– Хорошо, слушайте. Скажу всё, что знаю. Сегодня утром меня вызвал к себе заместитель начальника управления. Без особых предисловий сообщил, что оперативным путём установлено присутствие в Москве опасной банды или диверсионной группы, в отличие от всех подобных ориентированной на террор в отношении первых лиц государства. За фигурантами ведётся постоянное наблюдение. Какие-то акции возможны в ближайшие часы. Приказал принять команду над спецгруппой из людей нашего отдела и некоторых соседних. Быть в полной боевой готовности и ждать дальнейших указаний. Примерно через час начальник отдела приказал выезжать. Указал место, предъявил фотографии лиц, подлежащих задержанию. Особо указано – брать непременно живыми, в случае необходимости не считаясь с собственными потерями. Общая координация была возложена на сотрудника, мне лично неизвестного. Мы прибыли на Тверскую, вышли из машин на подходах к площади. По рации получили целеуказание, почти сразу же увидели «объекты». Дальше вы сами знаете…
– Хорошая сказочка, – задумчиво сказала Людмила, машинально похлопывая себя стеком по ладони. – Я бы с ходу лучше не придумала. Не понимаю одного – зачем ты по-прежнему стремишься из меня дуру сделать? Я так похожа? Может быть, тебе ещё в окно посмотреть нужно? Посмотри. Ты бы сам тому, что мне наплёл, поверил? Вот то-то. Давай попробуем ещё раз…
Глава двадцать четвёртая
Когда вернулись Мятлев с Гертой, на столе стоял монитор видеомагнитофона с полной записью допроса Рейнгольда. Пленник спал в небольшой гостевой комнате, восстанавливая силы с помощью гомеостата, на всякий случай пристёгнутый браслетом наручников к трубе отопления. К ночи он будет совершенно здоров, и что после этого с ним делать?
Людмила чувствовала себя психологически не очень хорошо. Воевать в открытом поле – это пожалуйста, но ломать людей, угрожая им пытками и, главное, чувствуя в себе ту степень готовности подтвердить слова делом, что противник поверил и мгновенно сломался – это не по ней.
Но, с другой стороны, она к нему пальцем не прикоснулась, всё, что ему померещилось, – только плод его же извращённого воображения. Сам, наверное, готов был в подходящей ситуации применить к ней весь набор «физических мер», оттого и испугался.
Журналист ей оптимизма не добавил, как всякий либеральный интеллигент, он теперь посматривал на девушку-жандарма с опаской. Куда и делось его недавнее обожание.
Зато он был по-настоящему встревожен. Тех имён, что назвал Рейнгольд, было достаточно, чтобы Вяземская настроила Шар и проследила всю цепочку участников вплоть до того звена, где она вдруг обрывалась. То, что ей удалось узнать, не слишком совпадало с представлением о классических заговорах с целью захвата власти. Проще говоря – отсутствовала фигура, явно претендующая на президентский или какой-нибудь соответствующий пост. Не существовало также программы каких-то реформ, изменения общественного строя, не определялось даже то, что в теории исторического материализма называется «движущими силами революции». Зато всё остальное было в наличии.
Анатолий, судя по всему, был удивлён не меньше Людмилы. Да нет – гораздо больше: он-то был «политическим человеком» этого мира, знал теорию и практику всех революций и мятежей последних трёх веков.
Первый разговор у него с Президентом вышел несколько странный. Фактической стороне случившегося с другом и девушкой оттуда он, пожалуй, поверил. А вот дальнейшему – не очень, чем напомнил Журналисту Сталина, до последнего цеплявшегося за надежду избежать войны.
– Что ты предлагаешь делать? – спросил Президент. – Мне что, созвать Совет Безопасности и обвинить того-то и того-то в антигосударственных действиях? А неопровержимые доказательства я смогу предъявить? То, что произошло с тобой, – уровень даже не министра, а того, кто вашего «капитана» посылал. «Профилактическое мероприятие» – вот и весь ответ. У нас вся пресса круглосуточно долбит, что «органы» разучились «мышей ловить». А как только они попытались заняться своим делом, на них тут же вешают всех собак. Разыщи Леонида, с ним и разберитесь. Меня проинформируйте, если действительно что-то нароете…
– Ты сейчас где? – только и сумел спросить Журналист, понимая, что любые попытки переубедить собеседника вызовут только обратный эффект. Потому-то их друг и стал Президентом, что умел считать своё мнение истиной в последней инстанции. Как бы он ни старался вести себя «демократично» и «интеллигентно», допуская «плюрализм мнений», это некоторое время назад стало просто частью имиджа. На самом же деле никакой государственный деятель не может состояться и успешно править, если доверяет чужому мнению, хоть индивидуальному, хоть коллективному, больше, чем собственному.
– Ты сейчас где? – только спросил Анатолий.
– На ближней даче.
– Это хорошо. Можешь считать меня параноиком, но прикажи до выяснения обстоятельств ни с кем тебя не соединять по связи и никого не пускать даже к предзоннику ворот. За поведением охраны тоже наблюдай, лучше всего – запрись в «малом кабинете». Двери никому не открывай. Очень занят, и всё. Пистолет у тебя в кабинете есть?
– Сам знаешь, что не только пистолет, – с нервным смешком ответил Президент. Искренняя тревога друга до него всё-таки начала доходить. Прямо по телефонным проводам. – Считай, я делаю тебе одолжение. Час или два сумею избежать всяческих контактов. А потом тебе придётся как-то за свою панику ответить…
– Отвечу. А ты пока «поработай с документами», восстанови в памяти, как там со Сталиным, с Хрущёвым, с Чаушеску получилось. Да и «арабская весна» буквально только что случилась… И выбери из своей «особой папки» досье на этих вот товарищей, – Журналист продиктовал с десяток фамилий. Память у Президента абсолютная, ему записывать не надо.
Под «особой папкой» Анатолий имел в виду пакет компьютерных файлов, содержащих информацию на всех действующих лиц правительства и президентской администрации, а также тех, кто по той или иной причине был отстранён от важных постов или не прошёл «окончательное согласование» на должности. Не только анкетные данные и прочие пункты «листка по учёту кадров» там имелись, но и насколько возможно полные психологические характеристики. К созданию этих досье были непосредственно причастны и Мятлев, и сам Журналист, считая, что Президенту полезно, принимая кадровые решения, знать о претендентах не только то, что может (или захочет) предложить спецотдел канцелярии. Мятлев любил при случае повторять очевидную, но не всем доступную истину: «Предают всегда свои».
Анатолий положил трубку с тяжёлым чувством. Он-то, оказавшись неожиданно для себя в эпицентре готового вот-вот разразиться «землетрясения», сомнений не испытывал, но сделать больше того, что уже сделал, не мог. Всё дальнейшее будет происходить независимо от его воли и желания.
Да, очень вероятно, что им остались те самые час-другой условно спокойного времени, как перед первым выстрелом неотвратимо подступившей войны.
Хорошо, что очень скоро, быстрее, чем даже ожидала Людмила, хлопнула дверь прихожей и в квартире раздались голоса Леонида и второй девушки, напарницы Вяземской. Журналист почти бегом кинулся им навстречу.
– Что тут у вас приключилось? – не успев ещё перестроиться после весьма приятной прогулки с Гертой, приподнятым голосом спросил Контрразведчик, которому Герта без подробностей сообщила, что Людмила просит их немедленно, со всей возможной быстротой вернуться домой. Тут же сама остановила такси, и кабриолет за двадцать минут домчал их с Воробьёвых гор до места.
– И ты уже здесь? – без удивления спросил Мятлев у Анатолия. – Следующим кто, САМ будет? Наши дела явно идут в гору…
Вяземская, одновременно пересказывая обоим, что сегодня случилось, сунула в руки генерала распечатки, сделанные по материалам, выданным Шаром.
Опытным взглядом охватив содержание «меморандума[40]», Мятлев нахмурился.
– Принципиально ничего нового. Оппозиция не оппозиция, но большинство здесь упоминаемых так или иначе связаны с сырьевым бизнесом или корпорациями, по тем или иным причинам не заинтересованными в каких угодно переменах, хоть экономических, хоть политических. Система отлажена, каждый имеет свою долю, и малейшая попытка что-то изменить, да хоть вывозные пошлины на лишний процент повысить – уже повод! Кеннеди, кстати, застрелили за проект отмены налоговых льгот «на истощение недр» для «нефтяных королей». К сожалению, у нас слишком мало сотрудников выше полковника, абсолютно независимых от всякого рода лоббистов, групп давления, служащих только потому, что считают это своим долгом. Они необходимы, когда всё же требуются профессионализм и «честность», которая всеми остальными считается дефектом психики или разновидностью снобизма, но ходу им не дают и смотрят как за потенциальными врагами. Такая вот весёлая жизнь…
