Мимоходом Твэн написал нёсколько небольших юмористических рассказов и одно произведение, не предназначавшееся для печати. Это была «запись» беседы королевы Елизаветы с лучшими людьми ее времени, написанная в духе литературы начала XVII века. С озорным весельем Твэн говорил о вещах, одно упоминание о которых в викторианской Англии и респектабельных бостонских кругах вызвало бы панику. «Вы мечтаете о новом Рабле, вот вам Рабле, которого вы побоитесь признать», записал для себя Твэн, обращаясь к представителям «нежной» школы американской литературы.
Друзьям Твэна, в том числе священнику-атлету Твичелю, «Беседа» понравилась. Издать «Беседу», конечно, никто не осмелился.
Одним из дел, отвлекших Твэна от книги о Геке, была пьеса, которую он решил писать вместе с Гартом. Герой пьесы Твэна и Гарта, А. Синг, помогает распутать тайну убийства; в конце концов оказывается, что убийства вовсе и не было. Пьеса была откровенно развлекательная, написанная ради денег, но денег она не принесла.
Поездка в Бермуду дала материал для новых записок путешественника — самый привычный для Твэна вид литературы. Снова работа над пьесой-комедией о старом сыщике-любителе. Пьеса опять не удалась, ее не поставили.
Д. Твичель.
Зимой случилось происшествие, надолго испортившее Твэну настроение.
Редакция журнала «Атлантик» давала званый обед в честь старого писателя Джона Виттиера, горячего сторонника освобождения негров, поэта фермерской Новой Англии. На обеде должны были присутствовать крупнейшие писатели Бостона — Лонгфелло, Эмерсон, Холмс. Пригласили, конечно, и Твэна; от него ожидали остроумной речи. Твэн хорошо подготовился — он всегда тщательно работал над речами. Он решил сопоставить мир культуры — Бостон, с его рафинированными писателями, и мир жесточайшей действительности — Дальний запад, с золотоискателями, шахтерами, бродягами, грубыми и остроумными людьми. Твэн повел беседу от имени бродяг… Лонгфелло, Эмерсона и Холмса. Эти бродяги говорили своим языком, языком «границы», и вместе с тем цитировали отрывки из произведений писателей, чьи имена они носили. Мистер Эмерсон оказался рыжим «жидковатым парнем», мистер Холмс был «толстый, как шар, и его второй подбородок свисал до живота», мистер Лонгфелло был похож «на профессионального боксера… они были пьяны…»
Присутствующие пришли в ужас от такого поругания имен почтенных писателей. Твэн сразу же, в самом начале речи, почувствовал возмущение аудитории, но остановиться было невозможно. Когда он кончил, в зале воцарилась тишина. Затем раздался истерический смех одного из гостей.
Твэн был разбит. Ему дали понять, что он только грубый, неотесанный провинциал, человек, слишком долго соприкасавшийся с бродягами, бандитами и проститутками. Вернувшись домой, Твэн послал в Бостон письма с извинениями. Получились любезные снисходительные ответы, от которых не стало легче.
Теперь Твэн чувствовал себя менее уверенным в своих литературных способностях, чем когда-либо. Все его произведения нуждаются в правке — говорил он в письме к Хоуэлсу. Хоуэлс обучает Твэна литературным манерам, Подобно тому, как городской метранпаж учит убогого провинциального печатника. Роль редактора выполняла также и Ливи. Она, как и Хоуэлс, пристально следила за тем, чтобы в печать не проходили такие выражения, как «к чорту», «дьявольщина» и т. п. Но Оливия в качестве редактора не ограничивалась только устранением отдельных крепких выражений. По ее требованию рукопись о путешествии капитана на небо все еще лежала без движения вместе с другими статьями и рассказами, не получившими ее одобрения, главным образом, из-за не совсем уважительного отношения к религии. Недаром старшая дочь Твэна Сузи заметила однажды: «Разница между мамой и папой заключается в том, что мама любит мораль, а папа — кошек».
Уильям Дин Хоуэлс.
Семья Твэна собралась совершить поездку в Европу, а Твэн решил путешествовать пешком по Германии и написать об этом книгу.
Твэн рад был уехать подальше от людей. «Теперь они не будут говорить про меня дурное, — записал он в своей книжке, — так как знают, что я их не услышу и не почувствую боли… Вот почему мы не говорим дурно об умерших». Веселый юморист, шутник начинал плохо отзываться о человеке.
Уже с Гейдельберга Твэн начал собирать материал для новой книги, записывал интересные случаи, отмечал красоты природы. В конце Лета Твэн и священник Твичель отправились пешком в горы.
Вопросы духовной жизни сильно занимали Твэна. Одно время он увлекался спиритизмом. Случаи совпадения мыслей, «телеграфии мыслей», как он это называл, обычно служили предметом самого внимательного обсуждения в его семейном кругу. Путешествуя, Твэн порою присоединялся к Твичелю во время молитвы. Но однажды ои сказал своему другу:
— Джо, я сделаю признание. Я вовсе не верю в вашу религию. Я просто лгал, когда притворялся, что это не так. На минуту, иногда, я почти становился верующим, но вера снова уходила от меня.
Когда материал был накоплен и нужно было приступать к непосредственной работе над книгой, Твэн почувствовал, что устал от странствований, что писать ему не хочется. Он просто возненавидел свое подневольное путешествие. Твэн старался избежать работы над книгой. Вот утеряна записная книжка с заметками, можно «написать издателю и предложить какую-нибудь другую книгу». Но проклятая записная книжка отыскалась.
Дом Твэна в Гартфорде.
Мюнхен, Париж. Холод, скука, нескончаемая мало привлекательная работа над новой книгой. Утешением были только отдельные интересные посетители, например, Тургенев, с которым Твэн познакомился еще раньше в Лондоне.
Бельгия, Голландия, Англия. Встречи с знаменитостями. Званые обеды. Дожди, холод. Несколько слов в записной книжке: «Говорил с великим Дарвином…»
Клеменсы вернулись в Америку. Их дом в Гартфорде всегда полон гостей. Принимали весело, радушно. Иностранцев поражало, что этот американский юморист живет так богато. Между тем американский писатель-богач продолжал мучиться над безразличной ему книгой. Ему начинало казаться, что он приговорен к пожизненной каторжной работе над «Бродягой за границей», он чувствовал, что этой книге не хватает молодости, свежести, которые были в «Простаках».
Как и в «Простаках», Твэн осмеивает в новой книге европейскую культуру, главным образом юмористически разоблачая феодальные пережитки и традиции, еще существующие в Европе. Но янки уже не так кичится пре-. имуществами своей здравомыслящей, рассудительной родины. «Бродяга за границей» — книга довольно скучная, написанная неровно, без подъема и задора.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
