Через всю комнату топочет дед. Все такой же! В валенках и стеганом жилете. Бородатый и насупленный. Вечно хмурое лицо озаряется улыбкой. И дедушка, подступив почти вплотную, сжимает меня в медвежьих объятиях.
— Валюха, какая же ты красивая стала! — хлопает по спине огромной лапищей и добавляет ворчливо: — Ну ты вовремя. Я тут уже помирать без тебя собрался.
— С ума сошел! — машет на него полотенцем бабушка. Хлопочет, доставая из холодильника кастрюльки. Что-то разогревает.
— Да моя же ты милая, — утирает она слезы радости.
И я реву как белуга.
— Бабуль, а где же твои коклюшки? — изумленно гляжу я на пустой подоконник.
— Так глаза уже не те, Валечка! — вздыхает бабуля и все норовит меня приобнять. — Как ты поживаешь, детка? — спрашивает в нетерпении.
Я взахлеб рассказываю о Тимофее и близнецах.
— Мы к вам все вместе приедем!
И просыпаюсь в ужасе. Приедем? Куда?
Они же умерли давно. И дед, и бабушка.
О божечки! Это означает, что и мы все умрем. Добьют нас враги Тимофея.
Устало сажусь на постели. Обхватив руками коленки, реву от беспросветной тоски.
Мы все умрем. Нет! Я не хочу! Нужно уехать из этого Шанска куда подальше. Сбежать! Только так можно спасти мужа и дочек. Плюнуть на эти должности высокие и мою работу. В Москву, в Питер… В любой крупный город, где можно затеряться.
— Лер, ты чего? — раздается рядом сонный голос Тимофея. Муж садится. Морщась, трет лицо. — Ты чего, Лер? — повторяет насуплено.
— Тима, Тимочка! — кидаюсь я к нему на грудь. Реву, растирая по лицу слезы. — Давай уедем отсюда. Пожалуйста! Иначе нас убьют! Понимаешь?
— Ну-ну-ну, — принимает меня в объятия Морозов. Качает, словно маленькую. Целует в лоб, в висок. Гладит по голове.
— Нас убьют, Тима, — повторяю я обреченно.
— Эти Витины таблы ни хрена не действуют. Фигня какая-то, — замечает недовольно муж и неожиданно догадавшись, смотрит строго. — Или тебе сон приснился?
— Сон! — сознаюсь я, выдыхая. — Дедушка с бабушкой пришли. Они умерли давно. А я пообещала с семьей к ним приехать.
— Ерунда, — убирает волосы с моего лица Тимофей. — Покойники к дождю снятся. Так моя мама всегда говорила.
Вздыхаю грустно. И снова будто наяву вижу бабушку и дедушку. Не хотят меня отпускать.
— Расскажи мне о них, — ласково просит муж.
— Они в деревне живут. То есть, жили, — поправляюсь я поспешно. — Бабушка на коклюшках кружева плела, а дед — охотник у меня. Знаешь, какой классный! А у бабушки какой-то известный дизайнер кружева выкупал.
— А ты с родителями к ним ездила? — прижимает меня к груди Морозов.
— Наверное, — пожимаю я плечами. — Папа меня как-то забирал на машине. Но это было в последний раз. Больше меня туда не отвозили. Они умерли. Я тогда долго плакала.
— А на похороны кто-нибудь ездил? — пытливо интересуется муж. Заговаривает меня старыми воспоминаниями. Хочет, чтобы я успокоилась. А завтра скажет как ни в чем не бывало: «Ну куда нам ехать, Лер?»
— Вот хоть убей, не помню! — выдыхаю я в отчаянии. — Я же тогда совсем маленькая была. Лет пять, наверное…
— Ну не скажи, — улыбается Тимофей. — Я все лет с двух помню. Конечно, не Лев Толстой, который помнил собственные крестины. Но все-таки.
— Куда мне до тебя, — всхлипываю я печально. Но крепкие объятия мужа действуют лучше любого успокоительного.
— Байка Витя вытащил с того света, — тихонько шепчет мне на ухо муж. — Зашил, наколол обезболом. Дрыхнет наш пес, Лерочка. Боевой он у нас оказался.
— А Андрей Алексеевич? — спрашиваю, боясь услышать ответ.
— Увы, — горестно вздыхает муж. — Семье поможем, конечно. Но человека не вернешь. Твари, я им устрою, — сжав кулак, цедит сквозь зубы.
— Почему на нас напали? — лепечу я еле слышно.
— Честно говоря, не знаю, — вздыхает Тимофей. — Но разберусь обязательно. Найдем заказчика, не переживай. Завтра к нам новая охрана заступает. Не спорь, пожалуйста… — добавляет устало.
— Не буду, — всхлипываю я горестно и тут же приподнимаю голову. — А как же Надя?
— Будет с нами, если захочет, — отрезает муж. И я вижу, как на красивое лицо Морозова набегает мрачная тень.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Тима, — шепчу я, охватив крепкий торс обеими руками. — Нужна огласка. Тогда точно к нам больше никто не сунется. Давай устроим пресс-конференцию. Расскажем, как подверглись нападению. Ты же все-таки мэр. Лицо власти.
— А это идея, малыш, — улыбаясь, чмокает муж меня в лоб. — Спи давай. А я порешаю. Может и устроим прессуху. Пригласим журналистов из области. Я выступлю с речью.
— А я?
— А ты отдыхай пока. Завтра будет сложный день. Опять будут работать дознаватели, снимать показания.
— Боюсь спать, — признаюсь я честно.
— Почему? — строго смотрит на меня муж.
— А вдруг покойники за мной приходили…
— Лера, — резко окликает меня муж. — Ну что за чушь? Засыпай. Я буду рядом и никому тебя не отдам.
— Честно-честно? — улыбаюсь я сквозь слезы.
— Ну конечно! — чуть снисходительно бросает муж, вытирая мои щеки. — Давай спать, — тянет меня на подушку, не выпуская из кольца мускулистых рук.
Закрываю глаза, распластавшись на накачанной в меру мужской груди. Инстинктивно подстраиваюсь под дыхание Тимофея. Дышу с ним в унисон. Словно становлюсь с мужем единым целым. Может, это и есть любовь, ради которой и стоит жить?
Глава 40
Тимофей
— Закрыли мы Копылова, — вздыхает тяжко полкан. — Дело передали в суд. Теперь эта сволочь отмотает на всю катушку.
В окно бьют лучи августовского закатного солнца, наполняя комнату ярким светом, слепящим глаза.
Поднявшись, прикрываю жалюзи. И лишь на секунду скольжу взглядом по крышам домов, безошибочно находя свой. Там Лера и дети. Так и хочется сорваться к ним. Усмехаюсь, представив текст заявления об увольнении.
«Прошу уволить с должности мэра в связи с тем, что я соскучился по жене и детям»
— А с чего вдруг такой беспредел? — вернувшись в кресло, уточняю я с ехидцей. Хотя и так все понятно. Я покусился на святое. На комбинат! И тут у собственника замороженного производства снесло крышу. Оказывается, никто не хотел никого убивать. А только взять в заложники мою жену и грудных детей. И выдвинуть условия.
Всего-то!
Сжимаю кулаки до белеющих костяшек. Сейчас бы попался бы мне Копылов! Я бы ему точно врезал. Тварь. Ничего святого. Теперь пусть посидит. Подумает. Ходят слухи, что прокурором выступит сам Сарычев. А это значит, обвинение будет просить по максимуму.
Допрыгался, скотина! И комбинат его гадский теперь никому не нужен. Славе Градову достаточно было намекнуть местным бизнесменам о сомнительности сделки, как все покупатели, дравшиеся за комбинат, растворились в воздухе.
— Валерии Васильевне привет передавай, — тяжело поднимается с места полкан. — Боевая она у тебя. Хорошая. Настоящая жена командира.
— Спасибо, — киваю я. И проводив начальника местной полиции до двери кабинета, возвращаюсь к работе. Уныло оглядываю стол, заваленный бумагами. Мне бы хоть часов до восьми управиться. В доме теперь полно охраны и нянек. Да и Надежда пока с Лерой.
А еще нужно постараться до конца раскрутить историю с дедушкой-охотником. Нутром чую, что именно там и зарыты все тайны семьи Ушаковых. Но пока никаких зацепок нет. Ни одной. И Глеб ездил в командировку. И Андрюха местных спецов задрал. Бесполезно!
Да и сама жена не помнит названия деревни. Зато стреляет хорошо. За прошедшие два месяца я в этом убедился лично. Сайгу держит как родную. И по банкам из-под колы бьет четко. Стало быть, не придумала ничего моя Лера.
Под завалами документов дребезжит личный айфон.
Маргарита Анквист. Не знаю, откуда мне на голову свалилась эта дамочка, но выручила она меня с охраной. Отличных спецов прислала. Вот только моим парням ей пока отплатить нечем. Апелляцию они, скорее всего, просра…спустили в унитаз, то есть. Слишком весомые аргументы привела сторона обвинения.
