Но ни этажом ниже, ни этажом выше никакого ремонта не производилось, здесь вроде как все уже было отремонтировано, включая и те помещения, куда должно было переехать первое реанимационное отделение. Оставалось оснастить будущее отделение всем необходимым, от стульев до мониторов. Роман Константинович как-то обронил, что в новом отделении все будет новым, а старые мониторы и аппараты планируется отправить в загородный филиал, в котором строили дополнительный корпус.
«Наверное, какой-нибудь атмосферный магнетизм», — решил Данилов и со своего смартфона залез в Интернет, чтобы посмотреть свежие новости. Можно было сделать это с компьютера, стоявшего в ординаторской, но за ним сидел Роман Константинович, вчера проливший кофе на клавиатуру своего компьютера и не успевший вечером купить новую. Просить новую клавиатуру у местного завхоза Заневского, официально называвшегося заместителем начальника госпиталя по материально-техническому обеспечению, было бесполезно — не даст, раз срок эксплуатации еще не вышел. Компьютерные клавиатуры и мыши полагалось эксплуатировать в течение трех лет, то есть получить новый казенный девайс можно было не чаще, чем раз в три года, а за свои кровные так хоть каждый день меняй.
— Пульмонология отличилась, — сказал Роман Константинович, не отрывая взора от экрана. — Устроили пациенту пневмоторакс[18] во время плевральной пункции, а пациент оказался не из простых. Будет теперь Иваньковичу на орехи, таких орехов каленых всыплет ему Станислав Маркович, что хорошо, если на своем месте усидит. Маркович лютует, и я его понимаю — обломок катетера в реанимации, пневмоторакс в пульмонологии, а за месяц до вашего прихода в четвертой терапии процедурная медсестра генеральскому сыну постинъекционный абсцесс обеспечила, да так неудачно, что чуть генерализированным сепсисом дело не закончилось. Многовато ЧП для полугода, так мы рискуем Новый год встречать с новым начальником.
— Какая разница, — махнул рукой Данилов и поправился: — Это я со своей колокольни, вам, как начальнику отделения, конечно, есть разница.
— Да мне-то как раз все равно, — усмехнулся Роман Константинович, — я, если что, без работы не останусь. Но смены руководства не хотелось бы, ведь новая метла всегда поднимает много пыли. А у нас еще принято следом за собой перетягивать на новое место большие команды, что крайне отрицательно сказывается на работе. Пока новые притрутся к старым, пока какой-то баланс установится… — Роман Константинович повертел головой, помассировал ладонью затылок и, обернувшись к сидящему на диване Данилову, пожаловался:
— Что-то голова сегодня болит, а давление сто тридцать пять на восемьдесят. А у вас не болит?
— Сегодня нет.
— А обычно что, болит?
— Бывает, — коротко ответил Данилов.
Голова у него действительно не болела, что было немного странно. При такой смутной внутренней нервозности, как сегодня, голове полагалось напомнить о себе.
Из отделения донесся голос старшей медсестры, обычно разговаривающей гораздо тише.
— Ну, что там еще? — скривился Роман Константинович и вышел узнать, в чем дело.
Данилов убрал мобильный в сумку (ничего интересного в новостях не было) и тоже вышел в зал. Не полюбопытствовать, а посмотреть, как чувствуют себя трое оставшихся пациентов. На посту он увидел начальника отделения, старшую сестру и дежурную медсестру. Раскрасневшиеся женщины, демонстративно не смотревшие друг на друга (не иначе как повздорили), слушали Романа Константиновича, который что-то негромко говорил. Слов Данилов не расслышал, но по выражению лица начальника отделения нетрудно было догадаться, что начальник отчитывает своих подчиненных.
Скрягина пришлось растормошить, чтобы убедиться, что он в сознании.
— Что тут у вас делать? — спросил Скрягин и тут же сам ответил: — Только спать.
— Спите на здоровье, — разрешил Данилов и вернулся в ординаторскую.
Вскоре к нему заглянул начальник отделения.
— Только что мне звонил муж Ржеутской, — сказал он, улыбаясь и привычно морща лоб. — Интересовался, чье вмешательство требуется для того, чтобы его жене обеспечили человеческие условия. Тон был такой, будто он запросто вхож не только к министру, но и к президенту.
— А что он имел в виду под человеческими условиями?
— Отдельную палату, которая все равно пустует, — Роман Константинович начал загибать пальцы, — одежду, телевизор, телефон, свободный доступ для посещений. Я его обрадовал, сказал, что никого беспокоить не надо, потому что наша драгоценная Тамара Осиповна уже в отделении, и там у нее есть все, что он перечислил и даже немного сверх того. Хотя Ржеутский, конечно, брал меня на пушку — будь он вхож в высшие сферы, у нас бы перед его супругой все на цыпочках бегали. Это же ведомственный госпиталь, здесь четко известно, кому какая порция уважения положена, и осечек с этим не бывает.
— Существует особый список? — заинтересовался Данилов.
— У меня его нет, — рассмеялся начальник отделения, — мне в случае поступления важных людей в любое время суток звонит Борис Алексеевич или сам Станислав Маркович и дает распоряжение «обеспечить». Я и обеспечиваю. И из отделения звонят тоже.
— А в каких случаях я должен вам звонить? Если поступает кто-то выше полковника?
— Не обязательно, бывает генерал, который просто генерал, а бывают майоры, которых начальник госпиталя ежедневно навещает в палате и справляется, всем ли они довольны. Все зависит не столько от звания, сколько от должности, связей и степени значимости. Вы, Владимир Александрович, голову себе не забивайте, когда поступит тот, кто требует особого отношения, вас об этом сразу же известят. Чая, что ли, выпить, чтобы голова перестала болеть?
Роман Константинович включил в чайник.
— Лучше таблетку, — посоветовал Данилов.
— Выпил две, не помогло.
К десяти часам вечера Данилов, принявший всего одного пациента, чувствовал себя разбитым и уставшим. Медсестра Наташа, обычно сохранявшая хорошее расположение духа в любых обстоятельствах, хмурилась и смотрела сердито.
— Плохо себя чувствуешь? — спросил Данилов.
— Да как-то не по себе, — Наташа передернула плечами, — знобит с утра, да еще старшая настроение испортила своими придирками. Я же не могу одновременно три дела делать — рук всего две!
— Как-то оно нынче… у нас напряженно, не находишь?
— Так это все из-за Любы! — Наташа смотрела на вещи проще. — Завела всех и ушла домой. Наверное, опять мужа в «Койке на час» поймала.
— Где-где?
— В «Койке на час», — повторила Наташа. — Разве вы не в курсе? Сразу видно примерного семьянина! «Койка на час» — это сеть маленьких гостиниц, где можно снять номер на короткое время. В старину это называли «номерами».
Данилов знал, что подобные заведения существуют, но не знал, что среди них есть даже сетевые. Хотя чего удивляться? Перспективный бизнес, востребованная услуга, почему бы не появиться на рынке сетевым операторам?
— В феврале она нашла у него в кармане дисконтную карту «Коек» и неделю жила в своем кабинете, он сюда приходил просить прощения…
— Наташа, я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся, — старательно копируя кавказский акцент, попросил Данилов. — Я совершенно не интересуюсь личной жизнью окружающих. Кто с кем спит, кто кого бросил, кто от кого родил — все это выходит за рамки моих интересов.
— Да я тоже не любительница сплетен, — смутилась Наташа, пунцовея щеками и ушами. — Это просто к слову пришлось, ну и обидно, конечно, — я не первый год работаю, чтобы меня так, как нашкодившего щенка, в лужу тыкать. Вот возьму и уйду в эндоскопию! Пусть Люба других жизни учит.
— Мне тебя будет не хватать, — улыбнулся Данилов.
— Ничего, — «утешила» Наташа, — привыкли ко мне, привыкнете и к другой. А в эндоскопии хорошо! Работа легкая, спокойная, премии они больше всех получают.
— И текут там молочные реки да по кисельным берегам.
— Вы просто не знаете нашей эндоскопии, поэтому так говорите, — обиделась за любимое отделение Наташа. — Старшая сестра там — добрейшей души человек, а начальник Олег Михайлович он вообще такой…
По тому, как засверкали Наташины глаза, Данилов понял, что ей не столько нравится эндоскопическое отделение, сколько его молодой и симпатичный начальник Кулагин, немного похожий на актера Машкова.
В половине второго ночи выспавшемуся пациенту Скрягину стало скучно. Окрепшими руками он расстегнул свой памперс, потому что тот якобы сильно давил на живот, хотя Наташа надевала памперсы правильно, не затягивая до упора, и сбросил на пол. Сразу же после этого Скрягин справил под себя малую нужду и позвал на помощь, поскольку лежать на мокром было некомфортно.
— Это называется диверсия! — строго сказала Наташа, увидев валяющийся рядом с койкой памперс.
