автор статьи Твэн?!
Твэн считал, что права состоятельных людей должны быть защищены. Он не ставил под сомнение существующих имущественных отношений. Вместе с тем он выступил с речью в пользу предоставления выборных прав женщинам. Его тревожило будущее американской демократии. Он написал жене шутливое письмо будто бы из Бостона 1935 года. Из письма явствовало, что в Америке установлена монархия, появились герцоги и герцогини, лорды и император. В этом же письме к своей глубоко религиозной жене Твэн выразил презрение «болтливым» миссионерам. «Слава богу, тринадцать миссионеров было искалечено и убито, так что я согласен был терять время».
Миссурийский демократ Твэн мечтал установить в стране очень богатых людей «справедливые» миссурийские порядки.
Повесть «Том Сойер» сейчас же по выходе в свет была признана лучшей книгой для мальчиков. Лишь некоторые засушенные старые педагоги и библиотекари высказали опасение, как бы приключения Тома и Гека не подали дурного примера добрым американским детям.
Твэну захотелось продолжить повесть о жизни мальчиков с Миссисипи, рассказать о подростках, лучше узнавших действительность. Героем новой книги он сделал не Тома, а Гека. Твэн сразу же написал ряд эпизодов для новой книги, но неожиданно работа застопорилась — помешал целый ряд дел. Вскоре «Гек» был окончательно отложен в сторону вместе с другими неоконченными произведениями, как «Автобиография богом проклятого дурака» и «Таинственная комната».
Мимоходом Твэн написал нёсколько небольших юмористических рассказов и одно произведение, не предназначавшееся для печати. Это была «запись» беседы королевы Елизаветы с лучшими людьми ее времени, написанная в духе литературы начала XVII века. С озорным весельем Твэн говорил о вещах, одно упоминание о которых в викторианской Англии и респектабельных бостонских кругах вызвало бы панику. «Вы мечтаете о новом Рабле, вот вам Рабле, которого вы побоитесь признать», записал для себя Твэн, обращаясь к представителям «нежной» школы американской литературы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
