— Могу вас лишь поблагодарить, — попытался поймать дипломатический мяч Эпинэ. — Однако здесь вы подвергаетесь…
— И что с того? — Алат совершенно не по-посольски подмигнул. — Лучше скажите, что вы собираетесь делать? Я смотрю, тут много мирного народа, им нужна защита, а людей у вас негусто.
— Вы хотите…
— Считайте меня вашим полковником, хотя людей у меня, как у капитана.
— Но ваши…
— Господин Эпинэ, те, кто не может или не желает держать саблю, отправились с Глауберозе, а со своим Альбертом я уж как-нибудь объяснюсь… Если мы с вами выберемся из этой передряги, само собой. Так что нам делать?
— Будем решать вместе.
— Монсеньор… Монсеньор… Его высокопреосвященство…
— Что с ним?!
— Он здесь… У дракона! Жив — здоров, только людей… раз-два да обчелся.
Наверное, Робер стал-таки пристойным Проэмперадором — он не сорвался с места, а вежливо пригласил новоявленного союзника — закатные твари, ну как же его звать?! — на совещание с кардиналом.
Левий сидел на той же скамье у водопада, что и они с Эрвином после спуска в разрушенный храм. В сгущающихся сумерках серое одеяние и седина кардинала резко выделялись на фоне ставшей очень темной листвы.
— Мир вам, — негромко сказал его высокопреосвященство. — Хорошее все же пожелание, в полной мере я оценил его лишь сейчас. Чего не мог рассказать мне Сэц-Ариж?
Робер рассказал, алат коротко добавил — он в самом деле вел себя как полковник, и отнюдь не паркетный. Левий тронул своего голубя.
— В городе Франциска тот же ужас.
— А Ноха? — Ну зачем он спросил?! Ведь обещал же себе!..
— Ноху штурмовали, и, по крайней мере, первые штурмы были успешно отбиты. — Кардинал не успокаивал, но от души у Робера слегка отлегло. — Что там сейчас, неизвестно, но будем уповать на милость Создателя и мужество верных слуг Его, как собравшиеся у этих вод уповают на нас с вами.
5
Почти стемнело, и Джанис полез на торчащее на краю огородов дерево, спустился, позвал Пьетро. Тот взобрался еще выше и вернулся с неутешительными новостями — в городе пожары. Горит в разных местах, горит сильно. Значит, все стало еще хуже, чем было.
— Сударыня, мне нужно отлучиться, — кротко уведомил Пьетро, и Арлетта невольно покосилась на пальцы монашка — четок в них не было. — Поверьте, вы в безопасности, к тому же с вами останется Джанис.
— Не нужно. — Они с Марианной сказали это одновременно. Что-что, а читать мужские взгляды умели обе, и тот, которым обменялись за ужином их спутники, означал: нужен экипаж, значит, будет экипаж. — Уводить лошадей лучше вдвоем.
— Вы правы, — не стал настаивать агнец Создателев, и дамы остались одни.
Обещанные простыни в домишке огородника нашлись, но ложиться было страшно. Кое-как умывшаяся Марианна свернулась калачиком на постели, глядя на слишком дорогой для такой халупы фонарь, вокруг которого уже кружили беспутные бабочки. Удирая из Сэ, Арлетта провела одну ночь в крестьянском доме, но это было другое бегство, и беда тоже была другой.
— Сударыня, — внезапно сказала Марианна, — если с ним что-то… Вы мне скажете?
— Прекрати! — Потерявшая самое дорогое женщина обернулась к той, что только боялась потерять. — Никогда загодя не хорони! Знаю, что трудно, но если хочешь дать Роберу счастье, думай, что он бессмертен, а ты уж как придется.
— Я не смогу не бояться… За него. Но я совру, он не догадается!
Да. Грейндж, проверьте, что творится у Перекатного моста. От Благодати до него рукой подать, вдруг все же выйдет уйти левым берегом? Там попросторней, да и окраина недалеко…
— Будет сделано, Монсеньор.
— Жду вас здесь через час. Раньше этот табор все равно не поднять.
— Пойду к людям. — Левий уже стоял, расправляя складки своего одеяния. — Напомню, что спасение наше в нас самих и в готовности нашей протянуть руку ближнему. Или, если угодно, взять к себе в повозку старика или ребенка.
— Хорошо, — согласился Робер и едва не взвыл, ступив на больную ногу. — Идемте вместе…
Бедро болело, словно по нему саданули копытом, но нога слушалась, значит, кости целы. Дювье молодец, что вспомнил о Небесной Благодати. И алат молодец, и церковники с Левием, вместе они выберутся и вытащат беженцев. Ну а потом придется вернуться в это безумие и попробовать с теми солдатами, кто еще остался, как-то все угомонить.
— Сын мой, если ты запамятовал имя нашего алатского друга, то его зовут Карой. Балинт Карой, и ты смело можешь ему доверять.
— Я доверяю, — заверил Эпинэ. — Ваше высокопреосвященство, как такое могло выйти? С чего?
— Сейчас это неважно. Сейчас не важно ничего, кроме повозок и эскорта. Остальное забудь!
— Да, — пообещал Робер, — я забуду.
Глава 6. БЕРГМАРК. АГМШТАДТ ТАЛИГ. ОЛЛАРИЯ
400 год К. С. Ночь с 7-го на 8-й день Летних Молний
1
Матери грозит опасность? Пожалуй… Граф Савиньяк не считал, сколько раз за день, вечер и, пожалуй, уже ночь он повторил про себя эти слова, но жизни, а значит, дела, это не отменяло. Просто мать, чем бы маршал ни занимался, стояла у окна и, придерживая портьеру, глядела в пустой нохский двор. Нет, рассуждать это не мешало. Рассуждать, разговаривать, обедать, незаметно поправлять маркграфа, именно сегодня вздумавшего обсуждать ор-гаролисскую главу своего труда.
В соответствующих местах Лионель кивал, поливал кабанье мясо ежевичным соусом и объяснял, что командующему дриксенским авангардом должен воздать по заслугам если не глупый Фридрих, то умный маркграф, а материнские руки все теребили и теребили ярко-синюю ткань. Даже если все обойдется, он их не забудет, как не забыл падающие со стола фок Варзов и разбегающиеся по неровному полу грифели. Капитан Савиньяк их собирал, а маршал рассказывал про Борна.
Отцу незачем было ехать к мятежникам, а матери — в столицу, это должен был понять хотя бы Бертрам! Не понял, да и откуда? Что вы говорите, дорогой Вольфганг-Иоганн? Нет, я не считаю верным принижать таланты дриксенских генералов, в том числе и потому, что это уже делает «Неистовый». Не ценя врага, мы не ценим свои победы, поставив же вражеских офицеров выше принца, мы толкаем принца на новые глупости, столь нам полезные…
Обед, обсуждение, послеобеденное вино с шутками и пожеланиями тянулись, тянулись и наконец, кончились, как кончается все. Лионель неторопливо отложил расшитую золотыми корабликами салфетку, поцеловал руку Фриды, прошел коридорами, в которых уже зажгли лампы, выслушал просьбу адъютанта, судя по глупому виду, изрядно в кого-то влюбленного, запер дверь и в очередной раз попытался прорваться в Олларию. Без толку — увешанные бергерскими трофеями стены исчезать не желали, а до двора с чертополохом и разбитыми бочками была неделя быстрой скачки. Даже выехав немедленно и загнав десятки лошадей, ничего не изменишь.
Первым про резню узнает Фажетти, погонит курьеров, и те поскачут, везя в сумке теперь уже вчерашний день. Смысла любоваться маской тоже нет, да и связана ли она с видениями? Маршал убрал антик, в сходстве с которым его заподозрили, а заодно и надежду увидеть Олларию. Знай он Карваля, Левия, нынешнего Эпинэ лучше, можно было бы взглянуть их глазами и хоть что-то понять, но близко Ли знал лишь мать, Марианну и Инголса, а они ничего не решали. Бунт, кто бы до него ни довел, давят военные, а следы на державных коврах замывают политики, хотя попадаются и те, кто способен как на первое, так и на второе. В себе Савиньяк не сомневался — мятеж в Эпинэ он погасил бы за пару недель, вот только в Олларии ощущалось нечто особенное, что для начала требовалось понять.
Пропавшие церковники, отсутствующие стражники, горожане, прущие на стены, как вариты на агмские перевалы, «висельники», вздумавшие защищать гнездо эсператистов, трупы без ран, странности с вдовой Арамоны и с ним самим — все это не могло не быть взаимосвязано, но, во имя братца — Леворукого, как?! Допустим, стражников нет, потому что в другом месте еще хуже. Церковная гвардия пошла кому-то на помощь и не смогла вернуться. Объявился новый Авнир, и горожане навязали черные ленточки, но погромщиков никто не вел, в этом Лионель не сомневался! Не было у толпы вожака, в отличие от «висельников»…
А если Джаниса на выручку Нохе погнал Эпинэ или Левий? Чушь. Никакая «Тень» не заставит ворье драться за других, да еще с такой яростью; и никакой Авнир не превратит добропорядочных мещан в обезумевших смертников. Похоже, их можно только убивать, но дошло ли это хотя бы до Карваля и сколько в городе бесноватых? Церковников не тронуло или… тронуло раньше, потому-то их и мало…
— Монсеньор, — адъютант казался сразу смущенным и удивленным, — к вам девица Арамона.
— Пригласите.
Нежданная гостья приглашения дожидаться не стала, но сделать очень милый книксен не забыла. Адъютант, поймав взгляд начальства, вылетел за порог. Галантно скрипнула закрываемая дверь.
