Если бы абаза прихватил его у того же Змеиного и хоть одну ночь потрепал — без словаря бы навеки запомнил этот сумасшедший ветер, — изрек Селенин, быстро уничтожая креветки.
Осеев опять подмигнул Погожеву: мол, сейчас понесет нашего инженера, только держись. И не ошибся. Селенин продолжал:
— Может, им там, в Москве, и нужен такой словарь, а наш брат, потомственные рыбаки, его с молоком матери в себя впитали.
Селенин любил покичиться своей рыбацкой родословностью. Родился и вырос Жора в рыбацком поселке на Азове. Хата Селениных стояла у самого рыбацкого причала. Отец верховодил в бригаде прибрежного лова. Так что труд рыбаков Жоре был знаком с детства. Отец часто брал его с собой «на срезку» ставникового невода. А потом, будучи учеником старших классов, во время каникул Жора ходил в море на равных паях. Последние годы учебы в школе он выглядел настолько «солидно», что иной рыбак рядом с ним казался мальчишкой.
В институте рыбного хозяйства он тоже всегда был на виду. И по своей комплекции, и по знаниям материала. Преподаватели охотно беседовали с ним о специфике рыбацкого труда, иногда обращались к нему за разъяснениями. И это немножко завихрило мозги Селенину. Нет, он не зазнался, не стал пропускать лекции. В этом отношении он был по-прежнему дисциплинированным и своим в доску парнем. Но его вдруг потянуло за границу. Тем более что возможности такие были: почти ежегодно кто-то уезжал из их Института, как специалист рыбного хозяйства, на год-два в развивающиеся страны Африки. Но ехали, в основном, из преподавательского состава, люди с большой практикой и солидным теоретическим багажом.
Жора считал, что практика у него немалая. Плюс — лучший студент института. Селенин заручился поддержкой секретаря партийного комитета и деканата. Все было на мази. Все верили в стопроцентный успех Селенина. И сам он — тоже. Потому что его заявление с характеристиками института и райкома партии в Министерстве рыбного хозяйства были восприняты доброжелательно. В шутку друзья уже называли Жору африканцем.
И вот, когда казалось, что все треволнения позади, кто-то на верхах сказал: «Кандидатура хорошая. Но пусть он вначале пару лет поработает дома. Это ему не помешает». Человек сказал из хороших побуждений. Но для молодого инженера Селенина это было большим ударом. В глубине души он считал, что на верхах его намеренно обошли, чтоб послать кого-то из своих.
При распределении Селенина не направили ни на Дальний Восток, ни на Камчатку, а в распоряжение Крымского рыбакколхозсоюза. Мол, специфика этого района Селенину хорошо знакома, и он сразу же включится в дело. Рыбакколхозсоюз направил молодого инженера Селенина Георгия Ивановича на самый юг полуострова, в рыбколхоз «Дружба». Колхоз этот, конечно, не шел ни в какое сравнение с большими многоотраслевыми хозяйствами Керчи и Тамани. Но в рыбакколхозсоюзе был на хорошем счету, так как всеми правдами и неправдами с планом справлялся.
Прибытие молодого специалиста в жизни колхоза переворота не сделало. Селенин на все посматривал со снисходительной улыбкой, если не с равнодушием. Он, не скрывая, считал себя в «Дружбе» человеком временным и часто напоминает о себе в министерство. Хотя обижаться на него в «Дружбе» особо не могли, все, что от него требовалось, он делал, и неплохо. Селенин понимал, что от колхоза тоже потребуется характеристика, когда встанет вопрос о его поездке за рубеж.
Покончив с креветками, Жора сгреб шелуху в миску и отодвинул ее от себя, снова откинулся на спинку кресла, погладил живот и обвел кэпбригов взглядом.
— Где же ваши квитанции, рыбачки? — насмешливо щуря глаза, спросил он. — Полновесные квитанции на сданную государству рыбу. Я-то думал, приеду, а у вас финансовый план под завязку.
— Тебя ждали, — фыркнул Торбущенко, как всегда в таких случаях изучая взглядом потолок каюты. — Ты инженер по лову, вот и покажи, как надо ловить скумбрию, когда ее нету.
— А что, братцы, когда-нибудь наступит такое золотое времечко — закинешь невод в море и вместо рыбы поднимешь сразу квитанции, — каким-то радостным голосом, словно он сделал великое открытие, выкрикнул улыбающийся Сербин. — Вот житуха будет! Никакой мороки со сдачей рыбы, никакого опасения, что завоняется. И муган будет квитанциями, и то, что на базар...
— На базаре номер с квитанциями не пройдет, — послышался категорический протест Витюни из-за спины Торбущенко. — Там подавай товар лицом.
— Привыкнут, — продолжал развивать свою фантазию Серега. — Зайдешь в ресторан, глянешь в меню и скажешь: поджарьте мне квитанцию сто пять дробь восемнадцать. Да смотрите, чтоб не особо жирная была...
— Так как квитанции в море не водятся, надо искать скумбрию, — сказал Осеев. — Витюня, мотанись-ка за Платоном и стариком Гусаровым, скажи, кое-что обмозговать надо...
Глава одиннадцатая
1
Уже в сумерках сейнера обогнули северную оконечность косы, и вскоре белый огонь Тендровского маяка остался у них за кормой. Темная волна всплескивала и шуршала у форштевней, поблескивала отражением и зыбкими желтоватыми дорожками от огней сейнеров.
На случай, если вдруг скумбрия пройдет мористее берегов Болгарии и чтоб не попасть впросак всем бригадам рыбколхоза, посовещавшись, кэпбриги решили сейнера Сербина и Гусарова оставить в районе Тендры. Но и эти трое кэпбригов идти ночью через море не решились, побоялись проскочить мимо скумбрии. Поэтому еще не исчезла с горизонта белая звездочка Тендровского маяка, а они уже отдали команду заглушить двигатели и сейнера легли в дрейф. И сразу же со всех сторон навалилась полнейшая тишина. Голоса людей были слышны на добрую милю. И стук ложек о миски.
Огоньки сейнеров светились и справа и слева, по всему простору ночного моря. Ночь безветренная, море спокойное, но рыбакам было не до сна. Они ждали скумбрию, стояли на страже.
В капитанскую каюту на огонек опять слетелись комары. Сбылось предсказание Осеева.
— Э-э, теперь пока невод в море не прополощем, нечего и думать, что так скоро от этих кровопийцев отделаемся, — говорил Виктор, охотясь за комарами со свернутой в трубочку газетой. — Ничего, с этими еще мириться можно. Все же поменьше, чем в Тендре. — Потом он достал шахматы и предложил Погожеву «сразиться».
Только расставили шахматы и Погожев сделал первый ход, как в каюту втиснулся Сеня Кацев. А следом за ним — Фомич и Витюня. Они не спеша, но, видимо, надолго устроились
