— Да я всё тебе рассказал. Больше у меня тайн нет.
— Мне интересен один момент. Ты не удивился, когда Федя задал тот вопрос? «Хочешь меня трахнуть?».
Оленев молча смотрел на неё. Даша попыталась сформулировать яснее:
— Ну вот два друга. Вы много лет дружили, вместе летали, тусовались после работы. Так?
— Ну так.
— Вы прикасались друг к другу? Например, обнять за плечи, тронуть за руку — это нормально? Может, вы ходили в баню и парили друг друга вениками? Или ездили на рыбалку и ночевали в одной палатке? Я не знаю, как у парней, но у девчонок такое случается — прикосновения, объятия, иногда даже поцелуи в щёчку. Ничего такого, исключительно по-дружески.
— К чему ты клонишь? — подозрительно спросил Оленев. — Я не гей, и Федя не гей.
— Да нет, я имею в виду, у вас был какой-то физический контакт?
— Разумеется, был! Мы не избегали друг друга, если ты про это. Федя был моим лучшим другом: мы и на рыбалку ездили, и в сауну ходили, и ночевали в одном номере в командировках. Он жил у нас с Катей четыре месяца, пока ждал свою новостройку.
— Поэтому я и спрашиваю: тебя не удивила его реакция?
— Удивила.
— А ты не думал, почему он так бурно отреагировал на твоё прикосновение? До этого он спокойно с тобой дружил, а тут его как будто переклинило.
— Думал. Я не знаю, откуда такая неадекватная реакция, он раньше никогда от меня не шарахался.
— А ты его не спрашивал?
— После того, что он сделал? Нет. Я вообще с ним не разговаривал.
— Значит, тебе тоже его поведение показалось странным… Вот об этом я и хотела узнать. Мне кажется, что-то спровоцировало Федю на такую реакцию. И уж точно не то, что ты тронул его во время взлёта.
Оленев хмыкнул:
— Умеешь ты настроение испортить. Забудь эту историю, дело давнее.
— Но ты ведь до сих пор переживаешь.
— Забудь, говорю. Займись лучше своими проблемами. Судя по твоим словам, у тебя их немало, — и отключился.
— Ты — моя главная проблема, — сказала Даша после сигнала отбоя.
Всё правильно. В своём «взлётном» сне Даша повторила гадкий Федин вопрос: «Хочешь меня трахнуть?», и Оленев ответил очень логично: «С чего ты взяла?». Но в жизни он этого не спросил. Не поинтересовался у Феди, каким таинственным путём в его мозгу зародилась эта оригинальная мысль? Что за внезапное подозрение в гомосексуальных наклонностях? Даша достаточно изучила Оленева и была уверена, что тот не давал оснований для подобных вопросов.
Загадка.
Даша упала на диван, закинула босые ноги на спинку и уставилась в окно. Солнце пробивало кружевной тюль и наполняло комнату дрожащими солнечными зайчиками. Оглушительно пели птицы. Раннее утро. Конец мая.
Даша постучала пальцами по ноутбуку. Вот бы с Федей поговорить. Правда, Оленев будет в ярости.
33. Исправление ошибок
На обед Даша ходила с Оксаной или Ниной Петровной, или с ними обеими. В этом случае двумя голосами против одного они решали идти в столовую через взлётно-посадочную полосу. Нина Петровна твердила, что это небезопасно, и вспоминала бывшего мужа с его техникой безопасности, а Оксана возражала: «Ну мы же знаем расписание, мы никому не мешаем!». Они надевали зелёные светоотражающие жилеты и пересекали лётное поле под недовольное бурчание Нины Петровны.
Даша держалась поблизости от Оксаны — не только потому, что начала испытывать внезапный дискомфорт в присутствии начальницы, но и потому, что Оксана выглядела всё более несчастной. Она даже перестала красить губы.
— Что, Федя за справкой ещё не приходил?
— Нет, но скоро явится. Мне донесли, что он в городе.
— Речь уже заготовила?
— Ага. Я всё ему выскажу, так просто он от меня не отделается. Если он думает, что можно бросить девушку без объяснений, то сильно ошибается.
— Ну и правильно.
— Можно было по-человечески расстаться.
— А как «по-человечески»? — спросила Даша.
— Сказать в глаза, что я ему не нужна, что он любит другую. Или не любит, но она залетела, и он должен жениться. Или ещё как-нибудь! Я бы расстроилась, конечно, но рубить хвост по частям — это жестоко.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Даша погладила её по плечу:
— Не знаю, Оксан. Когда в лицо говорят, что любят другого человека, — это… Короче, я бы выбрала хвост по частям.
— Эй, юные барышни, чего вы там плетётесь? — воскликнула Нина Петровна, которая обогнала их на десяток шагов. — Живей давайте! У меня в два часа назначена встреча с министром транспорта, а до этого ещё с Оленевым надо поговорить.
— С Оленевым? — Даша остановилась прямо на осевой линии ВПП. — По скайпу?
— Живьём.
— Он что, вернулся?!
— Вчера ночью прилетел. А сегодня весь день в Администрации, там расширенное совещание министра с директорами предприятий. Он всего на один день пожаловал, министр наш. И хочет всё успеть, — Нина Петровна поморщилась, изображая большое сомнение в необходимости такой спешки.
— А можно мне с вами в Администрацию? Пожалуйста!
— Глянь, какая карьеристка! — по-доброму усмехнулась Нина Петровна. — А кто будет сверку с Минздравом делать? Нет, останешься в офисе, а с министром я тебя познакомлю в следующий раз. Обещаю.
— Тогда поторопимся! — воскликнула Даша и, раскинув руки как крылья, легко побежала к столовой по бетонным плитам. — Не будем заставлять министра ждать!
Сзади засмеялись Оксана и Нина Петровна.
В ту пятницу Оленев в офисе так и не появился. Даша ждала его до десяти вечера, а потом поехала к Эду. Надо было заканчивать их бессмысленные отношения.
* * *
Улыбающийся Эд открыл дверь так быстро, словно ждал Дашу в прихожей. И, не успев запереть замок, обнял за талию, тепло поцеловал в губы:
— Ты сегодня поздно. Что-то случилось?
— Да нет, просто сверку долго делала. Хотела до выходных закончить, чтобы отправить документы в Москву.
— Хорошо. Надо было мне позвонить, я бы заехал за тобой. Ты голодная?
Даша скинула туфли и прошла к столу, как в первую их встречу. Села на высокий табурет и сказала:
— Эд, я не хочу есть. Присядь, нам надо поговорить.
Улыбка его погасла. Он сел за стол и сложил руки перед собой, как в школе. Сказал серьёзным голосом:
— Ну, раз надо, давай поговорим.
Даша смотрела в зеленовато-прозрачные глаза, сомневаясь, как начать. Она видела, знала и чувствовала, что Эд её любит, — по-настоящему, без притворства, без какой-либо корысти. Он вообще первый, кто полюбил её как личность. Другие западали на фигуру или приятную внешность, а Эд запал на жизнелюбие и темперамент. Как он сказал? Ты живёшь так, будто ничего не боишься. Ты — свободна.
И пусть он во многом ошибался, преувеличивал достоинства и преуменьшал недостатки, Даша всё равно узнавала себя в том идеальном персонаже, которого придумал Эд. Пусть не такая жизнерадостная и смелая, но всё-таки это она, Дарья Комарова. Поэтому она должна сделать то, что должна. Иначе это будет не она.
— Нам нужно расстаться, Эд.
— Бросаешь меня?
— Прости.
— Из-за того, что я подстроил наше знакомство?
— Нет, нет! С этим я уже смирилась. Просто я тебя не люблю. Ты мне нравишься, ты очень хороший человек, с тобой комфортно, но я так не могу. Мне нужно любить самой, Эдик. Что-то чувствовать к человеку — что-то большее, чем дружескую симпатию.
— Ты говорила, что никогда никого не любила.
Даша кивнула. Рассказывать о своей несчастной любви к Оленеву она не собиралась ни при каких условиях.
— Тогда откуда ты знаешь, что способна любить? — спросил Эд. — Может, ты никогда никого не полюбишь? Так и проживёшь всю жизнь в одиночестве?
— Может быть, — Даша пожала плечами. — А в тридцать лет рожу для себя ребёнка и буду жить с ним.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты делаешь большую ошибку, Даша. Ты потом пожалеешь, но будет поздно. Ты не найдёшь человека, который любил бы тебя больше, чем я. Который готов ради тебя на всё.
— Я знаю, Эд. Зато ты найдёшь. Ты достоин…
