Молчание было таким тотальным, словно Эд умер на том конце провода. Потом он хрипло спросил:
— Откуда… С чего ты взяла?
— Да или нет?!
— Давай поговорим после смены, мне сейчас некогда.
Дашу охватило предчувствие катастрофы. В мозгу роились обрывки старых разговоров и признаний, звучали, переплетаясь, голоса Эда, Оксаны, Нины Петровны и Оленева. В этом хаосе Даша не могла поймать ускользающую мысль, нужное слово, но знала — это что-то страшное, чудовищное.
«В старших классах я обожал отцовских друзей, восхищался ими».
«Я не оправдал надежд отца, поэтому всю свою любовь он направил на Матвея Оленева и Федю Стародубцева».
«После ЧП Матвея отстранили от полётов. Вот так и лопнула гордость старого комэска».
«Мой бедный сын ошибся: он влюбился в человека, который не мог ответить на его чувства».
«Кроме меня и Феди, никто не знал о причине конфликта».
«У всех диспетчеров есть бинокли, визуальное наблюдение никто не отменял».
«Я наказал за равнодушие».
Вот оно! То страшное, что тревожило Дашу.
— Что ты сделал, Эдик?! Как ты его наказал?! — закричала она не своим голосом.
— Извини, у меня самолёт входит в зону. Я тебе перезвоню.
* * *
Голова гудела. Даша сжала её руками и уставилась в окно. Между полосками жалюзи мелькали люди с чемоданами и жёлтые такси. Лето. Рейсов много. Диспетчеры работали круглосуточно.
Оленев рассказал о событии, перевернувшем его жизнь, всё, что знал. Эд — всё, что посчитал нужным. Оксана и Нина Петровна — всё, что слышали. Но был ещё один человек…
Даша рванула к кабинету директора. Оксана сидела в приёмной. В одной руке она держала бутылку кефира, а другой раскладывала пасьянс на компьютере. На салфетке перед ней лежал пирожок из аэропортовского буфета, пахло мясом и луком. Последняя степень отчаяния: Оксана перестала заботиться о фигуре.
— Что, тоже без обеда? — спросила она. — Можешь взять мой пирожок, я уже два съела.
Даша подошла к столу, вытащила из стопки бумаг жёлтую папку и прижала к груди. Оксана удивлённо подняла светлые ненакрашенные брови.
— Скажи мне его адрес, я отвезу документы.
— Даш, ты чего? — Оксана поставила бутылку на стол. — Не надо ничего отвозить, он звонил кадровичке и обещал зайти завтра.
— Мне нужно с ним поговорить, пока он не уехал.
— Мне тоже! — воскликнула Оксана. — Хочешь, я дам тебе его телефон?
— Лично! Мне нужно лично с ним поговорить. А документы нужны в качестве страховки, чтобы он не сразу меня послал.
— Да ты сошла с ума!
Она смотрела на Дашу так, словно та превратилась в неведомого зверя, — возможно, опасного.
— Оксана, это вопрос… — Даша хотела сказать «жизни и смерти», но запнулась. — Если не дашь адрес, я спрошу у Нины Петровны, она наверняка знает.
Лицо Оксаны вытянулось, а потом сморщилось, словно она собиралась заплакать.
— Даша, если ты отвезёшь ему документы, я его больше не увижу. Он не придёт сюда, чтобы поговорить со мной. Он даже трубку не берёт, когда я звоню, и забанил во всех соцсетях… — блеснули слёзы. — Это мой последний шанс.
— Оксана, пожалуйста, я тебя умоляю! Скажи мне адрес! Мне правда надо: это связано с той ситуацией, когда он избил Оленева. Я должна кое-что выяснить, от этого многое зависит.
Оксана сползла по спинке кресла, словно Даша её убила:
— Ты всё-таки любишь Оленева, да? Я была права?
— Ты была права.
Оксана смотрела на неё со смесью жалости и восхищения.
— Лесная, дом восемнадцать, квартира тридцать семь — это напротив городской библиотеки. Новый кирпичный дом, — она хлюпнула носом. — Не знаю, что ты задумала, но если собираешься навалять ему за Оленева, то и за меня разок пни, ладно?
— Спасибо! — воскликнула Даша и выскочила за дверь.
* * *
В такси она пыталась отрепетировать будущую речь, но мысли разбегались. Почему-то она замечала витрины магазинов, молодых мам с колясками, велосипедистов, клумбы на перекрёстках, блики солнца в окнах домов и хоровод белых облаков. Слушала «Радио Шансон», которое врубил водитель. Думала о том, что предполётный брифинг в самом разгаре.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Нужный дом и подъезд она нашла быстро. Нажала кнопки «три» и «семь» на домофоне.
— Кто там? — спросил грубый мужской голос.
— Добрый день, это Дарья Комарова из финотдела. Я вам документы привезла.
Щёлкнул замок. Даша поднялась на лифте на четвёртый этаж, где Федя поджидал её у открытой двери. Даша ещё раз вежливо поздоровалась и зашла в квартиру. Остановилась в прихожей, оглядываясь: зеркальные дверцы шкафа были сдвинуты в одну сторону и обнажали пустое нутро, в коридоре вдоль стены выстроились картонные коробки с надписями «учебники», «зимняя одежда», «рыбалка». В воздухе летала пыль, пахло бытовой химией: лимонной хлоркой и нашатырём.
— Спасибо, что привезли документы, я совсем замотался. Перед отъездом всегда много дел.
Федя был одет в грязные шорты и серую растянутую майку. Рельефная грудь блестела от пота, плечи бугрились мускулами. Даша смущённо отвела взгляд и протянула жёлтую папку. Федя заглянул внутрь, бегло пролистал бумаги и повторил с прежней интонацией:
— Спасибо. Я завтра собирался съездить, но хорошо, что вы привезли. Сэкономили мне время и нервы.
Даша поняла, что надо или прощаться, или начинать разговор. Стоять в прихожей и молчать не было смысла.
— Вы меня помните? — спросила она.
— Помню. Вы расспрашивали Матвея, как он чуть не угробил пассажиров. Вместе со мной.
Даша посмотрела на Федю и встретила твёрдый уверенный взгляд красивых голубых глаз. Фотографии пилотов с такими глазами печатали в бортовых журналах, пассажиры неизменно приходили в восторг. В Китае белокурого красавца-великана будут носить на руках.
— Это хорошо, что вы меня помните… — и замолчала.
Федя переступил босыми ногами по влажному линолеуму и сказал:
— Ни чая, ни кофе у меня нет, могу предложить газированной воды. Хотите?
— Да, очень хочу.
Они прошли на кухню и сели за стол. Фрамуги были открыты, на подоконнике стояли «Мистер Мускул» и рулон бумажных полотенец. С улицы доносились автомобильные гудки и весёлые крики с детской площадки. Наверное, Федя мыл окна до прихода Даши. Она выпила залпом стакан холодной газировки и сказала:
— Мне Матвей рассказал, почему вы остановили самолёт и ударили его в вестибюле.
— Ну и что?
— Мне хочется услышать эту историю от вас.
— Зачем? Если Матвей всё вам рассказал, то мне нечего добавить.
— Есть одна вещь, которую он не может объяснить.
— Какая?
— Почему вы так отреагировали на обычное прикосновение? Он же не за жопу вас ущипнул.
— Меня особо не ущипнёшь, я и зубы могу выбить, — Федя немного помолчал и добавил: — Не то что шестнадцатилетний пацан.
Последний пазл встал на своё место. Даша не удержалась от горькой усмешки.
36. Агрессивный гомофоб
Как легко всё получилось! Как будто правда устала скрываться и сама явила себя миру. Не пришлось копаться в подробностях, переводить тему с Оленева на Эдика Усольцева, взывать к былой дружбе и давить на больные мозоли.
— Эдик сказал, что Матвей к нему приставал?
Федя закусил губу и кивнул.
— И вы поверили?
— А почему я не должен был ему поверить? Я его давно знаю, практически с детства. Я очень уважаю его родителей, часто бывал у них дома, его отец научил меня летать. А в последние годы Эдуард Ильич работает в аэропорту диспетчером. Зачем ему врать? Назовите хотя бы одну причину.
Он так напористо это произносил, словно пытался убедить в своей правоте не Дашу, а кого-то другого. Например, себя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Он прямо перед рейсом вам это рассказал?
— Да, перед самым вылетом. Мы встретились на перроне, и он сказал, что Матвей не просто так со мной дружит. Что он положил на меня глаз и попытается… — Федя нервно кашлянул и сделал большой глоток из бутылки, — меня трахнуть. Эдик видел в бинокль, как он меня охмурял, и решил предупредить, потому что сам побывал в такой ситуации.
