— Главное, две последние коровы, вернее, корова и бык таким же макаром врезали дуба не в поле, а уже на ферме! И опять никто ничего не видел! — плачущим голосом произнес Кобылко. Он достал огромный носовой платок, сшитый из мешковины, громко высморкался, издав звук, словно про-солировал тромбон и продолжал. — Что это за напасть такая, ума не приложу. Мне в райкоме сказали — ежели еще одну скотину потеряешь — партбилет на стол и в агрономы….
— М-да… — задумчиво промычал Холмов. Что и говорить, история, конечно весьма интригующая и любопытная. Я бы ею охотно занялся, ежели бы ваши коровы паслись где-нибудь на Приморском бульваре, Пушкинской или на худой конец в Крыжановке. А так — пардон. Сильно далеко. А я на выезде не работаю.
— Я оплачу вам дорогу в оба конца! — просительно зашептал председатель, схватив Шуру за руку. — Плюс бесплатные харчи и жилье. А в случае успеха отпишу вам свинью или телку…
— Телка — это хорошо, — улыбнулся Холмов, мягко отстраняя руну председателя от своей руки. — Но еще раз пардон — никак не могу. Вы уж извиняйте, но…
— Печально. Очень печально, — с таким огорчением произнес Тимофей Кобылко, что Диме даже стало его немного жалко. — На вас у меня была последняя надежда. Болыпе мне помощи ждать неоткуда. Ну, цростите тогда за беспокойство…
Он вздохнул, поднялся и направился к выходу. Но у самой двери задержался, повернулся к Холмову и сказал.
— Я вам адресок свой все-таки оставлю на всякий случай. Как знать, может когда судьба и занесет вас в наши края…
— Оставьте, — пожал плечами Холмов. Гость из деревни черкнул на обрывке газетной бумаги несколько слов, протянул клочок Шуре и низко, словно ленинский ходок, поклонившись, скрылся за дверью. Холмов равнодушно глянул на записку, затем скомкал ее и ловким броском зашвырнул прямо в мусорную корзину, стоявшую в углу комнаты.
— А поставь-ка, Вацман, чайничек, — сладко зевая и потягиваясь обратился он затем к Диме, возившемся у плиты. — Водка — водкой, а лучше чайку душу русского (да и еврейского тоже) человека ничто не согреет…
На следующий день Холмов отправился на улицу Осипенко, которую вся Одесса называла не иначе, как Средняя (дореволюционное название). в таксопарк, где работал Ефим Бурлаки. Там он довольно долго, с помощью принесенных с собой подручных средств — мощной лупы, микроскопа и даже специальных химреактивов изучал действительно здорово искуроченные агрегаты тормозной системы разбитого такси. Выводы, которые Шура сделал после после многочасовой, кропотливой экспертизы были обнадеживающими и говорили в пользу Бурлаки. Характер всех изломов, обрывов и трещин красноречиво свидетельствовал, что произошли они суть от сильного удара, но ни коим образом не от каких-то иных причин.
Закончив копаться в разбитой машине (это было уже поздним вечером). Шура углубился в скрупулезное изучение всех документов, связанных с аварией такси. Однако в них он, к сожалению, не обнаружил никаких сведений, которые хоть в малой степени были бы «на стороне» его клиента. Единственно, внимание Холмова привлек один противоречивый факт. В объяснительной таксист написал, что авария произошла в 10.20 утра, а в протоколе ГАИ было отмечено другое время — 11. 05. А остальное было в полном ажуре — изучение тормозного пути, утверждал в протоколе автоинспектор Печкуров, не оставляло сомнения в том, что в момент торможения все четыре колеса автомобиля находились на автодороге «с равномерной асфальтовой поверхностью», что, естественно, никак не могло привести к заносу.
— М-да… — вздохнул Шура. — Пока ничего определенного сказать нельзя. «За» тебя, Ефим, только результаты моего осмотра автомобиля. Но это тоже, как говорится, вилами по воде, сам понимаешь… Все остальное «против». 3автра поеду осматривать место происшествия. Где говоришь, произошла эта авария, на Житомирской?
— Да, рядом с заводом «Орион», — уныло ответил Ефим Алексеевич. — Я за тобой утром заеду, подброшу туда…
Подъехав утром следующего дня на улицу Житомирскую, Холмов с задумчивым видом стал изучать обстановку на месте, где случилось автопроисшествие. То, что оно произошло именно здесь, сомнений не было — на коре росшего неподалеку от обочины мощного луба остались свежие следы желтой автомобильной краски. С первых же мнгновений осмотра Шура понял, что главная его версия, на которую он возлагал основные надежды рухнула. Дело в том. что он надеялся увидеть где-нибудь поблизости пересечение основной дороги с грунтовой. Съезжая с такой дороги в сырое время года (а сейчас было именно такое время) автомобили, а особенно трактора, выносили на своих колесах на асфальт дороги комки и куски грязи, которые вполне могли спровоцировать занос — подобные случаи бывали. Увы — такой грунтовой дороги нигде поблизости не наблюдалось. Как не наблюдалось и вообще ничего такого, что теоретически могло способствовать заносу автомобиля. Шура вздохнул и стал медленно прохаживаться взад-вперед вдоль обочины, глядя себе под ноги. Делал это он уже скорее чисто машинально, чем с какой-то осознанной целью, понимая, что вряд ли сможет помочь Бурлаки. И тут в природе что-то неуловимо изменилось. Шура даже не сразу понял — что именно. Потом он догадался — солнце выглянуло из-за туч и озарило своим мягким светом окрестности. Однако, Холмов по-прежнему оставался неосвещенным, так как путь солнечным лучам преграждал громадный, высокий корпус завода «Орион», расположившийся вдоль дороги и отбрасывающий на нее свою тень. Шура остановился, достал из пачки папиросу и, медленно разминая ее затекшими пальцами, как-то подсознательно констатировал, что граница между освещенным и неосвещенным участком дороги проходит как раз по тому месту, где, согласно про — токолу, произошел занос такси. И тут в голове Холмова начали мелькать некие, пока еще не сформировавшиеся в какой-то вывод, но вполне уже определенные мысли. Забыв зажечь папиросу, он подошел к зтому участку дороги, встал у обочины и принялся пристально вглядываться в грязно-серую поверхность асфальта. Внимание Холмова сразу привлекла небольшая. размером с иванушкино копытце, лужица на теневом участке дороги, поверхность которой была подернута лед ком. На точно такой же лужице, расположенной на освещенном участке трассы льда не было…
— Японский бог, ну конечно! — воскликнул Холмов. — И как же это я только сразу не сообразил… И Шура принялся прыгать и семафорить руками Ефиму Алексеевичу, сидевшему в своей «Волге», призывая его подойти.
— Гляди-ка сюда! — сообщил Шура задыхавшемуся от быстрого бега Бурлаки, тыча пальцем вниз. — Вот, гляди сначала на этот участок дороги, а потом на этот… Видишь? Понял в чем тут собака зарыта?
Бурлаки несколько минут оторопело глядел туда, куда ему указывал Шура. затем несмело покачал головой.
— Тогда объясняю для дураков, — терпеливо продолжил Холмов. — Сейчас, хоть и весна. но на дворе еще не жарко. Особенно ночью, когда вообще стоит минусовая температура. Ночной мороз «прихватывает» находящуюся на поверхности асфальта влагу и влажные испарения и дорога становится скользкой… ну не то, чтобы очень скользкой, но коэффициент сцепления на ней становится иным, чем днем. Но лучи утреннего солнца, которое уже греет достаточно сильно (потому как все-таки весна) быстро растапливают этот ночной ледок. И дорога становится не такой скользкой. В данном же случае, на вот этом небольшом отрезке автодороги, солнечные лучи не смогли выполнить свою «функцию». По элементарнейшей причине — «путь» им перекрывает вот это высокое здание цеха завода, отбрасывающее на асфальт тень. Поэтому на освещенном участке дороги был один коэффициэнт сцепления, а на неосвещенном другой. Что же случилось с вашим такси? А случилось…
— Да ежу понятно теперь, что с ним случилось! — вскричал возбужденный Бурлаки. — Он нажал тормоз в тот момент, когда одна часть машины находилась на освещенном участке дороги, а вторая — на неосвещенном. Передние и задние колеса попали на участки дороги с разным коэффициэнтом сцепления и машину занесло…
— Умница! — ласково похлопал Шура Ефима Алексеевича по небритой щеке. — Соображаешь.
— Да, но почему же этот Печкуров не заметил столь очевидной (тут Холмов презрительно хмыкнул) вещи? — вновь помрачнел Бурлаки. — Может быть этот шоферюга все-таки дал ему пару червонцев в лапу?
— Может, может, — процедил Шура. — Но, в конце концов, это уже дело десятое. Хотя, конечно… Холмов немного помолчал, задумчиво посмотрел на дорогу, затем решительно произнес.
— Как бы там ни было, нужно немедленно ехать в ГАИ, найти там Печкурова и объяснить ему ситуацию. Пусть переписывает протокол. Если заупрямится — сфотографируем место происшествия, чтобы была видна тень на дороге и додадим на него аппеляцую руководству облавтоинспекции.
